Рецензирование экспертного заключения

– Понятие научной парадигмы. Смена научных парадигм в языкознании.

– Условия, средства и способности реализации авторской индивидуальности в тексте.

Общеизвестно, что развитие науки осуществляется путем смены научных (исследовательских) парадигм. Термин парадигма понимается в данном контексте как совокупность научных представлений, теоретических установок, т. е. система научных координат, в рамках которой рассматривается то или иное изучаемое явление.

Так, например, в языкознании ХIХ в. господствовал сравнительно-исторический подход, в ХХ в. оформился системно-структурный, а на пороге ХХI в. стало преобладать функционально-коммуникативное направление, причем каждое последующее направление не отменяет предыдущее, а использует то, что накоплено для того, чтобы достичь более полного, а может быть, насколько это возможно, целостного рассмотрения объекта своего исследовательского интереса, коим является язык как универсальная система знаков. Так сначала сравнивались отдельные единицы разных языков: слова, звуки, предложения, делались выводы о родстве языков, происхождении из одного или разных источников, затем объектом интересов становится язык как таковой, язык внутри себя как некая система, упорядоченная структура, состоящая из ярусов, уровней и их единиц, соотношение внешнего и внутреннего, формы и содержания, сейчас мы имеем возможность наблюдать процесс интеграции частных научных дисциплин, «увязывания» их результатов между собой в контексте рассмотрения одного и того же феномена действительности: реализации языка как текста, как результата речетворческой деятельности человека, использования языка в практической деятельности человека как средства выражения, передачи необходимой или вообще любой части информации, в том числе о самом себе, о человеке, т. е. речь идет о раскрытии природы и установлении роли «человеческого фактора в языке», т. е. присутствия человека в языке: «Все больше укрепляется мысль о том, что понять природу языка можно лишь исходя из человека и его мира в целом» .

Совершенно справедливо Н.Д. Арутюнова отмечает: «Если Бог создал человека, то человек создал язык – величайшее свое творение. Если Бог запечатлел свой образ в человеке, то человек запечатлел свой образ в языке. Он отразил в языке все, что узнал о себе и захотел сообщить другому. Человек запечатлел в языке свой физический облик, свое внутреннее состояние, свои эмоции, интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе – земной и космической, свои действия, свои отношения к другому человеку» .


В связи с таким подходом к анализу языка и текста центральной категорией антропоцентрической лингвистики становится понятие языковой личности, различные аспекты которой получили освещение в работах В.В. Виноградова, Ю.Н. Караулова, Г.И. Богина, И.Я. Чернухиной и др. На рубеже 80–90-х гг. прошлого столетия сложилась даже так называемая теория языковой личности, согласно которой языковая личность предстает в четырех своих ипостасях – мыслительная, языковая, речевая, коммуникативная – и трактуется как «суперкатегория», синтезирующая лингвистический и психологический аспекты, модусы человека.

По определению Ю.Н. Караулова, языковая личность – «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются: а) степенью структурно-языковой сложности; б) глубиной и точностью отражения действительности; в) определенной целевой направленностью. В этом определении соединены способности человека с особенностями порождаемых им текстов» .

Духовный мир личности, мир ее ценностей, идеалов, устремлений, выражающихся в чертах характера и стереотипах поведения, методе мышления, социальных жизненных целях человека, «опредмечивается не только в его в социально значимых действиях, не только во внешних (материальных) проявлениях его характера… В такой же мере духовность опредмечивается в речевых поступках человека, языковом его поведении, т.е. в широком смысле – в текстах, им порождаемых» (Ю.Н. Караулов). По мнению ученых, изучение языковой личности, т.е. личности, реализующей себя в речевой деятельности, возможно «только на основе текста, так как именно в текстах личность особенно полно проявляет себя: процесс общения, без которого трудно представить человека, происходит на основе текстовой деятельности» (Н.С. Болотова).

Об отражении личности автора в творчестве и об отражении ее индивидуальности в тексте размышляют многие: «Творец всегда изображается в творении и часто - против воли своей» (Н.М. Карамзин), «Каждый писатель, до известной степени, изображает в своих сочинениях самого себя, часто вопреки своей воле» (В. Гете), «Всякое художественное произведение есть всегда верное зеркало своего творца, и замаскировать в нем свою натуру ни один не может» (В.В. Стасов), «Оригинальнейшие писатели новейшего времени оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше» (В. Гете), «Творчество самого талантливого автора обязательно отражает его личность, ибо в том-то и заключается художественное творчество, что внешний объективный материал перерабатывается, вполне индивидуально, психикой художника» (В.В. Воровский).

«Выражение личности художника в его творении» (по В. Виноградову) – это образ автора , «центр, фокус, в котором скрещиваются и объединяются, синтезируются все стилистические приемы произведений словесного искусства». Образ автора - это не субъект речи, часто он даже не называется в структуре произведения. (Субъектом речи может быть собственно автор, рассказчик, повествователь, издатель, различные персонажи. Однако все это объединяется, высвечивается отношением автора – мировоззренческим, нравственным, социальным, эстетическим). Это «концентрированное воплощение сути произведения» (В.В. Виноградов) или «нравственное самобытное отношение автора к предмету изложения» (Л. Толстой) естественно в словесном произведении создается через словесные построения. Для А. Чехова, например, проблема образа автора трансформируется в «субъективность стиля». Л. Толстой писал: «Во всяком художественном произведении важнее, ценнее и всего убедительнее для читателя собственное отношение к жизни автора и все то в произведении, что написано на это отношение. Цельность художественного произведения заключается не в единстве замысла, не в обработке действующих лиц, а в ясности и определенности того отношения самого автора к жизни, которое пропитывает все произведение».

Образ автора с наибольшей полнотой представлен в художественных текстах, но это категория универсальная, очень разнообразная в своих проявлениях и присущая текстам разных типов: «Проблема «автора», «субъекта» неотделима от всякого (курсив мой. – М.Н.) языкового выражения» . По ряду параметров языковой организации текста (прежде всего – по преобладанию эмоционально-экспрессивных структур) близки к художественной литературе публицистические тексты, и присутствие образа автора в них очевидно.

