Фсб расследует финансовые махинации с бюджетом лавры. Особенности возбуждения уголовных дел по преступлениям, подследственным органам фсб россии Борьба с терроризмом и преступностью

Директор Федеральной службы безопасности (ФСБ) РФ Александр Бортников. Сергей Гунеев / РИА Новости

ФСБ станет не только самой влиятельной, но и самой коррумпированной силовой структурой в стране, если обретет право вести одновременно оперативную работу и следствие в отношении спецсубъектов. Так считает большинство экспертов.

Сотрудники ФСБ осуществляют оперативно-розыскную деятельность в отношении прокуроров, следователей и адвокатов, то есть спецсубъектов - лиц, обладающих специальным статусом. А следствие же в отношении данной категории лиц ведет только Следственный комитет РФ . Законопроект, поступивший от депутата Алексея Александрова на рассмотрение председателю Госдумы Вячеславу Володину предполагает наделение ФСБ правом возбуждать уголовные дела в отношении спецсубъектов.

Мотивы. Реформы. Следствие.

По предложению народного избранника соответствующими полномочиями наделят главу следствия федеральной службы безопасности. Ведение следствия чекистами, считает автор законопроекта, повысит эффективность предварительного следствия в отношении прокуроров и следователей. Кроме того, депутат предложил наделить ФСБ правом изымать дела у других следственных органов. Для этого представители ведомства должны обратиться с соответствующим ходатайством к генпрокурору или его заместителям.

Эксперты разошлись во мнениях относительно эффективности указанных мер, которые предпринимаются по борьбе с коррупцией

«То, что сейчас предлагается в Госдуме - лишь расширение уже имеющихся полномочий. Ведь Путин одним из своих лозунгов сделал борьбу с коррупцией, а чтобы успешно вести эту борьбу нужно передать полномочия одной из спецслужб». - считает Валерий Малеванный, генерал ФСБ, историк спецслужб.

«Похожий законопроект был ранее предложен в отношении прокуратуры. То есть, прокурорам предлагалось право изымать дела для проведения более тщательного расследования. - говорит заместитель председателя Комитета по безопасности и противодействию коррупции Эрнест Валеев. - Главное, чтобы работало по всем субъектам. И, наверное, такая функция больше подошла бы все-таки прокуратуре» .

Мнение экспертов о том, что законопроект предложенный Алексеем Александровым, мало чем поможет в борьбе с коррупцией - тоже имеет право на существование. Специалисты все больше склоняются к мнению о том, что перераспределение полномочий в сложившейся в России ситуации - мера неэффективная и запоздалая.

«Проблема в том, кто заказывает антикоррупционные дела. ФСБ действует на стороне политических сил, которые расправляются с конкурентами. Пример Улюкаева и Сечина показателен. А ФСБ сыграла роль топора. Поэтому я, в данном случае, не стал бы особо обращать внимание на то, какое ведомство занимается данной деятельностью. Есть закон, в рамках которого действуют правоохранительные органы, - считает политолог Павел Тарусин. - Но это - компанейщнина, а нужна системная борьба. Подставляют колбасой, решаются личные счеты, устраняются конкуренты… Скажут ФСБ заниматься уголовными делами, следить за происходящим в этой сфере - будут заниматься. Не скажут - не будут. А определенный уровень неприкосновенности, как был так и останется. Зависит от положения того или иного чиновника. Мэр или префект - это не тот уровень, на котором можно проводить борьбу с коррупцией. Все решается на более высоком уровне.»

«Видимо, такое явно запоздалое решение было принято исходя из того, что ФСБ - менее коррумпированная структура, нежели, например, суды. Но, все равно, может получиться так, что дела будут передаваться из одной коррумпированной структуры в другую. А чтобы этого не происходило, надо создавать какую-то независимую не коррумпированную структуру. Например, масонскую ложу по борьбе с коррупцией. Они же совсем некоррумпированы». - считает политолог Сергей Марков.

Главный редактор Первого Антикоррупционного СМИ, Дмитрий Вербицкий считает, что закон излишне усилит одну силовую структуру по отношению к другим, что может, напротив, привести к еще большим злоупотреблениям со стороны ФСБ и давлением на прокуратуру и следствие.

«ФСБ не исключение, она также поражена коррупцией, как все правоохранительные, надзорные и судебные органы. Тактически эта инициатива будет верной в настоящее время, только при единственном условии - если ФСБ взяла курс на самоочищение, и такой мощнейший процессуальный ресурс окажется в здоровых руках. Тогда можно будет временно остепенить коррумпированные сообщества прокуроров и следователей, защитивших себя от правосудия статусом спецсубъекта. Забыты в этом законопроекте остались ключевые субъекты - судьи. А стратегически - это решение кардинально не изменит ситуацию, а может только ухудшить, нужна перезагрузка работы всей правоохранительной и судебной системы и борьбы с коррупцией». - уверен главред ПАСМИ Вербицкий.

Эксперты выражают опасения, что усиление ФСБ - очередной шаг к закручиванию гаек, которое не решит проблемы борьбы с коррупцией, а станет инструментом борьбы элит за власть.

Напомним, что в декабре этого года в Кремле рассматривали инициативу по .

В 2016 году сотрудники ФСБ продолжали расширять направления своей деятельности. Спецслужба не только взяла на себя практически все самые громкие коррупционные расследования, но и стала активно участвовать в оперативном сопровождении и следственных действиях по уголовным делам и другой, ранее несвойственной чекистам направленности. Сейчас ФСБ самостоятельно занимается расследованием даже таких преступлений, как мошенничества, незаконная банковская деятельность и т. п., которые ранее целиком относились к компетенции органов внутренних дел.

Первые шаги ФСБ по освоению несвойственных ранее спецслужбе по тематике расследований можно отнести к 2011 году, когда чекисты стали участвовать в совместных оперативных разработках с Главным управлением экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) МВД России, которое к тому времени возглавил генерал Денис Сугробов. Одной из первых таких операций стало задержание в ноябре по подозрению в незаконной банковской деятельности (ст. 172 УК РФ) теневого финансиста Романа Недялко. Возглавляемая им группа менее чем за год незаконно вывела за рубеж около 100 млрд руб., заработав на этом 1 млрд руб. Затем последовал ряд основанных на совместных разработках громких дел: "Оборонсервиса", о хищениях более ста объектов государственной недвижимости в Москве общей стоимостью более 10 млрд руб., Мастер-банка и многих других.

