Чезаре беккариа криминология. О преступлениях и наказаниях. О книге «О преступлениях и наказаниях» Ч. Беккария

И законности, он обосновывал право наказания с позиций теории общественного договора, т.е. необходимостью защищать «общее благо» и обеспечивать безопасность и свободу граждан. Признавая авторитет закона как гарантию от злоупотреблений, он настаивал на равенстве наказаний для всех граждан, на соответствии между совершенным преступлением и назначаемым наказанием. Цель наказания видел не в устрашении, а в его неизбежности, говорил о презумпции невиновности. Большую роль Беккариа отводил предупреждению преступности через совершенствование воспитания и законов; первым выступил против смертной казни.

О. А. Останина

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. I, А - Д, с. 230.

Беккариа (ит. Beccaria), Чезаре (15.03.1738, Милан - 28.11.1794, там же) - итальянский философ и юрист. Старший сын в обедневшей, но очень знатной семье. Участвуя в 1760-х в просветительском кружке в Милане, познакомился с произведениями Ш. Монтескье, К. Гельвеция и других философов Просвещения. Широкую славу Беккариа принесла брошюра «О преступлениях и наказаниях» (1764). Содержавшиеся в ней «Введение» и «Обращение к читателю» стали своего рода программой европейского Просвещения в сфере юриспруденции, отвергая традиции средневекового права и призывая к гуманизации законодательства. Беккариа исследовал само право наказывать, трактуя проблему в духе идей Ж. Ж. Руссо (гл. II); неясность формулировок в законах и необходимость разработки для них общего критерия (гл. V); соответствие наказания преступлению (гл. VI и VII). Особенно сильное впечатление на современников произвело требование публичности процесса, обеспечения прав и гарантий обвиняемого (гл. XIII, XIV и XV). Однако широкий международный резонанс работа Беккариа вызвала прежде всего из-за категорического осуждения пыток (автор творчески развил воззрения Монтескьё на этот счет) и смертной казни.

Книгу Беккариа приветствовали в печати братья Верри (см. Верри П.) и Д. Дидро . В 1766 году Вольтер опубликовал весьма благожелательный комментарий к сочинению, тогда как католическая цензура, напротив, поместила книгу Беккариа в Индекс запрещенных книг за утверждение о различии между грехом и преступлением. В том же году Беккариа совершил триумфальную поездку в Париж, после которой, однако, начал все больше тяготиться общественной деятельностью, предпочитая уединение.

Екатерина II при составлении той части своего «Наказа» (1766), что касалась реформы уголовного законодательства, руководствовалась идеями Беккариа, будучи знакома с ними по переводу его книги на русский М. Щербатовым . В 1766 он был приглашен в Россию для участия в реформе законодательства. Э. Морелле и Ж. Л. Д’Аламбер отсоветовали ему ехать, а в 1767 граф В. А. Кауниц формально запретил Беккариа покидать Ломбардию. В 1764-1766 Беккратиа сотрудничал с самым известным изданием итальянского Просвещения - журналом «Кафе», опубликовал в нем ряд работ по экономике, эстетике и др. В 1769-1771 он преподавал экономику в Милане, с 1771 был членом Верховного экономического совета. Последующая карьера чиновника высшего ранга отдалила Беккариа от братьев Верри и других деятелей Просвещения. Опубликованные им в 1770-х годах сочинения значительно уступали его главной работе по оригинальности мысли и полемическому задору и не получили столь же широкого общественного отклика.

Главный труд Беккариа был переведен на многие европейские языки. В конце 1765 Морелле выпустил его в Париже на французском. Первое английское издание вышло в 1767; американское - в 1773. В 1770 появился шведский перевод, в 1772 - польский. Под влиянием идей Беккариа в ряде государств были отменены смертная казнь (в Тоскане - в 1786; в Пруссии - в 1787) и пытки (в Швеции - в 1772; в Польше - в 1776).

И. Е. Андронов.

Российская историческая энциклопедия. Т. 2. М., 2015, с. 425-426.

Сочинения:

Литература:

Boneschi M. Quel che il cuore sapeva: Giulia Beccaria, I Verri, I Manzoni. Milano, 2004; Tessitore G. Cesare Beccaria: l’uomo e il mito: idealizzazione e realtà storica. Milano, 2008.

Беккариа (Cesare Вессаnа) (1738-1794) - знаменитый публицист, родился в Милане 15 марта 1738 г., по праву первородства наследовал титул маркиза Бенесано, учился в университете в Павии, где в 1758 г. получил степень доктора прав. В то время Италия представляла ряд мелких государств, раболепно заискивавших перед иностранными правительствами. При полном отсутствии политической независимости умственная жизнь страны находилась в совершенном застое. Родина Б. подпала под власть Австрии и, по словам самого Б., в Милане при населении в 120000 жителей, едва ли можно было найти 20 человек, ценивших просвещение. При всеобщей апатии, при склонности к спокойствию самого Б. и при его недоверчивости к собственным силам, он едва ли выступил бы на литературное поприще, если бы не нашел глубокого сочувствия и поддержки в тесном кружке просвещенных людей, который под названием "Il Caffe" (кофейного) сгруппировался в Милане вокруг братьев Верри. Кружок этот горячо интересовался всеми вопросами своего бурного времени и даже издавал журнал, который) под тем же названием "Il Caffe", печатался в Брешии, так как сотрудники (в числе их был и Б.) избегали местной цензуры и тщательно скрывали свои имена. Журнал просуществовал два года (с июня 1764 по июнь 1766) и обратил на себя внимание заграницей. В то время Вольтер и энциклопедисты во Франции выдвинули в печати на первый план вопросы о веротерпимости и об отмене пытки. Процесс Жана Калласа в Тулузе (1762), увековеченный защитой Вольтера, поднял все литературные силы против изуверства и уголовных законов, которые его поддерживали. По плану энциклопедистов атака должна была открыться сразу и по возможности во всех пунктах Европы. Миланский кружок получил приглашение принять участие в предполагаемом походе, и по единодушному решению его членов 25-ти летний Б. должен был написать сочинение о преступлениях и наказаниях. Через 10 месяцев труд был доведен до конца, и 10 апр. 1764 г. рукопись сочинения: "Dеi delitti е delle реnnе" была отправлена для напечатания в типографы Обера в Ливорно, так как в Тоскане была при Леопольде почти полная свобода печати. Первое издание вышло в свет в августе 1764 г. без означения места печати и имени автора. Оно быстро разошлось в Италии. Опасаясь преследований, от которых его спасли только общественное мнение и покровительство миланского наместника, Б. некоторые мысли старался излагать туманно. Тем не менее смелость и сила его речи вызвали всеобщее удивление. В первые же два года по своему изданию книга Б. появилась на французском, немецк., англ. и голландском языках. Из этих переводов особенно замечателен франц. перевод аббата Мореллэ (Пар., 1766), который придал трактату Б. другой порядок изложения, принятый впоследствии и самим Б. в дальнейших изданиях своей книги. При обшей распространенности франц. языка перевод Мореллэ распространил идеи Б. по всей Европе. Впечатление, произведенное трактатом Б., было громадно; для современников он обладал чарующей силой. Они называли идеи Б. откровением свыше и пророчеством будущего. Энциклопедисты величали Б. новым Ликургом; единственным законодателем своего времени; Дидро, Вольтер, Гельвеций спешили к трактату Б. присоединить свои примечания и комментарии. На мнения Б., как на новый закон, ссылались даже в уголовных судах в Австрии, в Германии в особенности во Франции, чтобы смягчить жестокость приговоров. Коронованные особы вступали с Б. в сношения. Екатерина II вызвала его в России, и он даже решился ехать к нам, но д"Аламберт был против этой поездки; ее не допустило и австрийское правительство, учредив для Б. в 1769 г. кафедру политической экономии в Милане, где он и умер 28 ноября 1794 г.