Однако авторская индивидуальность проявляется отнюдь не только в художественных и близких им публицистических текстах. По замечанию М.М. Бахтина, всякое высказывание – устное и письменное – в любой сфере может отразить индивидуальность говорящего (или пишущего), т.е. обладать индивидуальным стилем.

Индивидуальный стиль коммуникативной личности, ее авторская индивидуальность («идиостиль» от греч. ídios – «свой, своеобразный») определяется тем, чего нет у других авторов и проявляется в своеобразных приемах построения текста, выборе риторических способов воздействия, языковой структуры высказывания, интонации, приемах привлечения внимания и популяризации, в формулах речевого этикета, отражающих индивидуальное видение предмета речи, стиль мышления, особенности восприятия окружающего мира, внутренний мир личности автора, его коммуникативные способности.

При этом, однако, не все жанры одинаково благоприятны для такого отражения индивидуальности говорящего в языке высказывания. Действительно, наиболее благоприятны жанры художественной литературы: «здесь индивидуальный стиль прямо входит в само задание высказывания, является одной из ведущих целей». Наименее благоприятные условия для отражения индивидуальности в языке наблюдаются, по словам Бахтина, в тех речевых жанрах, которые требуют стандартной формы, например, во многих видах деловых документов, в военных командах, в словесных сигналах на производстве и др. «Здесь, – замечает ученый, – могут найти отражение только самые поверхностные, почти биологические стороны индивидуальности (и то преимущественно в устном осуществлении высказывания этих стандартных типов»). В огромном большинстве речевых жанров, кроме художественных, индивидуальный стиль «не входит в замысел высказывания, не служит одной его целью, а является, так сказать, эпифеноменом высказывания, дополнительным продуктом его» (Бахтин). В разных текстах, по утверждению Бахтина, «могут раскрываться разные слои и стороны индивидуальной личности».

Несмотря на укрепившееся мнение о внеличном характере научной речи, обнаруживаются достаточно широкие возможности проявления индивидуально-авторского, творческого начала, вполне органично сочетающегося с присущей данной сфере использования языка речевой стереотипностью, стилистической однородностью, в научных текстах, которые, как известно, определяются требованиями точности, логичности, ясности и недвусмысленности изложения. Научный текст предстает в специальных исследованиях как «гуманизированная структура», несущая печать личности субъекта речи (ученого) и на уровне содержания (в информационном, интерпретирующем планах), и на уровне его языкового оформлении (в отборе средств привлечения внимания читателя, акцентуации, форм диалогичности, в использовании образных, экспрессивных единиц).

Одним из перспективных направлений в решении вопроса о проявлении личностного начала в научном стиле речи является изучение, по М.М. Бахтину, сторон личности, раскрывающихся в тексте (спектра коммуникативных ролей), которые играет автор в процессе текстообразовния, установления контакта с потенциальным адресатом.

Анализ вузовских изданий по различным дисциплинам позволяет исследователям говорить о том, что в научном тексте, по крайней мере, в его учебно-научной разновидности, проявление авторского начала отнюдь не ограничивается описанными в литературе ролями информатора, аналитика и аксиолога. Кратко охарактеризуем основные ипостаси авторского «я».

1. «Я» информативное реализуется:

§ В отборе сведений , результаты которого фиксируются в заголовке книги; аннотации и предисловии, кратко характеризующих ее содержание; в основном тексте – в виде отсылок к информации, которая в рамках предлагаемого издания специально не рассматривается, но, обязательная для усвоения учащимися, содержится в рекомендуемых автором источниках.

§ В установлении логики изложения фактов , которая определяет структуру текста, находит отражение в его рубрикации. Изложение традиционно начинается с введения основных понятий и категорий дисциплины: (Файл – это информация, записанная на магнитном диске под определенным именем ), сописания устройств, приборов (Окно Windows’98 можно разделить на 5 основных областей…), с исторической справки (Историю Пролога можно начать с 1930 г., когда Эрбан предложил оригинальный метод доказательства теорем… ). Чем оригинальнее порядок введения информации, тем отчетливее проявляется личностное начало. Отступление от традиции обычно объясняется: «Как правило, учебные пособия начинаются с описания основных терминов дисциплины, для изучения которой они предназначены. <…> Однако в нашем случае сразу возникает проблема: существуют разные определения, и не очень понятно, когда, каким и как именно пользоваться » (В.А. Филимонов).

§ В фиксации своего оригинального, альтернативного принятым в науке, подхода к определению понятий и классификации объектов. При этом авторство дефиниций и типологий обычно акцентируется: для общепринятых используются библиографические ссылки, для альтернативных – комментарии типа Последний вариант мой (Филимонов) или вопросно-ответный комплекс – структурно-семантическое единство проблемного вопроса, исходящего от автора, и ответ на него. Например: Какой смысл я вкладываю в термин «язык концептуального программирования»? Прежде всего, это средство решения при помощи компьютера широкого класса задач таким образом, чтобы максимально большая часть нейронов мозга была занята самой задачей… а не способом описания решения для компьютера (Чанышев).

2. В задачи второй ипостаси автора – «я» аналитического – входит всестороннее рассмотрение изучаемого в курсе предмета, явления: определение степени их изученности; сравнение с аналогичными предметами, явлениями; установление соотношения научного знания с реальной ситуацией, сложившейся на практике и др. Языковыми маркерами этой ипостаси выступают, прежде всего, лексические единицы, указывающие на степень распространенности, известность того или иного явления, потребности в нем: наиболее часто используются насосы с масляными уплотнителями; схема наиболее распространенного пластинчатого роторного насоса; интерес к Прологу вообще на Западе несколько спал ; Пролог же был еще во многом языком экзотическим ; широкую известность получил метод декомпозиции Бендеса. Кроме того, эта же авторская ипостась выявляется благодаря словам и выражениям, фиксирующим в своих значениях результаты сравнения явления, процессов и установления их сходства и различия: процесс коалесценции подобен процессам слияния капель жидкости; Схожий с электорными насосами принцип действия имеют пароструйные насосы.