Ситуация резко изменилась в 2014 году, когда партнерские отношения между "смежниками" были разрушены из-за дела ОПС в ГУЭБиПК. Напомним, что полицейские оперативники взяли в разработку полковника ФСБ, предложив ему через агента $10 тыс. за крышевание бизнеса. Однако в оперативной комбинации чекисты переиграли коллег из МВД, в результате чего была задержана, а впоследствии арестована целая группа руководителей и сотрудников ГУЭБиПК, включая генерала Дениса Сугробова и его заместителя Бориса Колесникова. Им инкриминировали создание ОПС, провокацию взятки, а также превышение должностных полномочий при расследовании примерно десятка уголовных дел. Сейчас слушание дела полицейского ОПС завершается в Мосгорсуде, где гособвинитель запросил для генерала Сугробова 22 года колонии строгого режима.

Именно после этой истории чекисты и стали самостоятельно расследовать дела, которыми ранее занимались совместно с коллегами из МВД. Первое такое громкое дело было возбуждено в июле 2015 года следственным управлением ФСБ по Крыму по ч. 4 ст. 159 (мошенничество, совершенное группой лиц в особо крупном размере) в отношении министра промышленной политики республики Андрея Скрынника. Он, по версии следствия, якобы незаконно помог завладеть двум гражданам имуществом Бахчисарайского районного потребительского общества на общую сумму 48 млн руб. Глава Крыма Сергей Аксенов тогда назвал задержание министра "чистой провокацией", однако в декабре того же года Андрей Скрынник лишился своей должности. А дела о мошенничестве прочно закрепились в практике ФСБ. Уже через месяц чекисты по той же ст. 159 УК РФ задержали нескольких сотрудников Объединенной судостроительной корпорации, а также предприятий, входящих в ее систему. В сентябре сотрудники ФСБ задержали около двух десятков фигурантов уголовного дела об организованном преступном сообществе и о махинациях с госимуществом в Коми, главным обвиняемым по которому проходит экс-глава региона Вячеслав Гайзер. В декабре 2015 года чекисты выявили предполагаемое мошенничество в особо крупном размере со стороны президента и совладельца Внешпромбанка Ларисы Маркус, заподозренной в хищении более 1 млрд руб. Кстати, это было одно из первых "банковских" дел, оперативное сопровождение по которому осуществляли не сотрудники ГУЭБиПК, традиционно работающие в тесном взаимодействии со следственным департаментом МВД (к чьей компетенции относятся дела такого рода), а ФСБ.

Наконец, в уходящем году сотрудники ФСБ не только уверенно возглавили борьбу с коррупцией в среде высокопоставленных чиновников, но и стали активно участвовать в оперативном сопровождении и расследовании уголовных дел самой разнообразной направленности. В марте последовало громкое дело чиновников Минкульта, которым инкриминировали соучастие в хищении средств, выделенных из бюджета на реставрацию объектов культурного наследия. Тогда, напомним, были задержаны замминистра культуры Григорий Пирумов, начальник департамента управления имуществом и инвестиционной политики Борис Мазо и двое его заместителей. В апреле фигурантами вызвавшего резонанс расследования с участием ФСБ стали двое судей Московского арбитражного суда Вадим Сторублев и Игорь Корогодов. Последнего чекисты задержали при получении "куклы", имитирующей $70 тыс. Как полагали в ФСБ, за эти деньги в арбитраже должны были вынести положительное решение по делу, которое рассматривал Вадим Сторублев.

Начиная с июня 2016 года ФСБ провела ряд разоблачений в Следственном комитете России (СКР). Сначала по подозрению в получении крупной взятки контрразведчики задержали заместителя начальника Гагаринского межрайонного следственного отдела столичного главка СКР Арама Абрамяна. А уже через месяц ФСБ России впервые провела в СКР самостоятельно масштабную антикоррупционную операцию. По подозрению в получении взятки в размере $1 млн от вора в законе Захария Калашова (Шакро Молодой) чекисты задержали начальника главного управления межведомственного взаимодействия и собственной безопасности СКР Михаила Максименко, считавшегося человеком из ближайшего окружения главы комитета Александра Бастрыкина, руководителя управления собственной безопасности ведомства Александра Ламонова и лишь недавно назначенного первым заместителем начальника ГСУ СКР по Москве Дениса Никандрова. Отметим, что это дело пересекается с расследуемыми другими ведомствами делами об ОПС Шакро Молодого и вымогательстве денег у владелицы одного из столичных ресторанов. По слухам, все эти расследования могут быть в итоге переданы чекистам.

Последнее инициированное ФСБ громкое расследование — дело о получении взятки в размере $2 млн в офисе ПАО "НК "Роснефть"" тогдашним главой Минэкономики Алексеем Улюкаевым.

Остается отметить активную роль ФСБ и в расследовании обстоятельств крупных авиакатастроф последнего времени. Впрочем, нужно оговориться, что версия теракта при подобных ЧП рассматривается обязательно, а борьба с терроризмом относится к компетенции ФСБ. Напомним, именно директор спецслужбы Александр Бортников сообщил, что на борту A321, упавшего на Синайском полуострове в прошлом году, был совершен теракт. Тогда специалистам удалось обнаружить следы взрывчатки на обломках самолета. И напротив, после недавнего падения Ту-154 Минобороны при вылете из Сочи чекисты, пожалуй, впервые еще до предварительных выводов экспертов назвали предполагаемые технические версии катастрофы.