Беккария окончательно поколебал всеобщую веру в устрашение казнями, как в единственное и всесильное средство для уничтожения преступлений; он доказал, что суровые наказания, ожесточая нравы, только увеличивают преступность в народе, и что политическая мудрость безусловно требует постоянного смягчения системы наказаний. Он выразил глубокое негодование против возмутительных пыток и варварских казней своего времени и указал на нелепость в самом законе предоставлять уголовные доказательства; он восстал против тайных обвинений, развращающих граждан, но в особенности против смертной казни, всегда вредной в благоустроенном государстве по своим разнообразным последствиям для всего общества. Б. первый поднял вопрос об отмене смертной казни и к аргументации его до сих пор не прибавлено ничего нового. Если бы Б. ограничился только этим смелым протестом против бессмысленных установлений и жестокости уголовной практики, то и тогда заслуга его была бы велика. Но Б. обнаружил и высокое творческое дарование и дал новые основания для уголовной политики Он отделил. круг действительных преступлений от воображаемых и произвольных; в самом экономическом строе общества и в устарелом механизме государства он указал причины, от которых преступления неизбежно размножаются, и выяснил лучшие средства для борьбы с преступлениями. Он первый выразил убеждение, что нельзя даже вполне оправдать наказания, пока для предупреждения преступлений общество и закон не приняли всех иных наилучших мер, какие возможны при данных условиях народной жизни. Для уменьшения числа преступлений Б. требует от просвещенного правительства прежде всего распространения образования в народе, мер для развития благосостояния в массе, постепенного уравнения всех граждан как в нравственных, так и в материальных выгодах, как на долю каждого должна бы давать общественная жизнь. Это основной мотив трактата, выраженный сдержанно, но твердо и отчетливо. Конечно, мысли, выраженные в трактате Б., он не первый оповестил Миру, но его заслуга заключается в том, что он свел в одно стройное целое отрывочные идеи предшествовавших ему мыслителей. Трактат его, может быть, не отличается философской глубиной, но он говорит сердцу и чувству человека и написан с искренним воодушевлением, которое охватило его современников и побудило их немедленно приступить к отмене наиболее жестоких уголовных законов. Но трактат Б. стоял выше своего времени, идеи его лишь с трудом утверждались в жизни и немалому еще могли бы мы и в настоящее время поучиться у Б. Почти вслед за изданием этого трактата Фридрих II составил для Пруссии новый уголовный кодекс с значительным смягчением наказаний; Иосиф II отменил пытки, вычеркнул из кодекса мнимые и религиозные и нравственные преступления, чрезвычайно смягчил наказания за действительные религиозные и политически преступления, уменьшил число смертных казней; в Тоскании герцог Леопольд уничтожил пытки, совершенно отменил смертную казнь и столь же, если не больше, смягчил наказание за упомянутые выше преступления; во Франции, во время Революции, сделаны были перемены в том же духе; в России императрица Екатерина II стремилась осуществить идеи Б. И что же? Не прошло и 10 лет, как прежний порядок, с незначительными изменениями, возвратился во всех этих странах, а в России смертная казнь, фактически уничтоженная было при Елисавете Петровне, вновь призвана была для устрашения массы. Достаточно сказать, что в Пруссии, еще в начале нынешнего столетия, существовало четвертование снизу вверх и сверху вниз; что во Франции только после 1830 г. отменены клеймения, отсечения пальца; что в России лишь в 1863 г. отменены в принципе телесные наказания; что даже в наше время в Европе, вообще говоря, наказания далеки от той мягкости и умеренности, которой желал Б., а юстиция еще страдает многими из тех недостатков, против которых он восставал. Трактат Б. О преступлениях и наказаниях признается одним из источников нашего законодательства. В первые годы своего царствования Екатерина II одушевлена была искренним стремлением усвоить России высокие идеи Б., которые она внесла в свой Наказ 1767 г., данный комиссии для сочинения проекта нового Уложения (П. С. 3., ј 12949). На рукописи Наказа, - которая хранится в зале общего собрания Правительствующего Сената в серебряном ковчеге, - имеется собственноручная пометка императрицы о том, что вся Х глава Наказа: "Об обряде криминального суда" есть перевод из книги Б., сделанный по ее повелению Григорием Козицким. Хотя, судя по заглавию, Х глава посвящена лишь вопросам судопроизводства, но в ней говорится и о законах вообще и о преступлениях и наказаниях. Сверх того, заимствовании из Б. встречаются и в главах V, VI и IX. По своему содержанию к уголовному праву может быть отнесена треть всего Наказа - 227 статей, и из них 114 принадлежат Беккарии. Однако, не все его мнения приняты и по некоторым вопросам предпочтение отдано Монтескье. Не мало в Наказе и недомолвок. Так, в нем хотя и говорится о равенстве всех перед законом (ст. 34), но не упоминается о равенстве наказаний для всех (у Б. 27). Кроме того, в Наказе допущено прямое противоречие по вопросу о смертной казни, так как статьи 79 и 486 заимствованные у Монтескье, не согласованы с ст. 209 - 212, взятыми у Б. Наказ не получил силы закона, но и в позднейшем своем законодательстве Екатерина иногда руководствовалась идеями Б. Именно, мысль Б., чтобы каждый был судим себе равным, нашла себе выражение в Учреждении о губерниях 1775 г., по которому каждое сословие в России получило свой особый гражданский и уголовный суд. Но нельзя не заметить, что мысли Б. более соответствует суд присяжных, чем суды сословные. Положения Наказа остались в области благих пожелали, но именно Х глава его, заимствованная у Б., отчасти получила силу закона, так как при составлении Свода Законов она включена была в число источников главы III "Законов о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках" (т. XV, ч. II Св. Зак. по изд. 1876 г.). Таким образом, через посредство Наказание которые положения Б. о предварительном аресте и после доказательств до сих пор остались законом, действующим в тех частях Империи, где еще не введены судебные уставы 1864 г. Этим путем утвердилось в сознании малообразованных судей прежнего времени правило Б., внесенное в закон, о том, что "чем более тяжко обвинение, тем сильные должны быть и доказательства" (ст. 345, т. XV, ч. II). Это правило, помещенное рядом с изречением Петра Великого, что "лучше освободить десять виновных, нежели приговорить невиновного" (ст. 346, взята из ст. 9 Воинского Устава 1716 г.), предупредило множество казней за преступления, не вполне доказанные. Но истинный смысл всего учета Б. о доказательствах, требовавший свободного убеждения судьи в виновности или невинности обвиняемого, не был усвоен нашим законодательством до судебной реформы 1864 г. Прибавим, наконец, что и составители судебных уставов руководствовались трактатом Б. и, между прочим, вполне усвоили нашему новому законодательству учение Б. о присяге, которое не было введено в Наказе 1767 г.