3. «Я» аксиологическое представляет результаты квалификативно-оценочной деятельности субъекта, которая всегда сопутствует всякому познавательному процессу и, «в силу единства языка и мышления, непременно находит выражение в стиле речи» (М.Н. Кожина). По количеству и разнообразию оценочных средств, в частности указывающих на степень достоверности, истинности информации, научно-учебные тексты уступают собственно научным текстам, т. к. ориентированы на передачу апробированных, достоверных теоретических и практических сведений, а дискуссионные вопросы вводятся дозировано, поэтому, как правило, оценивается не знание как таковое (его включение в учебное издание уже представляет собой акт оценки), а вклад отдельных ученых в его развитие. Оценка выражается прямо (при помощи слов и оборотов с оценочной семантикой, форм степеней сравнения) или косвенно (в виде рекомендаций читателю познакомиться с мнением, концепцией, книгой ученого). В большинстве случаев, как и в современных собственно научных текстах, оценка оказывается внеличностной. Отказываясь от использования личных местоимений и соответствующих личных форм глагола, автор как бы выражает мнение многих, ценностную позицию значительной части научного мира. Исключение составляют те случаи, когда интимно-личностная манера изложения, как правило, обусловленная необходимостью акцентировать мнение автора книги, новизну его наблюдений и др., становится характерной чертой стиля. Напр.: Лучший известный мне учебник по программированию на Turbo Prolog’e, переведенный на русский язык, это уже упомянутая книга; Отмечу, что в последнее время мне понравился Icon (Чанышев).

4. «Я» биографическое несетдополняющие основную информацию биографические сведения об авторе текста. Как правило, они помещаются за пределами основного текста – в аннотации, предисловии издания – в качестве доказательств апробированности учебного курса, новизны информации, при этом автор говорит о себе в 3-м лице, останавливаясь на тех обстоятельствах своей жизни, при которых учебный материал, отбирался, шлифовался учебный материал: Учебное пособие обобщает опыт автора по проведению лекций по теме «Введение в искусственный интеллект»… на математическом факультете Омского государственного университета в 2000 2004 гг. (Чанышев); Все варианты составлены автором за время работы председателем предметной комиссии по математике (Ашаев). Кроме того, информация, формирующая «я» биографическое, может играть и другую роль – представлять автора учебного издания не в качестве некоего обобщенного образа субъекта познавательно-коммуникативной деятельности, а как реальную личность, человека с творческой судьбой, который достиг конкретных результатов в науке, интересуется определенными проблемами, ищет пути их решения, один или вместе с коллегами, строит планы, сомневается, удивляется и т.д. Напр.: К авторским находкам, представленным в пособии, являются: «экран-технологии»… (Филимонов); Дипломная работа, выполненная автором в 1970 г. в Томском университете и названная «Моделирование социальных процессов на ЭВМ», должна была называться… Реже встречаются в рассказе о фактах биографии автора в виде использования личного местоимения Я и формы 1-го лица глагола, создающих особую личностную манеру изложения: Меня всегда настораживала нередкая в научном обиходе фраза – «товарищ такой-то работает над диссертацией. Тридцать лет и три года я проработал с убеждением, что работать надо над проблемой, а не над диссертацией… (Фисюк). Подобная интимизация стиля характеризует, как правило, отдельные фрагменты учебных изданий – вводные части, которые организуют восприятие новой информации, закладывают тематические ориентиры и вместе с тем формируют интерес к предмету изложения в книге, опосредованный интересом к личности ее автора.

5. Проявлением диалогичности в учебно-научных текстах выступает «я» коллегиальное , выполняющее миссию привлечения автором читателя к совместному решению задач, доказательству теорем и др. на фоне их активизированного внимания и мышления. Для этих целей прибегают к так называемому мы совокупности – личному местоимению МЫ со значением «мы с вами» / «я и читатель» и форме 1-го л. мн. ч. глаголов восприятия, ментальных действий: рассмотрим диаграмму; положим х =2а; нам достаточно проверить, что из обратимости редукции квадратной матрицы по модулю следует…; читаем файл; предположим, что… и под.

6. В учебных изданиях «я» коллегиальное ни в коей мере не отрицает роли автора-организатора, руководителя процесса обучения читателей, определяющего содержание и порядок выполнения определенных заданий. Указания «я» регламентирующего даются в более или менее жесткой императивной форме – в зависимости от вида издания и избранной автором «тональности». В сборниках задач предпочтение отдается «безапелляционному» инфинитиву (решить систему уравнений, найти все значения параметра Х; создать файл ), методические рекомендации, контрольные задания в учебных пособиях даются обычно в более мягкой императивной форме - форме изъявит. накл. наст. вр. 2-го л. мн. ч. в переносном значении побуждения к действию; словам с модальным значением в сочетании с инфинитивом (для открытия меню необходимо сделать щелчок мышью; войдите в меню «Формат»; решите задачу другим способом).

7. Личностное начало автора также проявляется в виде «я» композиционного , в задачи которого входит сориентировать читателя в композиции издания. Для этого традиционно используются ссылки на структурно-содержательные элементы книги (см. раздел 2; этот вопрос подробнее будет рассмотрен в следующем параграфе ). Автор берет на себя функции проводника читателей в мир информации, представленной в издании, при этом он свободно передвигается в двух направлениях: к фрагментам, предшествовавшим настоящему моменту изложения (как уже отмечалось выше; об этом говорилось в главе 2), и к фрагментам, с которыми читателю только предстоит познакомиться (это так называемые ошибки I и II рода, речь о которых пойдет ниже ). Удачным способом реализации авторского начала в тексте следует признать предваряющее каждый новый раздел книги абреже или помещенный в его первом абзаце резюме, подготавливающие читателя к восприятию информации и выполнению определенных действий: Настоящий и последующий разделы посвящены анализу зависимости между величинами х и у…(Перцев); В этом параграфе мы докажем теорему Хардера …(Перцев).