оригинал:
http://www.rusrep.ru/article/2011/06/01/sledstvie
похожие:
http://echo.msk.ru/blog/zlatoalex/1764076-echo/
http://zlatoalex.livejournal.com/101646.html

Откровения рядовых следователей и прокуроров о коррупции в силовых структурах, реформе уголовного законодательства и войне между их начальниками

Эти интервью «РР» взял, готовя статью «Контора пашет», посвященную войне между Генпрокуратурой и Следственным комитетом России. Часть откровений рядовых сотрудников силовых структур вышла в бумажной версии журнала, но многое осталось за ее рамками. Полные версии интервью позволяют понять условия работы рядовых следователей и прокуроров, когда ведомства находятся в состоянии войны. Из этих же интервью становится понятно, почему эффективность работы наших правоохранительных органов далека от идеала.

Прокурор: «ФСБ и следователи плюют на прокуроров, откровенно говоря»

«Война» со Следственным комитетом

Какие отношения между следствием и прокуратурой сейчас на уровне рядовых сотрудников?

Следствие пользуется своими новыми полномочиями. И еще в наркоконтроле следствие очень хвост подняло. Например, им говорю: «Злодея привлеките», а они отвечают: не будем привлекать, там, говорят, возможен оправдательный приговор. Рычаги воздействия на них в таких случаях есть, но мало.

Есть формальные механизмы – представления, требования. Но они крайне малоэффективны. Но осталось еще одно внезаконное средство – это статистика. Совместными приказами мы подписываем так называемые карточки, на которых выявленное и раскрытое преступление. На содержании этих карточек подпись ставит прокурор. Какие карточки я подпишу, сколько я их подпишу, и что будет в этих карточках написано – это единственный эффективный рычаг воздействия на правоохранительные органы в руках прокурора. Они очень боятся всяких показателей – раскрываемость, реабилитация и т.д. И сильно от этого зависят.

Кто вообще зависит от прокуратуры?

Больше всего зависит милиция, чуть меньше наркоконтроль, очень мало зависит Следственный комитет, и почти нет – ФСБ. Зато у ФСБ множество рычагов воздействия на прокурора. Например, в выдаче секретных допусков к секретным делам мы зависим от фээсбэшников. И это для них хороший рычаг воздействия на прокурора. Теперь фээсбэшники могут следствию просто команду дать – возбудить такое-то дело. Раньше такое было невозможно. Вот дело Сторчака возбудили по команде из ФСБ. А там ведь изначально состава-то практически не было. И это была одна из истинных целей, зачем следствие на самом деле вывели из прокуратуры – чтобы оно было подконтрольно другим силам. А кто может взять под контроль следствие? Только ФСБ.

Поэтому прокурор с опытом, который знает, где есть рычаги воздействия, еще держится. А если молодой прокурор назначается, он в очень незавидной ситуации. Если у него нет авторитета и хватки, то он бумажный тигр. Следственный комитет и фээсбэшники плюют на него, откровенно говоря. Этих молодых-то все больше и больше, а эффективность работы прокурора все меньше и меньше. И скоро действительно можно будет сказать: а на хрена вообще нужна прокуратура?

Итоги реформы?

Единую цепочку уголовного преследования разорвали пополам. Система функционирует просто потому, что все эти благоглупости пока еще не воспринимаются всерьез. Прокуратура еще считает, что какие-то дела все-таки надо подписывать и направлять в суд. Дел в суд уходит все меньше, преступности меньше не становится. Сроки расследования дел становятся длиннее. Нагрузка на следователей больше, серьезных дел меньше.

При этом реформаторы все время ссылаются на иностранный опыт. Но если взять американский опыт, там как раз по-другому все сделано: у них генеральный прокурор является руководителем ФБР. Такое ощущение, что эти реформаторы на самом деле все из сериалов берут.

В разделении следствия и прокуратуры есть практический смысл?

Уголовное дело возбуждается и расследуется только при условии, что прокурор в суде сможет все это защитить. В отрыве от гособвинителя и от представления доказательств в суде расследование невозможно – это антиконституционно. То есть это разделение противоречит нашей Конституции. А сейчас у нас разные громкие дела шумно пиарятся, а потом остаются без адекватного приговора. Единственное дело, по которому Следственный комитет смог получить приговор, - дело Довгия. Но он 15 лет был правой рукой Бастрыкина. То есть, он свою правую руку осудил, - ну, молодец.

Дело Сторчака вообще прекратили после того, как прокуратура три раза отказалась дело направлять в суд, потому что состава там вообще никакого нет. Про Бульбова говорили, что он масштабный коррупционер. В итоге осталась, грубо говоря, «кража мешка картошки». Все остальные дела точно так же провалились. Потому что следствие работало не на гособвинителя, а сами на себя, на свое руководство. Цель этого руководства была пропиариться и показать свою значимость и нужность руководству страны.

Сотрудничество со следствием какое-то есть?

Раньше когда расследовалось дело, следователи каждые две недели заглядывали к нам и показывали, что и как движется. А теперь они вообще не считают нужным советоваться с прокурором. Потом приходят, складывают семь томов и говорит: у тебя десять дней, подписывай в суд. Прокурор видит, что там ничего не сходится и заворачивает дело – он с этим в суд не готов идти. Так что у следователя очень большой соблазн говорить о коррупционности прокуроров. Мол, дело в суд не пошло не потому, что я плохо сработал, а потому что прокурор заинтересован. И этот конфликт подмосковный закономерен, и такие конфликты будут и дальше. И система будет бороться сама с собой, вместо того чтобы бороться с преступностью. В Казахстане то же самое было – тоже создали Следственный комитет, вывели следствие из прокуратуры. Три года поваландались с этим вопросом, и все вернули обратно.

Насколько я понимаю, реформа была сделана, для того чтобы не сращивалось слишком много власти?

Вспомните дело «Мабетекса» – оно тогда напугало всю правящую верхушку. Тогда генеральный прокурор инициировал уголовное дело в отношении президентской семьи. И там сигналы ему посылались, что не надо это дело расследовать, а он все равно расследовал.

И после этого была вонючая история с этими проститутками. Замечу, кто эту историю всю сделал, – нынешний премьер-министр. Я думаю, он на этом президентом стал, именно на этой истории, потому что прошел проверку на пригодность. Генеральный прокурор Чайка тоже на этой истории стал нашим генеральным прокурором.

Так вот сейчас дело «Мабетекса» невозможно в принципе. Независимая прокуратура, которая имеет собственное следствие, – это ужас, летящий на крыльях ночи для некоторых людей наверху. Одна из целей нынешней реформы: чтобы больше такого не повторилось никогда.