Кроме своего трактата о преступлениях и наказаниях, Б. не написал ничего замечательного. На родине его пользуется еще известностью его сочинение о языке и теории слога - "Ricerche intorno alla natura dello stilo" (Милан, 1770), но его политико-экономические труды не поднимаются над уровнем посредственности. Лучшее издание полного собрания его сочинений("Ореrе")сделано Виллари (Флор., 1854), а лучшее издание его знаменитого трактата приложено к исследованию Канту "В. il diritto penalе" (Флор., 1862; франц. перевод Лакуанта и Дельпеш"а, Пар., 1885). В 1870 г. на пожертвования всего образованного Мира был воздвигнут Б. памятник в родном его городе. Статуя, сделанная скульптором Гранди, изображает Б. в тот момент, когда, остановившись с пером в руке, он готовится написать: "но если я докажу, что смертная казнь не оправдывается ни пользою, ни необходимостью, то дело человечества будет выиграно". Слова эти изображены на памятнике. Со смертью сына Б., Юлии (1856), род его прекратился. В настоящее время трактат Б. переведен на 22 языка. Виднейшие криминалисты не перестают переводить его: новейший немец. перевод принадлежит Глазеру (Вена, 1876), французский - Фостен Эли (Faustin Helie, Пар., 1856). На русском языке, помимо извлечения в Наказе Екатерины II, имеются пять полных переводов Б. Первый перевод Дмитрия Языкова ("Рассуждение о преступлениях и наказаниях с присовокуплением примечаний Дилерота и переписки Б. с Морелдэтом", напечатан по Высочайшему повелению, Спб., 1803), сделанный с француз. издания Мореллэ, по тщательности своей далеко превосходит последующий перевод Хрущева (1806). Перевод Ив. Соболева ("О преступлениях и наказаниях", Радом, 1878) сделан с неудовлетворительного итальянского издания 1853 г., в котором сочинение Б. помещено в том виде, в каком оно было напечатано в первых итал. изданиях до исправления самим автором порядка своего изложения, согласно франц. издание Мореллэ. Перевод С. Зарудного ("Б. о преступлениях и наказаниях в сравнении с главою Х Наказа Екатерины II и с современными законами", Спб., 1879) не всегда точен, в особенности при передаче политико-экономических идей, но издание это заслуживает полного внимания, так как в нем параллельно с текстом Б. помещен текст Наказа и современных русских законов; для изучения влияния Б. на наше законодательство интересны и приложения переводчика. Новейший лучший перевод, сделанный, как и перевод С. Зарудного с издания Канту, принадлежит С. Я. Беликову ("О преступлениях и наказаниях"; Харьков, 1889), который приложил к своему изложению этюд о значении Б. в науке и в истории русского законодательства. Ср. Ринальдини, "В oiographische Skizze nach Cantu"s В." (Вена 1865); Амато-Амати, "Vita edopere di Cesare В." (Милан, 1872); Путелди, "В. е la репа di morte" (Удино, 1878); С. Я. Беликов, "Б. и значение его в науке уголовного права" ("Журнал Мин. Юстиции", 1863 г., кн. 7); А. Городиссий (псевдоним А. Кистяковского), "Влияние Б. на русское уголовное право" (там же, 1864 г. кн. 9).

Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон Энциклопедический словарь.

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический указатель).

Исторические лица Италии (биографический справочник)

Сочинения:

Opera, a cura di Sergio Romagnoli, vol. 1 -2. Firenze, 1963; в рус. пер.- О преступлениях и наказаниях. М., 1939.

Opere. Firenze, 1958. T. 1-2; Dei delitti e delle pene / A cura di F. Venturi. Torino, 1965.

Литература:

Левенсон П. Я. Беккариа и Бентам, их жизнь и общественная деятельность. СПб., 1893;

Решетников Ф. М. Беккариа. М., 1987.

Boneschi M. Quel che il cuore sapeva: Giulia Beccaria, I Verri, I Manzoni. Milano, 2004;

Tessitore G. Cesare Beccaria: l’uomo e il mito: idealizzazione e realtà storica. Milano, 2008.

БЕККАРИА (Beccaria)

Чезаре (1738-1794) - выдающийся итальянский юрист, гуманист и просветитель;

родился и жил в Милане. После окончания юридического факультета занялся литературной деятельностью. В возрасте всего 25 лет, не будучи ни профессиональным юристом, ни университетским ученым-правоведом, Б. за 4 месяца написал книгу-памфлет "О преступлениях и наказаниях" (1764), которая и определила его место в истории политических

учении, уголовного права и законодательства.

В своей книге Б. не только обличал, но и доказывал нерациональность жестокости, несправедливости и произвола феодального правосудия, убедительно раскрывал бессистемность и противоречивость законодательства современных ему государств Европы. Особое внимание он обращал на законы в области преступлений, наказаний и судебной процедуры. Книга Б. содержала страстный призыв к искоренению феодальных судебных порядков, при которых "царицей доказательств" объявлялось признание обвиняемого, полученное под пытками. При этом Б. доказывал, что жестокие и несправедливые формы феодального судопроизводства неэффективны, поскольку пытками легче вырвать "признание" у невиновного, чем у закоренелого преступника.

В противовес этому Б. изложил принципы, на которых следовало бы основывать гуманное, справедливое и в то же время рациональное и эффективное уголовное законодательство. Б. призывал к установлению равенства всех граждан перед законом, прежде всего путем отмены привилегий дворянства и духовенства (сам Б. принадлежал к аристократическому обществу, носил титул маркиза). Б. настаивал на том, что толь-ко закон может определять круг преступных деяний и что виновный может быть приговорен только к тому наказанию, которое ранее было установлено законом. При этом закон должен соразмерять тяжесть преступления и наказания, а число деяний, влекущих за собой уголовную репрессию, должно быть сокращено до "разумного минимума" прежде всего путем отмены наказаний за ересь, колдовство и т.п. Наказанию следует подвергать только действия, а не слова или мысли людей: тяжесть наказания определяется тем вредом,который причинен "общественному благу".

Б. призывал к постепенному смягчению наказаний, но с тем, чтобы оно неотвратимо следовало за преступлением. В своей книге Б.привел ряд аргументов в пользу отмены смертной казни, которые используются и поныне: как показывает "опыт веков", она не останавливает преступников, уступает как средство устрашения зрелищу пожизненного рабства, ожесточает нравы, подавая людям пример жестокости, и т.п. (В конце своей жизни, будучи членом комиссии по реформе Уголовного кодекса в Ломбар-дии, Б. в одном из документов привел еще один аргумент против смертной казни - невозможность исправить судеб-

ную ошибку.) Хотя в своей книге Б. не потребовал немедленной и полной отмены смертной казни и даже допускал возможность ее применения при чрезвычайных обстоятельствах, в сознании и его современников, и последующих поколений его книга по справедливости расценена как первое исторически значимое выступление против смертной казни, положившее начало движению аболиционистов - сторонников ее отмены.

В книге Б. вопросы уголовного права и процесса рассматриваются в тесной связи: он делал последовательные выводы из презумпции невиновности, высказывал интереснейшие мысли о правах обвиняемого, о достоверности показаний свидетелей и т.п. При этом он доказывал, что соблюдение законов при расследовании и судебном разбирательстве содействует установлению истины и наказанию виновного. .

Особое внимание Б. уделял проблеме предупреждения преступлений, исходя из сформулированного им принципа:

"Лучше предупреждать преступления. чем наказывать за них". В этих целях он считал сугубо важным просветительство и воспитание уважения к закону.