Каждый автор самостоятельно определяет набор приоритетных для него ролей и способы их реализации в тексте. Одни избегают любых биографических сведений, но умело используют средства «я» композиционного, облегчая читателю работу с книгой; другие предпочитают «я» коллегиальное жесткому «я» регламентирующему как более эффективную форму общения со студентом; третьи стремятся оживить изложение сложного материала за счет вкрапления сведений о своем личном опыте решения научных проблем, эмоциональных состояниях в момент проведения опыта и т.д. Так рождается индивидуальный авторский стиль.

Вопросы для самопроверки

1. Что такое «научная парадигма»?

2. Как происходила смена научных парадигм в языкознании?

3. Что понимается под языковой личностью, образом автора и индивидуальным стилем?

Авторская позиция проявляется, прежде всего, в отношении автора к изображаемым явлениям, событиям, героям и их поступкам. Следова­тельно, читая текст, обращайте внимание на языковые средства, в которых выражается отношение автора к предмету изображения (см. таблицу на следующей странице).

При выявлении авторской позиции важно учитывать, что в тексте может использоваться такой приём, как ирония - употребление слова или выражения в таком контексте, который придаёт слову (выражению) прямо противоположное значение. Как правило, ирония - это осужде­ние под видом похвалы: Боже мой, какие есть прекрасные должности и службы! Как они возвышают и услаждают душу! Но, увы! Я не служу и лишён удовольствия видеть тонкое обращение с собою начальников (Н. Гоголь). Буквальное прочтение иронических высказываний ведёт к искажённому пониманию содержания текста и авторского замысла.

Кроме того, доказывая свою точку зрения, многие авторы отталкива­ются от различных высказываний своих реальных или возможных оппо­нентов, т. е. приводят высказывания, с которыми не согласны: «Береги честь смолоду»,- завещал Пушкин в своей «Капитанской дочке». «А зачем?» - спросит иной современный «идеолог» нашей рыночной жизни. Зачем беречь товар, на который есть спрос: если мне за эту са­мую «честь» хорошо заплатят, то я её продам (С. Кудряшов). К сожа­лению, ученики часто приписывают подобные высказывания самому автору, что ведёт к неправильному пониманию авторской позиции.

Например, в приведённом ниже тексте В. Белова авторская позиция не выражена словесно и может быть выявлена лишь при внимательном прочтении фрагмента и сопоставительного анализа всех его частей.

Всё уже узнано за две недели после возвращения в родную деревню, всё обойдено, переговорено почти со всеми. И только на свой родной дом я стараюсь не глядеть и обхожу его стороной. Я думаю: зачем бе­редить прошлое? Для чего вспоминать то, что забыто даже моими зем­ляками? Всё ушло навсегда - хорошее и плохое, - плохое не жалко, а хорошего не вернёшь. Я вытравлю из сердца это прошлое, никогда больше не вернусь к нему.

Надо быть современным.

Надо быть безжалостным к прошлому.

Довольно ходить по пепелищам Тимонихи, сидеть на опечках. Надо помнить о том, что день и ночь на земле - как говорил Хикмет - ра­ботают реакторы и фазотроны. Что одна счётная машина действует быстрее миллиона колхозных счетоводов, что...

В общем, не надо глядеть на родной дом, не надо заходить туда, ничего не надо.

Но однажды я комкаю в кулаке свою писанину и бросаю в угол. Бегу по лестнице. В заулке озираюсь по сторонам.

Наш дом выдался из посада вниз, к реке. Как во сне подхожу к на­шей берёзе. Здравствуй. Не узнала меня? Высокая стала. Кора лопнула во многих местах. Муравьи бегают по стволу. Нижние ветки обрубле­ны, чтобы не заслонять окошки зимней избы. Вершина стала выше трубы. Не бели, пожалуйста, пиджак. Когда я тебя искал с братом Юр­кой, ты была хилая, тоненькая. Помню, была весна и твои листочки уже проклюнулись. Их можно было сосчитать, так мала ты тогда была. Мы с братом нашли тебя в поскотине на вахрунинской горе. Помню, кукушка куковала. Оборвали мы у тебя два больших корня. Несли через лавы, а брат говорил, что ты засохнешь, не приживёшься под зимним окном. Посадили, вылили два ведра воды. Правда ведь, ты еле выжила, два лета листочки были мелкие, бледные. Брата уже не было дома, когда ты окрепла и набрала силу. А где ты взяла эту силу под зимним окном? Надо же так вымахать! Уже выше отцовского дома.

Надо быть современным. И я отталкиваюсь от берёзы, как от ядо­витого дерева. (По В. Белову)

На первый взгляд, автор призывает отказаться от прошлого в пользу современности: «Надо быть современным. Надо быть безжалостным к прошлому». Однако истинное отношение автора к прошлому проявля­ется в его трогательных воспоминаниях о берёзе, которые по сути пред­ставляют собой живой диалог с деревом. Мы видим, что за внешним без­различием («Надо быть современным. И я отталкиваюсь от берёзы, как от ядовитого дерева») скрыта любовь к детству, к прошлому, которое невозможно вычеркнуть из человеческой жизни.

    Автор как субъект художественной деятельности , творческого процесса, присутствующий в его творении. Он подает и освещает реальность, осмысливает и оценивает её, как носитель речи внутри художественного произведения.

    Повествователь. Он может быть приближен к автору, может быть дистанцирован от него.

Повествователь – косвенная форма присутствия автора, осуществляет посредническую функцию между вымышленным миром и рецепиентом. По Тамарченко – специфика его в следующем:

1) всеобъемлющий кругозор (рассказчик знает финал и потому расставляет акценты, может забегать вперед, советовать, на чем акцентировать внимание).

2) речь адресована читателю, он всегда учитывает то, что его будут воспринимать. - возникают разные типы читателей – проницательный читатель, цензор, дама.