Суд; Репрессивный механизм

Можно ли сказать, что правоохранительная система неэффективна?

В 1961 году была принят новый УПК, прокурорский надзор был введен в полном объеме. Это было сделано с целью создать организационные предпосылки невозможности повторения 1937 года. Потому что в 1934-м после убийства Кирова была создана система, где стороны не участвовали, то есть созданы организационные предпосылки для репрессий. Сейчас у нас под флагом борьбы с коррупцией то же самое делают – устраняют организационные предпосылки, прокурорский надзор уменьшают. Это ослабляет защищенность граждан.

Скорее всего, это сиюминутные корыстные вещи. Но ситуация опасна тем, что демонтируются предохранительные механизмы, которые в 1960-е годы специально были введены. Например, раньше прокурор давал санкцию на арест, а теперь должен давать суд. Казалось бы, суд – это демократичнее. Но что на самом деле получается? Прокурор, выдавая санкцию на арест, прекрасно понимал, что с этим делом ему нужно будет идти в суд, и он думал о том, сможет ли потом в суде получить обвинительный приговор. И если видел, что по доказательствам это не вытанцовывается, он никогда не арестовывал. Тем более, в те времена жестко спрашивали. За несколько незаконных арестов, где потом оправдание либо еще что-то, прокурору пинка под зад – ты свободен, все, ты не компетентен.

Сейчас суды в вопросы доказанности при аресте не вникают. Влегкую можно арестовать невиновного человека. Не явился по повестке, прописан в другом субъекте, есть загранпаспорт или бизнес за рубежом – такого человека судьи арестуют с вероятностью в 100%. А ведь достаточно человека под стражей полгода подержать, и весь его бизнес рассыплется либо перейдет в другие руки – и вопрос решен.

Можно ли сказать, что судья играет на стороне прокурора? Ведь часто судья – это ваш бывший коллега, бывший прокурор?

Это не соответствует действительности, мне кажется. Хотя, конечно, мы работаем рядом, общаемся. С днем рождения друг друга поздравляем. Какие-то, может быть, даже праздники можем вместе отметить. Но это совершенно не значит, что судья будет нарушать закон в пользу прокурора.

Сакральность власти

Бастрыкин недавно заявил, что нужно уменьшить количество так называемых неприкасаемых. Вы согласны?

Понимаете, тут нужно помнить об авторитете должности. В советское время дело подмосковных прокуроров было бы расследовано? Были бы собраны материалы, доложено руководству страны, руководство страны приняло бы организационные меры, убрало бы этих людей всех с должности. И после этого без всякой шумихи было бы возбуждено уголовное дело, эти люди потом были бы осуждены. И были бы маленькие сообщения, что такой-то осужден. В наше время происходит так, как у нас сейчас происходит. Например, генерал Бульбов. Очень охотно верю, что он – коррупционер и сволочь. Но его задержание снимали и показывали - он с самолета сходил, его мордой в лужу положили. Мол, боремся с коррупцией, невзирая на лица. Но должна ведь быть сакральность власти – идея, что во власти сидят люди, которые чище и лучше среднего человека в стране. А этого уже нет. А в России без этого нельзя. Потому что как только граждане России видят, что эти люди хуже, чем мы, страна начинает просто расползаться, разваливаться. Поэтому нельзя генерала мордой в лужу класть. Потому что сам-то он, может быть, сволочь, но он при этом носит погоны, которые ему дал государь, а государь не может быть сволочью. Поэтому, уважая погоны, это все должно быть сделано тихо, спокойно.

С прокурорами то же самое: ты в лице этих подмосковных сволочей всех прокуроров унижаешь. Так нельзя делать. Как только люди перестают верить в эффективность, легитимность и нужность властей, в стране зреет негативное настроение, и все может вылиться в 1917 год.

Власть сейчас говорит, мол, у нас все плохо, но мы с этим боремся. А должно быть наоборот. Вот по National Geographic сейчас идет сериал «Полицейские на Аляске». И там показан очень хороший полицейский, который вежливо разговаривает с этими пьяными эвенками. А ведь на деле он наверняка может и пнуть их: когда пьяный брызжет слюной в тебя, то сдержаться ведь невозможно. А они показывают его только в хорошем свете: смотрите, работает, делает дело, которое нам всем нужно и важно.

Независимость следователей

Стали ли следователи независимы?

По-моему, наоборот: сейчас у них начальник следствия занимает ту позицию, которую раньше занимал прокурор, но при этом он является еще и административным начальником, то есть, тем начальником, от которого зависит судьба подчиненных и служебное положение. То есть, он одновременно и процессуальный начальник, и административный начальник. Соответственно сейчас милицейские следователи и следователи фактически по статусу делопроизводители, то есть, самостоятельно ничего не решают.

Статистика

А показатели статистики стали более важными после реформы?

Когда следователи находились в системе прокуратуры, над ними статистика практически не довлела. Мы тупо не делали показатели. А сейчас Следственный комитет просто «на палке» работает, причем – палки жмут любой ценой. Сейчас очень модно сравнивать показатели с аналогичным периодом прошлого года. Это милицейщина. Первые этим стали заниматься милиционеры еще с советских времен – раскрываемость преступлений должна была расти. Это погоня за показателями любой ценой. Заявление о преступлении, где не видно перспективы с точки зрения привлечения «палки», должно футболиться. Возбуждение дела без фигуранта – тоже плохо, потому что оно будет потом не раскрыто, и оно раскрываемость вниз потянет.

Воздействие на подсудимых

Вы занимаетесь надзором над оперативниками: каков масштаб методов незаконного давления? Грубо говоря, много бьют?