Помимо содержательной стороны книги Б. необходимо отметить и ее форму. Небольшая по размеру книга написана стилем, не уступающим лучшим образцам европейской прозы XVIII в., - лаконичным и образным, рассчитанным на то, чтобы оказать максимальное воздействие и на разум, и на чувства читателя. Под ее непосредственным влиянием (в XIX в. она была переведена более чем на 25 языков) в ряде государств тогдашней Европы были отменены либо ограничены в применении пытки подозреваемых и смертная казнь, в особенности в ее наиболее жестоких формах. Книга Б. наряду с трудами Монтескье, Вольтера, энциклопедистов вошла важной составной частью в основной идеологический фонд Просвещения XVIII в., подготовившего общественное сознание к необходимости ликвидации феодальных порядков, к эпохе революций конца XVIII в. Влияние книги Б., прямое или опосредованное, остается неизменным на протяжении уже более двух веков:

история уголовного права и правосудия, да, пожалуй, и других правовых наук, не знает труда, по силе и длительности своего воздействия равного книге "О преступлениях и наказаниях".

В истории уголовного права Б. нередко рассматривается как один из первых представителей или основоположников "классической" школы в уголовном праве. В действительности наряду с Мон242

тескье и другими просветителями и гуманистами XVIII в. он был лишь предшественником "классической" школы: его место в истории уголовного права радикально отличалось от его последовате-лей-"классиков". Б. придавал решающее значение проблеме причин преступности, а не абстрагировался от нее; он выступал с критикой существующего законодательства и системы правосудия,а не с апологией их; он не видел необходимости в доктринальном изучении и комментировании отдельных правовых норм и институтов, чем десятилетиями занимались "классики". Вместе с тем многие принципы уголовного права, сформулированные Б., были восприняты "классической" школой уголовного права, хотя и в излишне юридизированной форме.

Книга Б. оказала значительное влияние на развитие науки уголовного права и судопроизводства в России. В "Наказе комиссии о составлении проекта нового уложения" русской императрицы Екатерины II (составлен в 1766-1767 гг., т.е. спустя 2-3 года после первой публикации книги Б.) содержалось 114 статей, переписанных из книги Б. Правда, ни переписанные мысли Б., ни содержание "Наказа" в целом не оказали существенного влияния на развитие российского законодательства, если не считать постепенной отмены пыток подозреваемых. В то же время книга "О преступлениях и наказаниях" послужила полезнейшим наставлением при подготовке Судебной реформы 1864 г. О неизменном интересе русской юридической общественности к книге Б. свидетельствует то, что новые ее переводы, часто сопровождаемые подробными комментариями, выходили в свет 6 раз:

впервые в 1803 г. и в последний раз - в 1939 г. Один из этих переводов принадлежал С.И. Зарудному - видному деятелю Судебной реформы 1864 г.

Лит.: Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях /Пер. М.М. Исаева. М., 1939; Решетников Ф.М. Беккариа. Из истории политической и правовой мысли. М.,1987.

Решетников Ф.М.

Энциклопедия юриста . 2005 .

Смотреть что такое "БЕККАРИА" в других словарях:

Беккариа, Чезаре «О преступлениях и наказаниях», 1764 Чезаре Беккариа (итал. Cesare Beccaria, 15 марта 1738, Милан 28 ноября 1794, там же) итальянский мыслитель, публицист, правовед и общественный деятель, выдающийся деятель … Википедия

- (Beccaria), Чезаре (15 марта 1738 – 28 нояб. 1794) – итал. бурж. просветитель, юрист. Учился в Пармской иезуитской коллегии, затем в ун те в Павии; доктор прав (1758). Под влиянием идей франц. Просвещения организовал кружок, в 1764 – 66 издавал… … Философская энциклопедия

- (Cesare Вессаnа) знаменитый публицист, родился в Милане 15марта 1738 г., по праву первородства наследовал титул маркиза Бенесано,учился в университете в Павии, где в 1758 г. получил степень доктораправ. В то время Италия представляла ряд мелких… … Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

- (Beccaria) Чезаре (15.3.1738, Милан, 28.11.1794), маркиз ди, итальянский просветитель, юрист и публицист. Учился в иезуитской коллегии, степень доктора прав получил в университете Павии. Находился под влиянием идей французских… …

- (Beccaria), Чезаре (15.III.1738 28.XI.1794), маркиз ди, итал. просветитель, юрист, экономист. В 60 х гг. участвовал в деятельности кружка итал. просветителей в Милане. В работе О преступлениях и наказаниях (Dei delitti e delle pene , 1764, рус.… … Советская историческая энциклопедия

- … Википедия

Беккариа Ч. - БЕККÁРИА (Beccaria) Чезаре (1738–1794), итал. просветитель, юрист, публицист. Идеи Б. о необходимости соразмерности наказания и преступления и др. сыграли важную роль в формировании демократич. принципов уголов. права … Биографический словарь

- (1738 94) итальянский просветитель, юрист, публицист. Идеи Беккариа о необходимости соразмерности наказания и преступления и др. сыграли важную роль в формировании демократических принципов уголовного права … Большой Энциклопедический словарь

Беккариа (Beccaria) Чезаре (15.3.1738, Милан, ‒ 28.11.1794), маркиз ди, итальянский просветитель, юрист и публицист. Учился в иезуитской коллегии, степень доктора прав получил в университете Павии. Находился под влиянием идей французских… … Большая советская энциклопедия

- (Beccaria, Cesare) (1735–94) Итальянский философ, чья книга О преступлении и наказании (Dei delitti e delle pene) (1764) была первым аргументированным обоснованием отмены смертной казни. Оказал влияние на мыслителей французского просвещения… … Политология. Словарь.

Книги

• О преступлениях и наказаниях , Беккариа Чезаре. Книга великого итальянского гуманиста и реформатора уголовного права Чезаре Беккариа перевернула правовое мышление XVIII века и более 200 лет является идеологией построения уголовной политики…

Выдающийся деятель эпохи Просвещения, итальянский мыслитель и правовед Чезаре Беккариа (1738-1794) первым поднял вопрос об этических проблемах смертной казни и выступил за ее отмену. Его трактат «О преступлениях и наказаниях», опубликованный в 1764 году, имел огромный резонанс и повлиял на гуманизацию правосудия и уголовного права, отмену пыток и сокращение масштабов применения смертной казни.

Беккариа выразил глубокое негодование против варварских казней своего времени. Он доказал, что суровые наказания, ожесточая нравы, только увеличивают преступность в народе. Он настаивал на смягчении системы наказаний, на презумпции невиновности, на равенстве наказаний для всех граждан и на соответствии между совершенным преступлением и назначаемым наказанием. Цель последнего он видел не в устрашении, а в неизбежности, большую роль отводил предупреждению преступности через совершенствование воспитания и законов.

На мнение Беккариа, как на новый закон, ссылались в уголовных судах Австрии, Германии и Франции. Просвещенные монархи Европы стремились осуществить его идеи на практике. Так, король Германии Иосиф II отменил пытки, уменьшил число казней и чрезвычайно смягчил наказания за религиозные и политические преступления. Великий герцог Тосканы Леопольд полностью упразднил смертную казнь. Екатерина II планировала реализовать его идеи в России — императрица пригласила его приехать в страну для участия в составлении нового уложения законов, однако поездка не состоялась — австрийское правительство удержало Беккариа, учредив для него кафедру политической экономии в Милане, во главе которой он трудился до конца своих дней.