В фольклоре авторство было по преимуществу коллективным, а его «индивидуальный компонент» оставался, как правило, анонимным. Но уже в искусстве Др. Греции появилось индивидуально -авторское начало, о чем свидетельствуют трагедии Эсхила, Софокла, Еврипида.

Вплоть до XVII – XVIII вв., творческая инициатива писателей была ограничена требованиями уже сложившихся жанров и стилей. Лит-рное сознание ориентировалось на уже имеющиеся художественные образцы.

Авторское самосознание достигает апогея в эпоху расцвета роман­тического искусства. Автор в его внутритекстовом бытии в свою очередь рассматрива­ется в широком и в более конкретном, частном значениях.

Сильнее всего автор заявляет о себе в лирике , где высказы­вание принадлежит одному лирическому субъекту, где изображены его переживания, отношение к «невыразимому» (В.А. Жуковский), к внешнему миру и миру своей души в бесконечности их переходов друг в друга.

Авторские интонации ясно различимы в авторских отступлениях (чаще всего - лирических, литературно-критических, историко-фи­лософских, публицистических), которые органично вписываются в структуру эпических в своей основе произведений.

В драме автор оказывается в тени своих героев. Здесь его присутствие усматривается в заглавии, эпиграфе , списке действующих лиц, в разного рода указаниях , в репликах в сторону. Рупором автора могут быть сами действующие лица: герои -резонеры , хор (как древнегреческом театре) и др.

В инсценировках классических произведений нередко появляются персонажи «от автора» (в кинофильмах по моти­вам литературных произведений вводится закадровый «авторский» голос).

С большей мерой включенности в событие произведения выглядит автор в эпосе . В эпических произведениях авторское начало проступает по-разному: как авторская точка зрения на воссоздаваемую поэтическую реальность, как авторский комментарий по ходу сюжета, как прямая, косвенная или несобственно-прямая характеристика ге­роев, как авторское описание природного и вещного мира, и т. д.

Наиболее часто автор выступает как повествователь , ведущий рассказ от третьего лица, во внесубъектной, безличной форме. Со времен Гомера известна фигура всеведущего автора, знающего все и вся о своих героях, свободно переходящего из одного временного плана в другой, из одного пространства в другое. В литературе Нового времени такой способ повествования, наиболее условный (всезнание повество­вателя не мотивируется), обычно сочетается с субъектными формами, с введением рассказчиков, с передачей в речи, формально принадле­жащей повествователю, точки зрения того или иного героя (так, в «Войне и мире» Бородинское сражение читатель видит «глазами» Андрея Болконского, Пьера Безухова).

Принципиально новая концепция автора как участника художест­венного события принадлежит М.М. Бахтину. Подчеркивая глубокую ценностную роль в нашем бытии диалога, Бахтин полагал, что автор в своем тексте «должен находиться на границе создаваемого им мира как активный творец его, ибо вторжение его в этот мир разрушает его эстетическую устойчивость».

Качественные признаки разновидностей текста создаются, наряду с перечисленным, и проявлением в тексте личностных особенностей стиля автора. Авторская индивидуальность обнаруживается в интерпретирующих планах текста, в языково-стилистическом оформлении его. Естественно, эта проблема актуальна и принципиальна для текстов нестандартного речевого и композиционного оформления, текстов с большей долей эмоционально-экспрессивных элементов.

Авторская индивидуальность максимально ощутима в художественных текстах, как на уровне проявления авторского сознания, его нравственно-этических критериев, так и на уровне литературной формы, идиостиля. Индивидуальный стиль, как правило, выявляется и в жанрах публицистики, близких к художественному типу изображения. Элементы художественности обнаруживаются и в научно-популярном тексте, и, следовательно, они избирательны и потому характеризуют стиль автора.

Эмоциональная память конкретного автора конкретного текста может выхватить из своих ощущений при создании литературного произведения разные впечатления – то конкретно-предметные, наглядные своей детальностью, то романтически-приподнятые, вызванные эмоционально-психологической напряженностью, состоянием аффекта. Так рождается либо сдержанность в описаниях, предметная детализированность, либо чрезмерная метафоричность, пышнословие. Все индивидуально, во всем отражается автор. Главное для читателя – войти в это состояние, соотнести выраженное автором с сутью описываемого предмета. Так, например, когда Е. Евтушенко в своей книге «Не умирай прежде смерти» делится впечатлением о ранних произведениях Горького и не только не осуждает чрезмерную метафоричность его стиля, но даже приветствует это, то такая оценка кажется вполне убедительной, поскольку значимость самой описываемой ситуации настраивает на восторженность восприятия:

Кто бы сегодня ни говорил о романтической безвкусице раннего Горького, но то, что он чувствовал на берегу Черного моря, перекусывая зубами пуповину новорожденного, оказалось правдой. Да, море смеялось! Да, тысячами! Да, серебряных! Да, улыбок! (Е. Евтушенко).

В другом случае, при учете другой ситуации, излишнее пышнословие другому автору представляется как нечто чрезмерно приторное. Так, герой В. Набокова художник Горн говорит:

– Беллетрист толкует, например, об Индии, где вот я никогда не бывал, и только от него и слышно, что о баядерках, охоте на тигров, факирах, бетеле, змеях, – все это очень напряженно, очень пряно, сплошная, одним словом, тайна Востока, – но что же это получается? Получается то, что никакой Индии я перед собой не вижу, а только чувствую воспаление надкостницы от всех этих восточных сладостей. Иной же беллетрист говорит всего два слова об Индии: я выставил на ночь мокрые сапоги, а утром на них уже вырос голубой лес (плесень, – объяснил он...), – и сразу Индия для меня как живая, – остальное я уже сам воображу (В. Набоков. Облако, озеро, башня). В данном случае В. Набоков, видимо, приветствует стиль «сдержанности в описании», который проповедовал А. Чехов («У мельницы сверкнуло горлышко разбитой бутылки» – и картина лунной ночи нарисована). Разный стиль, разное восприятие. Но тем и богата художественная литература. Потому она и называется художественной, схожесть с изобразительным искусством здесь очевидна.