На самом деле для нормального опера никакой необходимости заниматься мордобоем нет. Но у милиции ситуация с кадрами намного хуже, чем у нас. У них ниже зарплаты, у них ниже общественное признание того, чем они занимаются. И у них много молодых сотрудников, которым предъявляют конкретные претензии насчет раскрываемости преступлений. А он молодой, он еще ничего не знает, не умеет, он не знает, как это делается. От них требуют раскрываемости - людей фактически провоцируют. Путем насилия проще всего это сделать. Но грамотный опер, которому нужно дать раскрываемость, знает, что есть не только насилие, но и другие пути. Существует много категорий злодеев, которые сразу показания дадут, например, наркоманы. Наркомана можно оформить по мелкому, за употребление наркотиков. Он посидит, на второй-третий день можно его брать тепленьким: его начинает ломать. Надо себе представлять это состояние ломки, что это такое – воля подавлена абсолютно. В этот момент его можно спрашивать о любом преступлении – он расскажет и о себе, и о своих товарищах. То есть, здесь можно поднять показатель. Другой путь: бандиты между собой конкурируют – можно у одних информацию на конкурентов черпать. Cпособов некриминальных для опытного оперативника очень много. Например, агенты: у опера со стажем есть такие доверенные лица, которые могут про многих рассказать. Но, к сожалению текучка высокая, молодежь этих инструментов либо не знает, либо не умеет ими пользоваться. Поэтому что остается? Мордобоем заниматься.

Ну, с другой стороны, вы понимаете, бывают такие пьяные мрази - я сам многократно видел – люди абсолютно деградирующие. Человеком его назвать его нельзя. Вот глаза, уши, нос есть, паспорт есть - исходя из этого он человек. Но это настолько деградирующая мразь, вот откровенная мразь, которая никаких эмоций, кроме того, чтобы ему наподдать, не вызывает. При этом эти мрази могут выделываться. И чисто эмоционально я хорошо понимаю, почему оперативники могут ему поддать.

Коррупция

Вам предлагали?

Конечно, предлагали. И вы не представляете, какие метания у человека возникают при такой ситуации, когда жрать хочется.

Вы брали?

Нет, не брал. На самом деле очень тяжело было не брать. Мысли были: если государство так меня содержит и так ценит мой труд, почему же не взять-то? Кому от этого хуже будет? Да никому.

А эта ситуация сейчас изменилась?

Немножко изменилась. Зарплата сейчас повыше. Но проблема все равно остается, так или иначе. Может, не так остро, как было в 1990-х, но люди постоянно пребывают в искушении. Я стал милицейским следователем после службы в армии, в которой вырос до капитана, то есть у меня уже свои собственные какие-то воззрения на жизнь были, устойчивость была достаточно высокая. А если человек после учебного заведения пришел, то… сами понимаете.

Следователь: «Если приходит бизнесмен и приносит материал на своего партнера, я беру»

Коррупция

Когда дело уже попало к следователю, закрыть его почти невозможно. Лучше давать взятку тогда, когда материалы до следователя еще не дошли, то есть договариваться с контролирующими органами, которые к тебе пришли (налоговая, например) или с оперативниками. Следователю брать взятки гораздо опаснее – когда все материалы на человека уже есть, следователя легко проверить.

Тут еще вопрос, зачем брать: если так хочется много зарабатывать, иди в адвокаты - заработаешь нормально и не надо рисковать свободой. Но если подразделение такое, что там нет жесткого контроля, то, конечно, ничего кроме морали останавливать человека не будет. Если бы у следователей зарплата была 100 тысяч, если бы туда был строгий конкурс и если бы его не заставляли заниматься какими-то лишними вещами, можно было бы говорить о страхе потерять такую работу, а так или мораль – или контроль начальства.

Чаще всего берут, когда ситуация пограничная: например, если видят, что уголовное дело точно не получится, материала недостаточно. Но сама вероятность уголовного преследования человека, конечно, пугает, а поскольку люди не очень хорошо в этом разбираются, то понять, что дело все равно не будет возбуждено, они не могут. И предпочитают заплатить от греха подальше. Получается, что и решение принято законное – дело не возбудили, и с человека денег получили.

Или, например, изъяли у предпринимателя при обыске компьютеры, документацию какую-то. Разумеется, он хочет поскорей получить их назад, а не ждать, пока разберутся в законные сроки. Ему легче заплатить денег, чтобы разобрались быстро. Опять-таки все по закону.

Отчетность

Отчетность - это очень важно. Главный показатель - сколько дел направлено в суд. Отрицательные показатели – это например, приостановленное или прекращенное дело.

Все предпочитают заниматься тем, что легко раскрывается, где много доказательств и можно все быстро сделать. Например, если у тебя 2% прекращенных, 2% приостановленных, а 94% направлено в суд, никто не смотрит, что, например, 90% из всех дел - легкие, а приостановленные как раз сложные – ты все равно молодец.

В милиции отчетность идет по эпизодам, а не по уголовным делам, как у нас. А эпизоды – это как бы отдельные преступления в рамках одного дела. Так вот, там доходит до смешного. Чтобы было побольше эпизодов, им часто приходится дробить преступления до бесконечности. Например, кто-то совершил хищение на 200 тысяч рублей. Они разбили его на 150 эпизодов, как будто крали каждый раз по чуть-чуть. Следователю это все равно, обвиняемому, скорее всего, тоже больше из-за этого не дадут, а оперативникам удобно – зафиксировали 150 эпизодов вместо одного.

Милиция – еще не самый плохой случай, у них хотя бы считаются раскрытые эпизоды, а вот в управлении по налоговыми и экономическим преступлением, по слухам, отчетность идет по выявленным преступлениям. То есть, им нужно просто поставить на учет как можно больше преступлений. А это следователю совсем не выгодно. Они выявили и довольны, а следователю это расследовать. Когда считается по раскрываемости, то оперативники хотят, чтобы дело дошло до суда и как-то помогают, а тут нет.

Милицейская отчетность и взятки

Раскрывает преступление следователь, но по итогам своей работы он должен свои эпизоды «записать» на каких-то конкретных оперативников, которые с ним работали. И это, конечно, предмет торговли. Оперативники могут и денег заплатить следователю. Распространенная практика: у какого-то отдела милиции плохие показатели, они приходят к следователю, у которого крупное дело и говорят: ты сейчас сдаешь дело, у тебя целых 500 эпизодов. Ну 200 ты поставишь тем, кто реально на тебя работал, но у тебя же останется еще 300… В результате следователь получает деньги, оперативники свои «баллы», никто не страдает. А деньги на это у милиционеров, кстати, не обязательно от коррупции, они могут, например, охранниками подрабатывать.