Гравюра Лукаса Кранаха. XVI век

Злоупотребление смертными приговорами, которое никогда не делало людей лучше, побудило меня исследовать вопрос о том: действительно ли смертная казнь полезна и оправдана при хорошо устроенном правлении? Что это за право, присвоенное людьми, зверски убивать себе подобных? Несомненно, его происхождение иное, чем у верховной власти и законов. Эти последние не что иное, как сумма частиц личной свободы каждого. Они являются выражением общей воли, которая, в свою очередь, — совокупность воль частных. Но кто же захочет предоставить право другим произвольно распоряжаться своей жизнью? Каким образом малая толика собственной свободы, отданная каждым ради общего блага, сделала возможной жертву величайшего из всех человеческих благ — жизнь?

Смертная казнь не является правом и не может быть таковым. Это — война государства с гражданином в тех случаях, когда оно считает полезным и необходимым лишить его жизни. Но если я докажу, что смертная казнь ни полезна, ни необходима, я выиграю дело человечества.

Если опыт всех веков, в течение которых смертная казнь никогда не удерживала людей, решившихся посягнуть на общественный порядок, если примеры римлян и императрицы Московии Елизаветы I (императрица Елизавета Петровна (1709-1761) — прим. SPJ) , преподавшей отцам народов своим двадцатилетним правлением блистательный урок, по крайней мере, не уступающий по силе своего воздействия множеству завоеваний, купленных ценой крови сынов отечества, не убеждают людей, для которых язык разума всегда подозрителен и которым лишь язык власти всегда понятен, то достаточно обратиться к природе человека, чтобы убедиться в справедливости моих слов.

Не суровость наказания, а продолжительность его морального воздействия — вот что производит наибольшее влияние на душу человека, потому что наши чувства легче и надолго воспринимают слабое, но повторяющееся впечатление, чем сильное, но быстро проходящее потрясение. Сила привычки — явление общее для всех чувствующих существ. Человек при ее помощи выучивается говорить, ходить, удовлетворять свои потребности. И соответственно нравственные понятия запечатлеваются в человеческом сознании только посредством продолжительного и повторяющегося воздействия. Не страшное, но мимолетное зрелище смертной казни злостных рецидивистов представляется наиболее действенным средством удержания людей от преступлений, а постоянный и исполненный тяжких страданий пример, когда человек, лишенный свободы и превращенный в подобие рабочего скота, возмещает своим каторжным трудом ущерб, нанесенный им обществу. Воздействие этого постоянно повторяющегося, а потому и наиболее эффективного напоминания самим себе: «Я буду низведен до такого же жалкого состояния, если совершу аналогичное преступление», гораздо сильнее, чем мысль о смерти, которую люди всегда представляют себе в туманной дали.

Смертная казнь не является правом и не может быть таковым. Это — война государства с гражданином в тех случаях, когда оно считает полезным и необходимым лишить его жизни.

Впечатление от смертной казни при всей силе его эмоционального воздействия быстро забывается. Это заложено в природе человека и касается даже самых важных предметов. Процесс забывания усиливается под воздействием страстей. Общее правило: сильные страсти овладевают людьми лишь на непродолжительное время. При этом они способны превратить обыкновенных людей в персов или спартанцев. Но при свободном и спокойном образе правления впечатления должны быть скорее часто повторяющимися, нежели сильными.

Смертная казнь является для большинства людей зрелищем. И лишь у немногих она вызывает сострадание, смешанное с негодованием. Оба эти чувства охватывают души зрителей в большей мере, чем страх, призванный, как на то рассчитывал законодатель, вводя смертную казнь, эти души спасти. Но при умеренных и длящихся продолжительное время наказаниях страх доминирует, поскольку он остается единственным. Суровость наказания должна быть, по-видимому, ограничена тем пределом, за которым сострадание начинает превалировать над другими чувствами людей, наблюдающих за казнью, ибо она совершается скорее для них, чем для преступника.

Чтобы быть справедливым, наказание должно быть строгим в той мере, поскольку это способствует удержанию людей от совершения преступлений. Нет человека, который, взвесив все и зная о грозящем пожизненном лишении свободы, прельстился бы призрачными выгодами задуманного им преступления. Таким образом, пожизненная каторга, заменив смертную казнь, станет суровым наказанием, чтобы удержать даже самую отчаянную душу от совершения преступления. Добавлю, более чем достаточно: ведь очень многие смотрят в лицо смерти спокойно и твердо, кто из фанатизма, кто из тщеславия, сопровождающего почти всегда человека до могилы, а кто и предпринимая последнюю отчаянную попытку покончить счеты с жизнью или вырваться из тисков своего бедственного положения. Но ни фанатизм, ни тщеславие не выдержат кандалов или цепей, ударов палкой, ярма, тюремной решетки. И это будет означать для отчаявшегося не конец его страданий, а лишь начало. Наш дух более способен противиться насилию и самым страшным, но непродолжительным болям, чем времени и постоянной тоске, ибо он может сконцентрироваться, так сказать, на мгновение, чтобы выдержать сиюминутную боль, но не обладает достаточной силой натяжения, чтобы сопротивляться продолжительному и повторяющемуся воздействию страданий второго рода. Смертная казнь, как назидательный пример для народа, каждый раз требует нового преступления. При замене ее пожизненной каторгой одно и то же преступление дает многочисленные и длящиеся продолжительное время примеры. И если важно продемонстрировать людям могущество законов, смертные казни в качестве наказания не должны совершаться с большим промежутком одна от другой. А это предполагает, что и преступления должны совершаться часто. И следовательно, чтобы смертная казнь была полезной, необходимо, чтобы она не производила на людей того впечатления, которое она должна была бы производить, то есть чтобы она была в одно и то же время и полезной и бесполезной. Тому, кто скажет мне, что пожизненная каторга столь же ужасна, как и смертная казнь, а потому и столь же жестока, я отвечу, что если суммировать все самые несчастные моменты рабской жизни на каторге, то это может быть превзойдет по своей жестокости смертную казнь, ибо эти моменты сопровождают человека всю его оставшуюся жизнь, в то время как смертная казнь реализует свою силу в один миг. И в этом преимущество наказания пожизненной каторгой. Оно устрашает более того, кто наблюдает, чем того, кто от нее страдает, ибо первый представляет себе всю совокупность несчастливых мгновений рабства, а второго переживаемое им в данный момент несчастье отвлекает от будущих страданий. Все старания представляются нам в нашем воображении преувеличенными. Тот же, кто переживает эти страдания, находит в них утешения, неизвестные и непонятные зрителям со стороны, ибо они наделяют чувствительностью своей души очерствелую душу несчастного каторжника.

Вот приблизительно как рассуждает разбойник или убийца, которых ничто, кроме виселицы или колеса, не сможет удержать от нарушения законов. Я знаю, утонченность души достигается только воспитанием чувств. Но если разбойник не способен правильно выразить свои принципы, это не значит, что от этого они становятся для него менее действенными: «Почему я должен уважать законы, которые проводят между мною и богатым такое резкое различие? Он отказывает мне в гроше, который я у него прошу, оправдывая это тем, что дает мне работу, хотя не имеет о ней никакого понятия. Кто написал эти законы? — богатые и могущественнее. Они ни разу не удостоили своим посещением хижины бедняка. И им никогда не приходилось делить кусок заплесневелого хлеба под крики невинных и голодных детей и слезы жены. Порвем эти цепи, гибельные для большинства и выгодные только кучке праздных тиранов. Уничтожим несправедливость в зародыше. И тогда я вновь обрету свою естественную независимость, заживу привольно и счастливо, добывая на хлеб насущный своей удалью и ловкостью. Может быть, и придет день раскаяния и скорби, но это будет лишь миг. За столь долгие годы свободы и удовольствий лишь один день мук расплаты. Во главе горстки людей, я исправлю ошибки судьбы и увижу этих тиранов бледными и дрожащими от страха перед тем, кого они с оскорбительным высокомерием считали ничтожнее своих лошадей и собак». Тут злодей, для которого нет ничего святого, вспомнит о религии, и она придет ему на помощь, предоставив возможность легкого покаяния и почти несомненное вечное блаженство, что сильно ослабит ужас последней трагедии.