Оригинальность художественного слова необязательно связана с обильным использованием тропов и вообще речевых украшений. Оригинальность может создаваться самим слогом – системой семантико-грамматических соотношений словоформ в словосочетании и в предложении, нарушением понятийной сочетаемости словоформ, и т.п.

Вот пример оригинальности стиля, внутренне соответствующего самому характеру мышления героя – его непосредственности и отчасти детскости, наивности (заданной примитивности?) и идейной убежденности:

После ее посещения Божко обычно ложился вниз лицом и тосковал от грусти, хотя причиной его жизни была одна всеобщая радость. Поскучав, он садился писать письма в Индию, на Мадагаскар, в Португалию, созывая людей к участию в социализме, к сочувствию труженикам на всей мучительной земле, и лампа освещала его лысеющую голову, наполненную мечтой и терпением.

Божко писал негордо, скромно и с участием: «Дорогой, отдаленный друг. Я получил ваше письмо, у нас здесь делается все более хорошо, общее добро трудящихся ежедневно приумножается, у всемирного пролетариата скопляется громадное наследство в виде социализма. Каждый день растут новые сады, заселяются новые дома и быстро работают изобретенные машины. Люди также вырастают другие, прекрасные, только я остаюсь прежним, потому что давно родился и не успел еще отвыкнуть от себя. Лет через пять-шесть у нас хлеба и любых культурных удобств образуется громадное количество, и весь миллиард трудящихся на пяти шестых Земли, взяв семьи, может приехать к нам жить навеки, а капитализм пусть остается пустым, если там не наступит революция» (А. Платонов. Счастливая Москва).

Индивидуальность проявляется в использовании оценочных, эмоционально окрашенных и экспрессивных речевых средств. Такая эмотивная окрашенность научного текста может возникнуть в результате особого восприятия объекта, индивидуальные оценочные коннотации могут быть вызваны и особым, критико-полемическим способом изложения, когда автор выражает личное отношение к обсуждаемому предмету. В таком случае именно выражение мысли есть воплощение индивидуальности. Использование эмоциональных средств здесь создает глубокую убедительность, резко контрастирующую с общим бесстрастным тоном научного изложения.

В настоящее время в литературе нет единого мнения относительно возможности проявления личности автора в научном тексте. Как крайние существуют два мнения по этому вопросу. В одном случае считается, что предельная стандартность литературного оформления современных научных текстов приводит к их безликости, нивелировке стиля.

В другом случае такая категоричность в суждениях отрицается и признается возможность проявления авторской индивидуальности в научном тексте, и даже непременность такого проявления.

Эмоциональность научного текста может быть рассмотрена в двух ракурсах: 1) как отражение эмоционального отношения автора к научной деятельности, как выражение его чувств при создании текста; 2) как свойство самого текста, способного эмоционально воздействовать на читателя.

Причем эмоциональность научного текста зависит от значимости для текста экспрессивных единиц, а не только от их состава и количества. Важно при этом иметь в виду, что сам характер экспрессии в научном тексте иной, чем, например, в тексте художественном. Здесь экспрессивными могут оказаться многие нейтральные речевые средства, которые способны повысить аргументированность высказанного положения, подчеркнуть логичность вывода, убедительность рассуждения и т.п.

Научный текст не только передает информацию о внешнем мире, но и представляет собой гуманизированную структуру, несущую на себе «печать» личности субъекта творческой деятельности. «Интерпретирующие планы текста несут информацию об особенностях проявления сознания автора, т.е. в конечном счете о самом авторе». Речевое авторское «я» в научном тексте неизбежно будет столь же оригинальным, сколько оригинально его сознание и характер интерпретации действительности. В частности, это связано с определенной долей ассоциативности в мышлении, хотя в научном тексте прежде всего отражаются связи логического порядка. Оригинальность стиля ученого определяется и профилем мышления (аналитический – синтетический). Все это обусловливает появление специфических черт в научном тексте. Немаловажное значение имеют и литературные способности автора, умение текстуально точно и ярко отражать в тексте явления своего воображения.

Известно, например, как красочно и доходчиво излагали свои мысли К.А. Тимирязев, С.П. Боткин, Н.И. Пирогов, И.П. Павлов. Блестящим популяризатором был геохимик, знаток драгоценных и поделочных камней А.Е. Ферсман. Индивидуальны по стилю изложения труды русских философов.

Русская философия XX века жила напряженной духовной жизнью. Мистическое видение мира, понимание непреходящих ценностей воплотилось в своеобразной языковой форме. В работах Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, Г.П. Федотова представлена широкая оценочность языковых форм.

Поэтизированный философский язык русских философов XX века широко использовал метафорику. За этим «размыванием» научного языка чувствовалась школа духовной риторики. С.Н. Булгаков писал:

«Философия, сохраняя свою диалектическую ткань как материю творчества, должна искать свою вдохновляющую музу, которую все-таки не сможет заменить школьный учитель (хотя бы имя ему было И. Кант). И этим мусикийским заветам, идущим от эллинства и Платона, в меру сил своих учил нас служить и Вл. Соловьев, в котором поэзия была не случайным и внешним придатком к философствованию, но подлинной его основой, мистическим его документированием» (С.Н. Булгаков Тихие думы. М, 1918. С. 139).

Многих русских философов отличали утонченность и изысканность стиля (С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский). Эстетическое своеобразие, барочность в диалогах Л.П. Карсавина отмечали еще современники. Философская мысль исследует не только логически определенное, но и бессознательное, размышления о душе и духовности, о смысле жизни и смерти требовали эмоциональности и интуитивности. Яркого стилистического эффекта достигал, в частности, Н.А. Бердяев использованием «Фигуры шока», оксюморона, парадоксального сочетания слов-терминов.