Экономические преступления – медведевские реформы

Да, теперь за экономическое преступление человека под следствием нельзя посадить без наличия специальных аргументов. Это неудобно, мы часто этим пользовались: отправляешь человека в тюрьму – и он тебе все рассказывает. В этом не было ничего плохого, рассказывал-то он правду. У нас часто просто нет других способов выяснения обстоятельств по экономическим преступлениям.

Конечно, лучше было бы, если бы можно было посадить его под домашний арест, но у нас это существует только формально, а в реальности если я попрошу домашний арест, на меня наедет вся правоохранительная система этого региона – «Как мы это будем делать? Кто будет за ним смотреть, кто будет его содержать?»

«Бизнес-заказы»

Если ко мне приходит бизнесмен и приносит материал на своего партнера, я беру, если там речь идет действительно о преступлении. А что в этом такого? Преступление есть, значит надо работать. Так даже удобнее, потому что вообще экономические дела очень сложные, а тут сторона, которая тебе это заказала, сделает все, чтобы дело ушло в суд, а значит, следователю предоставят специалистов (формально их и так можно получить, но очереди большие, а сроки, как известно, затягивать нельзя), отвезут куда надо. Это следователя ни к чему не обязывает, если он готов работать по принципу – если заказчик потом попадется сам, привлечем и его.

Тут проблема в том, что по экономическим преступлениям следователю противостоят хорошо обученные адвокаты, бухгалтеры, решение арбитража имеет преюдицию. В общем, без квалифицированной помощи работать сложно.

У нас на самом деле с экономическими преступлениями не борются, потому что это никому не нужно. Государству - в первую очередь, и оно никаких ресурсов не дает. И у заказных дел гораздо больше шансов быть раскрытыми, потому что следователь со своим оппонентом на равных.

«Навеска» на наркоманов

С ними обычно как работают: задерживают в состоянии наркотического опьянения, сажают за это по административке, по статье 6.9 – дают 10 суток ареста. У них начинается ломка, и через 5 суток он тебе расскажет все, что угодно. Хотя, конечно, следователь будет относиться к этому со скептицизмом – мало ли что он может в таком состоянии порассказать. Часто проверяют показания и если понятно, что наврал – не привлекают.

Если, например, украли у что-то, берут наркомана, сажают по административке, допустим доказательств нет, но если у него есть деньги, то можно договориться, чтобы он просто заплатил и ментам, и потерпевшему, и все будут довольны: он не сел, все получили денег, нераскрытых дел у следователя нет. Бывает, что родственники наркомана сами идут напрямую к потерпевшему, платят ему, и он забирает свое заявление.

Бывает, конечно, в каких-то отделах милиции, что людей бьют, заставляют в чем-то признаваться, обычно это конкретные отделы, у которых уже такая слава.

Вообще бить необязательно. Например, сидит человек на допросе на табуретке без спинки, прислоняться ему не разрешаешь, вот попробуй посидеть так два часа – ты через 15 минут будешь готов.

Но вообще, с теми, кому нечего рассказать, так не разговаривают. Поэтому невиновным бояться нечего, а если человек правда что-то знает, тогда только хорошо, если он, наконец, заговорит.

Еще удобно, что если, по крайней мере, по двум эпизодам в деле все сходится, есть доказательства, а обвиняемый заодно признался в еще 15 эпизодах, по которым у тебя доказательств нет, можно их тоже ему вменить. Оправдательного приговора уже точно не будет благодаря первым двум, а по остальным 15 даже если признают невиновным, сядет все равно.

Все несовершенства нашей системы нивелируются тем, что суд определяет наказание по справедливости.

Изнасилования

Для следователя лишнее прекращенное дело – это плохо. И тут извечная головная боль с изнасилованиями. Бывают настоящие изнасилования - в подворотне догнали-повалили. Но обычно больше половины изнасилований – это познакомились на дискотеке, выпили, поехали к нему – «там он, зараза, меня и изнасиловал». Спрашиваешь обвиняемого, а он говорит – все хорошо было, мы потом еще встречались несколько раз. И часто девушка действительно потом передумает, заберет заявление и скажет, что все было по согласию. Следователи очень на это злятся. Значит, дело надо прекращать, а это отрицательный показатель, а если к тому же прекращено из-за отсутствия состава преступления, так это вообще кошмар. А если следователь к этому времени еще и этого «насильника» задержать успел? В общем, у нас очень не любят брать заявления по изнасилованиям. Но если женщина твердо стоит на своих показаниях до конца, любого мужика осудят.

Суд присяжных

У всей правоохранительной системы отношение к суду присяжных резко отрицательное. Вообще это же американская история, у них другой подход к правосудию: у них все настроено на то, что результат судебного процесса должен быть понятен простому человеку и решения принимаются исходя из этого. Поэтому в Америке все так довольны правосудием. А я считаю, что право - это не такая сфера, в которой должен понимать простой обыватель. Ведь так же можно собрать 10 человек с улицы, описать им клиническую картину больного, пусть они решают, делать операцию или нет. Право - это профессиональная область деятельности.

Суд присяжных – это шоу. Адвокат может им и спеть, и сплясать, чтобы расположить к себе, а прокурор, представляющий обвинение, так не может. Во-первых, он в форме, а это у нас в стране в основном всех отталкивает. Во-вторых, он скован тем, что вообще должен вести себя в предписанных рамках.

Если судят банду, их дружки приходят в суд посмотреть. Они могут потом подойти к этим присяжным и их запугать, у нас ведь нет защиты свидетелей. У нас даже когда люди на улице были свидетелями преступления, они отказываются выступать свидетелями - боятся. Да что там - не только свидетели, даже сами правоохранительные органы никак не защищены, что уж говорить о присяжных.

Оправдательные приговоры

Оправдательный приговор у нас – это ЧП, их быть не должно. То есть, следователь со своей стороны, а прокурор со своей должны довести дело до такого уровня, чтобы обеспечить обвинительный приговор, иначе всем достанется.