Но тот, перед чьим мысленным взором пройдет длинная череда лет или даже вся жизнь, загубленная на каторге, на виду у сограждан, среди которых он жил свободным и полноправным, тот, кто представит себя узником тех законов, которые его защищали, тот с пользой для себя сравнит это с неясным исходом своих преступлений, с краткостью мига, в течение которого он мог бы воспользоваться их плодами. Продолжительность несчастий, которую являет пример людей, сделавшихся жертвой своих необдуманных поступков, произведет на него гораздо более сильное впечатление, чем зрелище смертной казни, которое скорее ожесточит, чем исправит его.

Смертная казнь бесполезна и потому, что дает людям пример жестокости. Если страсти и жажда войн научили проливать человеческую кровь, то законы, создаваемые, между прочим, для смягчения нравов, не должны множить примеры зверства, что особенно гибельно, ибо смерть в силу закона свершается методически и с соблюдением правовых формальностей. Мне кажется абсурдом, когда законы, представляющие собой выражение воли всего общества, законы, которые порицают убийства и карают за него, сами совершают то же самое. И для того, чтобы удержать граждан от убийства, предписывают властям убивать. Какие законы истинны и наиболее полезны? Это те договоры и те условия, которые все готовы были бы соблюдать и предлагать, пока молчит всевластный голос частного интереса, или когда он совпадает с интересом общественным. Какие чувства возбуждает в каждом смертная казнь? Мы узнаем эти чувства в негодовании и презрении, с которым каждый смотрит на палача, хотя тот лишь невинный исполнитель воли общества. Он — добрый гражданин, служащий общественному благу, необходимое орудие внутренней безопасности государства. Такой же, как доблестные воины, охраняющие его внешние рубежи. Отчего же происходит это противоречие? И почему это чувство, к стыду разума, неискоренимо? Потому что люди в глубине души, которая более чем что-либо продолжает оставаться сколком первозданной природы, всегда верили, что их жизнь не подвластна никому, кроме необходимости, которая твердой рукой правит миром.

Что скажут люди о мудрых властях и чопорных жрецах правосудия, посылающих с невозмутимым спокойствием преступника на смерть, обрамленную торжественными формальностями, о судье, который с бесчувственной холодностью, а может быть, и с затаенным самодовольством от осознания собственного всесилия отправляется наслаждаться радостями жизни, в то время как обреченный судорожно вздрагивает в предсмертной тоске, ожидая рокового удара? «А, — скажут они, — эти законы не что иное, как ширма, скрывающая насилие и продуманные и жестокие формальности правосудия; они не что иное, как условный язык, применяемый для большей безопасности при уничтожении нас, как жертв, приносимых на заклание ненасытному Молоху деспотизма».

Смертная казнь бесполезна потому, что дает людям пример жестокости. Законы, создаваемые, между прочим, для смягчения нравов, не должны множить примеры зверства, что особенно гибельно, ибо смерть в силу закона свершается методически и с соблюдением правовых формальностей. Кажется абсурдом, когда законы, представляющие собой выражение воли всего общества, законы, которые порицают убийства и карают за него, сами совершают то же самое. И для того, чтобы удержать граждан от убийства, предписывают властям убивать.

Убийство нам преподносили как ужасное злодеяние, но мы видим, что оно совершается без малейших колебаний и без отвращения. Воспользуемся следующим примером: насильственная смерть по описанию очевидцев представляется нам ужасной, но мы видим, что это — минутное, дело. Насколько же легче будет перенести ее, если не будет томительного ожидания и почти всего того, что есть в ней мучительного! Таковы пагубные и ложные умозаключения, к которым всегда, правда, не вполне осознанно, приходят люди, предрасположенные к преувеличениям, люди, которые, как мы видели, предпочитают скорее нарушать религиозные заповеди, чем следовать им.

Если мне попытаются возразить с помощью примеров, доказывающих, что во все времена и у всех народов существовала смертная казнь за некоторые виды преступлений, я отвечу: эти примеры ничего не значат перед лицом истины, не подвластной никаким срокам давности, ибо история человечества представляет собой необозримое море заблуждений, на поверхности которого на большом расстоянии друг от друга едва угадываются смутные очертания весьма редких истин. Человеческие жертвоприношения богам были присущи почти всем народам. Но кто осмелится оправдать их? И то, что лишь немногие сообщества людей и только на короткое время воздерживались от применения смертной казни, скорее свидетельствует в мою пользу, ибо это подтверждает судьбу великих истин, которые подобны мгновенной вспышке молнии по сравнению с длинной непроглядной ночью, поглотившей человечество. Еще не пришло время той счастливой эпохи, когда истина, как до сих пор заблуждение, станет принадлежать большинству. Из этого общего правила делались лишь редкие исключения в пользу тех истин, которые Бесконечная Божественная Мудрость решила выделить среди других, открыв ее людям.

Голос философа, слишком слабый, потонет в шуме и гвалте многих, которые идут на поводу у слепой привычки. Но голос мой найдет отклик в сердцах немногих мудрецов, рассеянных по лику земли. И если бы истине, несмотря на бесконечные препятствия, мешающие ей приблизиться к монарху, удалось, даже вопреки его воле, достичь его трона, то пусть он знает, что она явилась, чтобы поведать о потаенных чаяниях всего народа. Пусть также знает, что перед лицом ее меркнет кровавая слава завоевателей, и что справедливое потомство отведет ей первое место среди мирных трофеев Титов, Антонинов и Траянов.

Счастливо было бы человечество, если бы лишь теперь для него издавались впервые законы, ибо именно сейчас мы видим восседающими на престолах Европы благодетельных монархов, отцов своих народов, венценосных граждан, покровительствующих мирным добродетелям, наукам и искусствам. Усиление их власти составляет счастье подданных, так как тем самым устраняется насилие, стоящее между народом и престолом. И оно тем более жестоко, чем слабее монарх, и удушает всегда искренние голоса народа, которые становятся плодотворными, если будут услышаны на престоле! Я утверждаю, что если эти монархи и оставляют действующими устаревшие законы, то причиной этого являются неимоверные трудности, с которыми приходится сталкиваться при удалении многовековой, а потому и почитаемой ржавчины веков. Вот почему просвещенные граждане должны с еще большим рвением желать постоянного усиления их власти.

Екатерина II в образе законодательницы России. Гравюра Елисея Кошкина по оригиналу Михаила Козловского. 1793 год ГМИИ им. А. С. Пушкина

В 1766 году императрица Екатерина II объявила о созыве Комиссии для составления нового Уложения, то есть свода законов Российской империи. В качестве руководства для этой комиссии она в следующем, 1767 году написала «Большой наказ» — трактат об основных функциях государства. Оригинального в «Наказе» не было почти ничего: это была компиляция идей ведущих мыслителей эпохи Просвещения.

«О духе законов» Шарля Луи Монтескьё. 1748 год Bibliothèque nationale de France

Основных источников у Екатерины было два. Первый — «О духе законов» Монтескьё , откуда русская императрица позаимствовала классификацию политических систем (деспотия, монархия, демократическая и аристократическая республики) и идею разделения власти. Второй источник — небольшая книга «О преступлениях и наказаниях» итальянца Чезаре Беккариа, откуда была взята идея гуманизации правосудия.