В своих философских книгах, как утверждает сам автор, Н.А. Бердяев почти никогда не прибегал к анализу и пользовался лишь методом характеристики. «Я всегда хотел уловить характер, индивидуальность предмета мысли и самой мысли». С такой установкой и с таким методом познания, естественно, автор не мог излагать свои мысли сухим, «безличностным» языком.

Вот пример самоанализа, точнее самохарактеристики:

Я всегда был человеком чрезвычайной чувствительности, я на все вибрировал. Всякое страдание, даже внешне мне малозаметное, даже людей мне совсем не близких я переживал болезненно. Я замечал малейшие оттенки в изменении настроений. И вместе с тем эта гиперчувствительность соединялась во мне с коренной суховатостью моей природы. Моя чувствительность сухая. Многие замечали эту мою душевную сухость. Во мне мало влаги. Пейзаж моей души иногда представляется мне безводной пустыней с голыми скалами, иногда же дремучим лесом. Я всегда очень любил сады, любил зелень. Но во мне самом нет сада. Высшие подъемы моей жизни связаны с сухим огнем. Стихия огня мне наиболее близка.

Более чужды стихия воды и земли. Это делало мою жизнь малоуютной, малорадостной. Но я люблю уют. Я никогда не мог испытывать мления и не любил этого состояния. Я не принадлежал к так называемым душевным людям. Во мне слабо выражена, задавлена лирическая стихия. Я всегда был очень восприимчив к трагическому в жизни. Это связано с чувствительностью к страданию. Я человек драматической стихии. Более духовный, чем душевный человек. С этим связана сухость. Я всегда чувствовал негармоничность в отношениях моего духа и душевных оболочек. Дух был у меня сильнее души. В эмоциональной жизни души дисгармония, часто слабость. Дух был здоров, душа же больная. Самая сухость души была болезнью. Я не замечал в себе никакого расстройства мысли и раздвоения воли, но замечал расстройство эмоциональное.

Такая самохарактеристика духовных и душевных качеств личности, как видим, облачена в особую языковую «одежду»; метафорически данные описания в тексте выглядят вполне естественно и оригинально. И трудно представить, чтобы такой текст был подан не от личностного «я». Скромные «мы», «наш», «нами», а тем более безличностное представление субъекта речи здесь оказались бы абсолютно неприемлемыми.

Эмоциональная выразительность научного текста жестко спаяна с главным его качеством – логичностью. Эмоциональность формы здесь не разрушает логичности содержания. Более того, сама логичность рассуждения (соотносительность причин и следствий), данная в яркой «языковой упаковке», может служить средством создания иронии, когда автор с помощью логических операций доказывает абсурдность положений своего оппонента.

Написание текста ученым является завершающим этапом в решении творческой задачи, но вместе с тем научный текст не может не отражать моменты поиска нужных решений, а это часто связано с интуитивными процессами в мышлении и потому не может быть абсолютно безэмоциональным. Оригинальность взгляда на изображаемый предмет не может не сочетаться с оригинальностью в эмоциональной оценке его, а это неизбежно сказывается на стиле, манере изложения. Конечно, сам научный предмет провоцирует своеобразное отношение к форме изложения, к выбору языковых средств. Естественно, оригинальность стиля трудно обнаружить в научно-технических текстах, где большую часть текстового пространства занимают формулы, графики, таблицы, а вербальный текст служит лишь связующим элементом. Практикой написания подобных текстов давно уже отработаны стандартные речевые формулы, избежать которых не представляется возможным, как бы к тому ни стремился автор.

В текстах гуманитарного цикла – по истории, философии, литературоведению, языкознанию – возможности для проявления авторской оригинальности более широкие, хотя бы потому, что научные понятия и представления определяются и объясняются словесно, т.е. авторская интерпретация предмета изложения отражается в тексте через речевые средства и их организацию.

Большие возможности для проявления индивидуальности автора дает, бесспорно, научно-популярный текст. Автор прибегает к аналогиям и метафорическим сравнениям, художественным элементам стиля, в силу характера самого текста, его назначения. Такие литературные украшения текста позволяют автору обратиться к личному опыту читателя для объяснения незнакомого научного понятия или явления. Естественно, что авторские обращения к литературным средствам художественности избирательны, у каждого автора свои ассоциации, своя методика изложения материала. Сам научно-популярный текст располагает к такой избирательности. В этой избирательности и проявляется индивидуальность автора. В тексте данного типа речевые средства, кроме функции непосредственной передачи научной информации, выполняют и иные роли: это средства разъяснения научного содержания и создания контакта автора с читателем, это средства активного воздействия на читателя с целью убеждения, формирования у него оценочной ориентации. Выбор таких средств создает специфику авторского изложения. Способность к обработке сложной абстрактной информации у автора текста обнаруживается именно на речевом уровне. Ведь популяризатор обязан рассчитывать на адекватное восприятие текста, ради этого он и обращается к средствам наглядности, основывающимся на переносе опыта из одной области в другую. Так рождаются сравнения, сопоставления, которые помогают понять интеллектуальную информацию.

Вот, например, как наглядно, с использованием сравнений, олицетворений и метафор рассказывается о нейронах мозга:

Подобно снежинкам или человеческим лицам, в природе нет двух в точности одинаковых нейронов. [...]

Несхожесть нейронов обусловлена не только богатством их внутреннего строения, но и запутанностью связей с другими клетками. Некоторые нейроны имеют до десятка тысяч таких контактов («синапсов», если по-научному, или «застежек» в буквальном переводе на русский). Так что поневоле в общем дружном хоре каждый нейрон вынужден вести свою мелодию, отличную от других и высотой звука и тембром.

Впрочем, нейроны мало похожи на хористов, они «переговариваются» друг с другом, подобно муравьям, с помощью различных химических кодов. Передают сигналы вещества, называемые медиаторами. Сейчас мы знаем около ста медиаторов, и сколько еще неизвестно!

Комбинации химических приливов и отливов, идущих по приводящим путям мозга, несут не только информацию. Ученые полагают, что эти химические волны ответственны и за вечно меняющийся калейдоскоп эмоций и восприятий – всего того, что мы называем настроением.