Но в последнее время приходится не только стараться, чтобы обвинительный приговор обязательно был, но еще и если ты человека задержал по обвинению, нужно чтобы это обвинение обязательно реализовалось. А это уже вообще неудобно – то есть, посадить во время следствия невиновного теперь целое дело, а это часто бывает нужно.

Например, приезжаешь на труп. В квартире помимо трупа куча пьяных – понятно, что все они подозреваемые. Раньше мы не колеблясь в таких случаях сажали всех, они давали показания и мы на основании этих показаний работали дальше: или оказывался кто-то из них, остальных тогда отпускали, или вообще кто-то еще, который перед нашим приездом на место сбежал, тогда отпускали этих пятерых, ловили его. В таких ситуациях всегда надо хотя бы несколько дней, чтобы разобраться, и если речь идет об убийстве, то это просто логично, что все подозреваемые должны быть в это время изолированы от общества, друг от друга и от свидетелей. Теперь нас за такое наказывают.

Все это не дает нормально работать: получается оправдание (если привлекли невиновного) – ЧП, реабилитация (задержали-арестовали, потом установили на стадии следствия, что он не причастен) - тоже ЧП.

Получается, если ты невиновного отпускаешь на любой стадии, тебя наказывают. Это же абсурд! Это ведь элемент работы – кто убил и как было совершено преступление, знает сначала только преступник. С нашей стороны есть несколько версий и любая из них может потом оказаться верной. И это нормально, когда следователь может использовать законные способы: задержать лицо, застигнутое на месте преступления, или на котором нашли кровь (ведь пройдет время прежде чем станет известно, кому она принадлежит), изолировать его и проверять. В нормальном случае должно быть так – если интересы государства и общества это требуют (а в случае с тяжкими преступлениями это обычно именно так), то подобные меры следователем как представителем государства должны быть применены. И он должен максимально быстро выяснить, что именно произошло. Если человек невиновен, он должен быть отпущен и должен получить компенсацию от государства за то, что в интересах общества пострадал. Но если при этом следователь соблюдал все требования закона и основания подозревать человека были, то почему он должен быть за это наказан? Из-за этого доходит до того, что подозреваемого в убийстве, когда мало доказательств, скорее оставят на свободе, опасаясь наказания в случае, если биологическая экспертиза покажет, что это не его следы. А через неделю-две он совершит еще одно убийство. А что хуже – две недели задержания невиновного человека или новое убийство?

Игорный бизнес

Я не понимаю, зачем его запретили, кому он мешал? Можно было сделать жестче требования, выше налоги. А в результате получилось, что в тех регионах, где с ним реально борются, там просто весь этот бизнес перешел в интернет, сервер у них или в другом городе, или вообще не в России, поймать невозможно. А в тех регионах, где не особенно борются, бизнесмены или просто откупаются, или договариваются как-то. Например, если человек имеет 10 игровых точек, он договаривается с прокуратурой, что сдаст одну. Все довольны: и он не потерял дело, и прокурор может отчитаться о раскрытом игорном бизнесе.

Следствие против Генпрокуратуры

Все зависит от личных отношений. Есть регионы, где прокуратура с СКП стали настоящими врагами – прямо как с МВД. И это, конечно, очень осложняет работу. Потому что прокурор читает дело и решает, пойдет он с ним в суд или нет. Он может развернуть дело для дополнительного расследования. Cледователь не может все сделать идеально, это просто невозможно, а значит если хотеть придраться, можно всегда найти к чему. Если хорошие отношения, то правило такое: доказательств должно быть достаточно, чтобы осудить человека, а соблюдение всех формальностей - необязательно. Например, если человек обвиняется в краже, то достаточно трех справок - о судимости, о том, состоит ли он на учете у психиатра, и иногда еще характеристики с места жительства. Всю историю жизни выяснять в обвинении по краже ты не будешь. Но формально на этом основании дело можно завернуть. Так что если начальники прокуратуры и СКП в районе ссорятся, то прокурорам дается указание «по пять дел у каждого следователя завернуть» - а это сразу опускает все следственное управление по этому субъекту в общем рейтинге.

Дела на прокуроров

Да и раньше привлекали прокуроров, просто это делалось гораздо тише – никому не надо было на этом пиариться. Но решение о том, пойдет ли дело в суд и сейчас, и раньше все равно принимает прокурор, так что следователь может его завести, а они его закроют. Просто теперь, когда возбуждается дело на прокурора, всегда возникает вопрос, а было ли на самом деле преступление и не скрывается ли за заведением дела борьба.

Стало больше бумажной работы и больше надзирающих звеньев. Например, в регионе в среднем 100 следователей, за ними раньше смотрел один прокурор в каждом районе и это не был каждодневный контроль. И были отделы в прокуратурах численностью от 10 до 20 человек, которые смотрели за всем следствием (и прокурорским, и милицейским, и госнарконтроля). Следователь чувствовал ответственность за свою работу, должен был думать, быть самостоятельным. А теперь в каждом регионе за этими 100 следователями наблюдают до 70 человек. Из-за огромного количества надзирающих следователь перестает сам думать, начинает по каждому вопросу ходить-спрашивать. Теперь он просто выполняет указания.

Следственный комитет и МВД

В МВД тоже существуют свои следователи. Статьи уголовного кодекса поделены – какие-то дела расследуем мы, какие-то – следователи МВД. Ну и в том случае, когда дело расследует СКП, все равно всю предварительную работу делают опера из МВД. Проблема в том, что у ментов зарплата примерно в два раза ниже, чем у следователей, и это сказывается.

Если в МВД попадается хороший следователь, то он, конечно, постарается как можно скорее перейти на работу в СКП. Проблема только в том, что существует негласный запрет на то, чтобы брать работать людей из милиции. Все равно, конечно, берут. Но вообще многие предпочитают даже только что закончившего студента взять и самому его всему научить, чем переучивать человека из милиции.

Существующая правоохранительная система готова к тому, что стать репрессивным аппаратом?