Первое издание книги Беккариа вышло в 1764 году, когда автору было 26 лет. Уже один тот факт, что спустя всего два года с небольшим русская императрица использовала ее, готовя реформы в своем обширном государстве, свидетельствует о том, какой силой обладала эта книга и как быстро она приобрела огромную популярность во всей Европе. Да и не только в Европе: американские просветители, будущие отцы-основатели США, тоже были внимательными читателями Беккариа и спустя два десятилетия использовали многие его идеи при составлении первых законов нового государства.

Екатерина даже звала Беккариа в Россию, но тот не поехал, предпочтя внешне скучную жизнь в своем родном Милане. Он был человек нервозный, чувствительный, привязанный к своей семье и друзьям по просветительскому кружку. Беккариа преподавал экономику, занимал важные посты в Высшем экономическом совете Ломбардии и в казначействе.

Чезаре Беккариа. Портрет из книги «О преступлениях и наказаниях». 1858 год britishlibrary/Flickr

Итак, что же за идеи изложил Чезаре Беккариа в своей небольшой книжке?

Принцип справедливости

«Под справедливостью я понимаю ту необходимую связь, благодаря которой поддерживается единство отдельных частных интересов и без которой произошел бы возврат к первобытному дообщественному состоянию. Всякое наказание, выходящее за рамки необходимости сохранять эту связь, является несправедливым уже по самой своей природе».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава II

Эта идея, выведенная Беккариа, является новой интерпретацией закона талиона (равного возмездия) — древнейшего принципа, известного человечеству по меньшей мере со времен Хаммурапи и наиболее полно выраженного библейской формулой «око за око, зуб за зуб». Попросту говоря, закон талиона подразумевает месть, тогда как беккарианский принцип справедливости — восстановление нарушенного порядка и исправление преступника. Беккариа поясняет в другом месте:

«…целью наказания является не истязание и доставление мучений человеку и не стремление признать несовершившимся преступление, которое уже совершено. <...> Цель наказания… заключается не в чем ином, как в предупреждении новых деяний преступника, наносящих вред его согражданам, и в удержании других от подобных действий. Поэтому следует применять такие наказания и такие способы их использования, которые, будучи адекватны совершенному преступлению, производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на души людей и не причиняли бы преступнику значительных физических страданий».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава XII

Екатерина II в своем «Наказе» (гл. VIII, ст. 83) настаивает, что следует «не столько наказывать преступления, как предупреждать оные».

Еще одна мысль Беккариа относительно принципа справедливости ныне признается фундаментальной в большинстве мировых юридических систем: неотвратимость и скорость наказания больше способствует предотвращению преступлений, чем его жестокость.

Составной частью беккарианского принципа справедливости является принцип соразмерности наказания преступлению: «…суровость наказания должна зависеть от тяжести преступления». Эта идея не оригинальна: соразмерность наказания преступлению проистекает из того же принципа талиона и прописана во многих древних законах (например, в английской Великой хартии вольностей 1215 года).

В действующем Уголовном кодексе РФ (ст. 6) принцип справедливости сформулирован так: «…наказание должно соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного».

Принцип справедливости, присутствующий в современной юриспруденции в беккарианской интерпретации, восходит к «золотому правилу нравственности», известному в большинстве мировых религий и этических систем и лучше всего сформулированному христианской максимой: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6:31).

Принцип законности

«…Наказания за преступления могут быть установлены только законом. Назначать их правомочен лишь законодатель… Ни один судья (являясь членом данного общества) не может в соответствии с принципом справедливости самолично выносить решения о наказании другого члена того же общества».

Чезаре Беккариа.

Этот принцип выведен из теории разделения властей Монтескьё: дает законы одна институция (законодательная власть), а наказывает за их неисполнение — другая (судебная власть). Принцип законности ограничивает произвол судей, не позволяя им по собственному разумению определять преступность и наказуемость того или иного деяния. Этот принцип в действующем УК РФ также зафиксирован (ст. 3): «Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом».

Толкование законов не может быть демократичным (это, по Беккариа, привело бы к «мелочному деспотизму большинства») и не может быть отдано на откуп судьям; оно — прерогатива верховной власти. Екатерина II в своем «Наказе», следуя мысли Беккариа, провозглашает: «…кто же будет законный оных [законов о наказаниях] толкователь? Ответствую на сие: Самодержец, а не судья…»

Принцип гуманности

«Если бы даже удалось доказать, что жестокость наказаний не противоречит непосредственно общественному благу и самой цели предупреждения преступлений, что она лишь бесполезна, то и в этом случае жестокость не только явилась бы отрицанием завоеваний в области морали просвещенного разума, предпочитающего царить среди свободных людей, а не скопища рабов, жестокосердие которых увековечено постоянным страхом, но и справедливости, и самой сути общественного договора».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава III

Особое место в юридической философии Беккариа занимает вопрос о пытках. Он категорически настаивает на том, что от них следует отказаться.

Во-первых, пытка фактически является наказанием, назначаемым до официального признания вины (а Беккариа, конечно, безусловный сторонник презумпции невиновности). Во-вторых, Беккариа отвергает старинное убеждение, что человек по природе более склонен лгать, нежели говорить правду, и лишь пытка «избавляет» его от этой склонности. Наконец, в-третьих, применение пытки ставит невиновного в худшее положение, нежели виновного: первый оговорит себя и будет осужден, а даже если этого не случится и его оправдают, никто уже не возместит ему перенесенных страданий.

К моменту выхода книги Беккариа пытки были официально отменены лишь в одной континентальной европейской стране — Пруссии (это был первый официальный указ короля-просветителя Фридриха II после восшествия на престол в 1740 году). Их повсеместное применение часто обосновывалось авторитетом Бенедикта Карпцова — крупнейшего немецкого юриста XVII века и отчаянного религиозного фанатика, считавшего всякое преступление восстанием против Бога и установленного Им миропорядка. Основывая свою юридическую философию не на Библии, а на общественном договоре, Беккариа каждой буквой в своей книге критиковал витийства Карпцова, глубоко укорененные в европейском праве его времени.

Несмотря на то что в России XVIII века активно применялись пытки, на идею «кротости наказаний» особо упирала в своем «Наказе» Екатерина II:

«…в тех странах, где кроткие наказания, сердце граждан оными столько же поражается, как в других местах — жестокими. Сделался вред в государстве чувствительный от какого непорядка? Насильное правление хочет внезапно оный исправить и… установляет жестокое наказание, которым зло вдруг прекращается. Воображение в людях действует при сем великом наказании так же, как бы оно действовало и при малом; и как уменьшится в народе страх сего наказания, то нужно уже будет установить во всех случаях другое».

Принцип гуманности записан в действующем УК РФ (ст. 7): «Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства». Тот же принцип зафиксирован Восьмой поправкой к Конституции США: «…жестокие и необычные наказания не должны назначаться». Пытки в современном российском праве квалифицируются как уголовно наказуемое деяние (УК РФ, ст. 117, ч. 2, п. «д» — от трех до семи лет лишения свободы).