Да, абсолютно. То есть, может, отдельные люди и откажутся выполнять какие-то указания, но вообще им не до этого. Если следователь знает, что определенный состав преступления хорошо уходит в суд, то он будет штамповать такие дела – все вопрос судебной практики. У нас и сейчас одно и то же преступление может «прокатить» в одном регионе, и не «прокатить» в другом - в том числе зависит и от политической воли. Например, губернатор велел с чем-нибудь разобраться - и определенные дела стали легко уходить в суд. Это вопрос договоренности.

Преступления на национальной почве

Большая часть преступности в России – бытовая. Следователь может в своей работе вообще никогда с преступлениями на национальной почве не столкнуться. Преступления иностранцев и против иностранцев не имеют сильного распространения за исключением отдельных регионов.

Главная проблема – это отсутствие какой бы то ни было миграционной политики у государства, а специально обусловленной национальной преступности у нас нет. Просто преступления мигрантов а) получают большую огласку и б) их иногда сложнее расследовать, так как нужен переводчик и пр.

Зачем вообще люди идут работать следователями

Идут те, кто хочет в будущем стать адвокатом: сразу его не возьмут, а с двумя-тремя годами работы в правоохранительной структуре – запросто.

Зная систему изнутри, ты будешь успешным адвокатом. Еще для кого-то это решение проблем с армией.

Но вообще достаточно много еще романтически настроенных людей, которые хотят бороться с преступностью, раскрывать убийства и прочее. Раньше этот запал заканчивался года через 3-4, теперь через год-полтора.

Еще тебе повезло, если ты работаешь в регионе, для которого твоя следовательская зарплата в 25-30 тысяч (одинаковая по всей России) является большой. Для Москвы это, конечно, смешно, а вот есть регионы, где средняя зарплата 15 тысяч, а снимать жилье стоит тысяч шесть, какую-то часть арендной платы компенсирует СКП.

Вообще, конечно, если сравнивать с милицией, условия работы у следователей очень приличные. Не только в смысле зарплаты. Тут не надо ходить строем, носить форму, уметь стрелять из пистолета. Так как-то легче.
оригинал.

Если будут внесены поправки в УПК РФ, ФСБ расширят полномочия по возбуждению уголовных дел.

В УПК РФ могут быть внесены поправки, которые существенно расширят полномочия ФСБ РФ. У контрразведчиков, в частности, появится право возбуждать уголовные дела в отношении спецсубъектов — прокуроров, руководителей следственных органов и адвокатов. Также контрразведчики могут получить право вести абсолютно любые уголовные дела. Вопрос о внесении подобных изменений в законодательство встал после того, как «зависла» ситуация с возбуждением дела на главу ГСУ СК РФ по Москве Александра Дрыманова.

О том, что подготовлен проект федерального закона «О внесении изменений в УПК РФ», следует из ответа заместителя генерального прокурора Николая Винниченко на запрос председателя комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Василия Пискарева, с которым удалось ознакомиться «Росбалту». В нем представитель надзорного ведомства сообщает, что согласно предлагаемым изменениям в УПК (дополнения статьи 448 УПК РФ частью девятой) следственные органы ФСБ РФ смогут возбуждать дела в отношении прокуроров, руководителей следственных органов, следователей и адвокатов «вне зависимости от категории преступлений». Сейчас полномочиями начинать расследования в отношении спецсубъектов имеет исключительно СК РФ.

Однако на этом предполагаемое расширение полномочий ФСБ не заканчивается. Поправки в УПК (дополнения части второй статьи 37 УПК пунктом 12), как следует из документа, устанавливают возможность передачи следственным органам ФСБ «для производства предварительного расследования любых уголовных дел или материалов проверки сообщения о преступлении, если таковые были выявлены федеральными органами безопасности». В связи с этим предлагается наделить генпрокурора и его заместителей дополнительными полномочиями — по ходатайству контрразведчиков изымать любые дела и передавать их в органы ФСБ. Причем последняя служба может не мотивировать причину, по которой она хочет получить к себе для расследования материалы.

Николай Винниченко указывает, что в Генпрокуратуре не поддерживают концепцию законопроекта. В ГП согласны, что исключительное право СК РФ возбуждать дела на спецсубъектов на практике ведет к серьезным проблемам, «связанным с расхождением в правовой оценке содеянного между должностными лицами СК ФР и надзирающими прокурорами».

Однако в Генпрокуратуре полагают, что именно прокурор должен инициировать уголовное преследование спецсубъектов, так как подобный порядок соответствует конституционному статусу прокурора и ряду международных законодательных актов.

Предлагаемое же право ФСБ забирать себе любые дела, по мнению главного надзорного ведомства, «необоснованно ставят следственный органы ФСБ РФ в привилегированное положение». В ГП вызывает недоумение и предлагаемый механизм передачи дел контрразведчикам. С одной стороны, — это должна делать прокуратура по ходатайству ФСБ. С другой стороны, выходит, что самостоятельность прокуроров сильно ограничивается, поскольку изменения подследственности дел поставлено в зависимость от соответствующего ходатайства ФСБ.

Более того, законопроект не предусматривает, что ФСБ должна как-либо мотивировать ходатайство о передаче ему того или иного дела.

В ГП полагают, что возложение на генпрокурора и его заместителей обязанностей рассматривать каждое ходатайство ФСБ о передаче дел не явяется обоснованным.

Взамен надзорное ведомство предлагает наделить прокуроров правом изымать дела и материалы проверок у любого органа следствия и передавать их следователю другого ведомства. По мнению ГП, это позволит прокуратуре оперативно реагировать на выявленные факты нарушений при расследовании.

Источники «Росбалта» в правоохранительных органах, полагают, что вопрос о внесении поправок в УПК возник из-за ситуации вокруг главы ГСУ СК РФ по Москве Александра Дрыманова.

В ФСБ считают, что Дрыманов имел корыстную заинтересованность в освобождении из-под стражи «авторитета» Андрея Кочуйкова (Итальянец). Однако контрразведчики сами возбудить дело в отношении главы ГСУ СК РФ по Москве не могут — это прерогатива исключительно главы СК РФ Александра Бастрыкина. Ему были поданы соответствующие документы, но никакой реакции не последовало.

Герман Александров

Происшествия, новости преступного мира, громкие расследования и эксклюзивные подробности на криминальном канале в Telegram .