Принцип равенства перед законом

«…обязательства, пронизывающие все общество от престола до хижины и действующие одинаково как в отношении самого могущественного, так и беднейшего его члена, свидетельствуют о всеобщей заинтересованности в соглашениях, признанных полезным большинством их участников. И нарушение хотя бы одного из этих обязательств было бы чревато наступлением анархии». Беккариа особо подчеркивает (гл. XXI): «…наказания должны быть одинаковы как для первого, так и для последнего из граждан».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», дополнение к главе III

Примечательно, что этот принцип Екатерина в своем «Наказе» пропустила. Позднее, в 1785 году, изданная ею Жалованная грамота дворянству провозглашала (ст. 15): «Телесное наказание да не коснется до благородного» (отсюда пушкинское определение «непоротые дворяне»). Для простого народа телесные наказания по уголовным делам сохранялись вплоть до Великих реформ Александра II.

В действующем УК РФ (ст. 4) значится: «Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств».

Суд присяжных

«…Для признания человека виновным требуется такая достоверность  Т о есть доказанность преступления. , которой руководствуется каждый в важнейших делах своей жизни. <…> Поэтому я считаю наилучшими те законы, которые предусматривают наряду с основным судьей заседателей, назначаемых жребием, а не по выбору, ибо в этом случае незнание, которое судит, руководствуясь здравым смыслом, является более надежной гарантией, чем знание, которое судит субъективно, опираясь на собственное мнение».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава XIV

Принцип «суда равных» был известен еще античным Греции и Риму. Он зафиксирован (правда, только для знати) в Великой хартии вольностей, действовал (тоже, конечно, с оговорками) и в средневековой Священной Римской империи. Однако в европейских бюрократических абсолютистских государствах XVI-XVIII веков, в том числе в державе Габсбургов (в нее входил и Милан, где жил Беккариа), суды присяжных последовательно вытеснялись коронными судами Коронный суд — коллегия судей, назначаемых верховной властью («короной»), в отличие от выборного мирового суда и суда присяжных, избираемых жребием. и разнообразными трибуналами Трибунал — чрезвычайный суд, компетенция которого ограничена определенным кругом дел, определенной территорией и/или определенным временем. , в том числе инквизиционными. Беккариа протестует против этой тенденции, поскольку, по его мнению, суд присяжных ограничивает произвол властей и способствует поддержанию порядка и справедливости.

Отмена смертной казни

Важнейшая и, вероятно, самая радикальная из идей Беккариа. Ей посвящена особая глава — XXVIII, самая пространная в книге. Примечательно, что аргументы Беккариа против смертной казни — не моральные («убивать всегда плохо»), а вполне утилитарные, в просветительском духе. Их, в общем, два. Первый исходит из все той же теории общественного договора. Согласно этой теории, граждане делегируют государству часть своих прав, чтобы оно, государство, охраняло их безопасность и порядок. Других источников прав у государства быть не может. Права на убийство ни у какого человека нет — стало быть, и у государства ему взяться неоткуда. Второй аргумент заключается в том, что если человека, совершающего тяжкое преступление, не останавливает угроза пожизненного заключения, то и угроза лишения жизни его не остановит.

Беккариа в своих рассуждениях то и дело ссылается на исторический опыт. Любопытно, что единственный раз он упоминает о России именно в главе о смертной казни: он ставит в пример всем прочим государям императрицу Елизавету Петровну, которая пообещала никого не казнить в свое царствование  С 1741 по 1761 год. — и сдержала обещание (правда, формальной окончательной отмены смертной казни это не означало и после Елизаветы казни в Россию вернулись).

Различие предварительного задержания и тюремного заключения

«Обвиняемый, подвергшийся заключению и впоследствии оправданный, не должен носить бремя бесчестия. <...> …В нынешней уголовной системе идея насилия и власти, по общему мнению, превалирует, по-видимому, над идеей справедливости, потому что в одну и ту же камеру сажают без разбора и обвиняемых, и осужденных, потому что содержание подсудимого в тюрьме стало скорее наказанием, чем предварительным заключением».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава XXIX

Попросту говоря, Беккариа вводит ныне общепринятое различение собственно тюрьмы и следственного изолятора. Предварительное заключение — не наказание, а лишь вынужденная мера, чтобы предотвратить побег обвиняемого или, скажем, его линчевание. Это различение тщательно проговаривает в своем «Наказе» и Екатерина II (гл. Х, ст. 167-174).

Беккариа в своих рассуждениях о заключении под стражу идет еще дальше:

«…за контрабанду табака нельзя заключать в ту же тюрьму, в которой содержатся убийцы или разбойники».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава XXXIII

В этом уже узнается современное различение общего и строгого режимов содержания под стражей. Для XVIII века это была идея утопическая: такого разнообразия тюрем Европа тогда не знала.

Мы перечислили лишь основные идеи Беккариа. Книга «О преступлениях и наказаниях» содержит множество других, как то: введение судебного механизма защиты чести и достоинства для предотвращения дуэлей; отмена долговой тюрьмы и долгового рабства; отказ от тайных обвинений и анонимных доносов и т. д.

Беккариа проповедовал простоту, ясность и рамочный характер законов в противоположность запутанности и мелочной регламентации, характерной для прежней юриспруденции. Он подчеркивал:

«Невозможно свести бурлящую деятельность людей к геометрической строгости без исключений и неясностей. Подобно тому, как неизменные и простейшие законы природы не препятствуют отклонениям в движении планет, человеческие законы так же не могут при бесконечных и диаметрально противоположно направленных силах притяжения наслаждения и боли предупредить столкновения и нарушения в жизни общества. Однако именно об этом мечтают ограниченные люди, захватившие власть. Запрещать множество безразличных действий не значит предупреждать преступления, которые этими действиями не могут быть порождены. Наоборот, такие запреты лишь способствуют совершению новых преступлений и произвольно определяют, что есть добродетель и что есть порок, понятия вечные и неизменные. Что бы с нами стало, если бы возникла необходимость запретить нам все, что может привести к преступлению? Тогда пришлось бы лишить человека возможности пользоваться чувствами».

Чезаре Беккариа. «О преступлениях и наказаниях», глава XLI

Для предотвращения преступлений Беккариа рекомендовал не только наказывать за них, но и способствовать развитию наук и просвещения, награждать добродетели, уделять больше внимания воспитанию детей (тут он обращал особое внимание читателей на «Эмиля» Руссо). Словно желая доказать, что не склонен к излишней сентиментальности, Беккариа рекомендовал отказаться от института помилования: милосердие, по его мнению, должно быть институционализировано в законах, а не быть прихотью судьи или правителя.

Еще при жизни Беккариа увидел реализацию многих своих идей. В частности, в 1786 году Великое герцогство Тосканское стало первым в мире государством, полностью отменившим смертную казнь, причем герцог Петр Леопольд I обосновывал это решение аргументами, предложенными Беккариа. Во многих европейских странах не без влияния его книги стали отменять пытки (в Дании — в 1770 году, в России — в 1774-м, в Австрии и Польше — в 1776-м). В первом пакете поправок к Конституции США (Билль о правах, принят в 1791 году) и в законах революционной Франции тоже были узнаваемы многие беккарианские принципы. В России же они в XVIII веке так и не нашли практического воплощения: затея Екатерины II с Уложенной комиссией провалилась. И тем не менее беккарианская философия права пустила у нас глубокие корни. То, что критиковал Беккариа в современных ему западноевропейских законах, так или иначе проявлялось и в законах русских.

Беккариа умер в 1794 году, на 57-м году жизни. Ныне он считается основателем криминологии и пенологии — юридических наук о преступлениях и наказаниях, о причинах преступности и способах борьбы с нею.