Нейрон способен говорить с другими нейронами не только на языке химии. Мозг является также небольшим генератором (мощностью около 25 ватт) электрических импульсов. [...]

И нейрон с нейроном говорит... Денно и нощно не смолкают, не прерываются эти беседы. Их ритмы, темп, характер подчинены жизненным задачам человека, особенностям его физического и духовного развития и его состояния. Здесь-то и кроются истоки сознания (Ю. Чирков. «И нейрон с нейроном говорит»// Наука и жизнь. 1988. №11).

Такая беллетризация изложения помогает наладить контакт с читателем, на известных примерах объяснить сложные понятия и процессы и, следовательно, заинтриговать читателя.

Современная научная литература (в том числе и гуманитарная) в общем и ориентируется на монолитность стиля. Вопреки дифференциации самих наук наблюдается усиление единства внутристилевых характеристик, в направлении отказа от индивидуальных, эмоционально-экспрессивных черт стиля. Однако, если обратиться к истории развития русской науки и становления научного стиля, то окажется, что такая нивелировка изложения не всегда была присуща научным сочинениям. Причин тому много, как объективных, так и субъективных, в частности можно назвать и такую: часты в русской истории факты, когда ученый и писатель, беллетрист совмещались в одной личности. Такое двустороннее дарование не могло не сказаться на манере письма. И поэтому вполне естественным, например, кажется написание М. Ломоносовым трактата о химии в стихотворной форме.

Русские историки, философы блестяще владели беллетристическим стилем.

Слог ученого может оказаться в высшей степени оригинальным и без особых притязаний на таковую, без нарочитой беллетризации. Например, работы выдающегося филолога XX века В.В. Виноградова по стилю изложения выделяются особыми, присущими данному автору качествами. «Это стиль затрудненной научной прозы, принуждающий читателя думать, сопоставлять, различать и вникать в оттенки мысли». «Игра словами, каламбуры, ирония составляют не только издавний лингвистический и литературоведческий интерес В.В. Виноградова, но и особенность его научного стиля. И сквозь этот стиль сознательно или бессознательно явственно проступает образ авторского «я» самого В.В. Виноградова». Аналитический характер ума В.В. Виноградова проявлялся в стиле постоянно и по-разному: и в научном скептицизме и научной осторожности; и в отказе от упрощений и прямолинейных обострений проблем; и в широкой критике существующих концепций; и в тщательности и многогранности рассмотрения исследовательских проблем.

В настоящее время область деятельности ученых и писателей размежевалась в силу резкого изменения самого уровня науки, ее специализации. К тому же, круг ученых чрезмерно расширился, и совмещение исследовательских и литературных способностей в одном лице стало крайне редким. И объективно становление научного стиля, его стандартизация и стабилизация, привели к преобладанию «общего» в языке над индивидуальным. Проблема этого соотношения для современной научной литературы крайне актуальна. Хотя очевидно, соотношение это меняется в сторону преобладания общего. В современном научном тексте авторы стремятся, часто в целях объективизации сообщения, а также благодаря общей стандартизации языка науки, к уничтожению оценочно-экспрессивного и личностно-эмоционального слова, к унификации как лексического материала, так и синтаксического строя. В целом стиль научных работ становится все более строгим, академичным, неэмоциональным. Этому способствует и унификация их композиций.

Однако эта общая тенденция в языке науки, как это было показано, не опровергает факта проявления авторской индивидуальности в выборе самой проблемы исследования, в характере ее освещения, в применении приемов и способов доказательства, в выборе формы включения «чужого» мнения, средств оппонирования, в выборе средств привлечения внимания читателя и т.д. Все это вместе и создает индивидуальный авторский стиль, а не только собственно эмоционально-экспрессивные средства языка.

Творчески изучая ту или иную тему, поднимая волнующие его вопросы, наполняя произведение определенным идейным содержанием, писатель выражает собственную точку зрения на определенные вопросы, свое отношение к теме, к жизненным ценностям и взглядам героев или, как принято говорить в литературоведении, авторскую позицию . В принципе, все, чем наполняется произведение - от выбора имен героев до особенностей композиции - является проявлением авторской позиции. Мы рассмотрим лишь некоторые аспекты авторской позиции и некоторые способы ее выражения.

  • назвав Базарова Евгением , Тургенев выразил свое глубокое уважение и искреннюю любовь к этому герою, так как имя Евгений означает по-гречески "благородный", и низкое происхождение Базарова лишь подчеркивает особый внутренний смысл слова "благородство";
  • посмотрите, сколько желчной авторской иронии и личностной неприязни в портрете Петра Петровича Лужина, созданном Достоевским: "(…) в общем виде Петра Петровича поражало как бы что-то особенное, а именно, нечто как бы оправдывавшее название "жениха", (…) Петр Петрович усиленно поспешил принарядиться и прикраситься в ожидании невесты (…) Всё платье было только что от портного, и все было хорошо, кроме разве того только, что все было слишком новое и слишком обличало известную цель. Даже щегольская, новехонькая, круглая шляпа, об этой цели свидетельствовала: Петр Петрович как-то уж слишком почтительно с ней обращался и слишком осторожно держал ее в руках. (…) В одежде же Петра Петровича преобладали цвета светлые и юношественные. (…) Темные бакенбарды приятно осеняли его (лицо) с обеих сторон, в виде двух котлет, и весьма красиво сгущались возле светловыбритого блиставшего подбородка. (…) Если же и было что-нибудь в этой довольно красивой и солидной физиономии действительно неприятное и отталкивающее, то происходило уж от других причин.";
  • речь так же выступает не только средством характеристики героя, но и способом выражения авторского отношения к нему: канцелярская речь Лужина вызывает у автора, а вслед за ним и у читателя отвращение; полуграмотная и истерично-агрессивная речь Аннушки-Чумы ничего, кроме желания автора заткнуть уши, вызвать не может; трогательно-сбивчивая речь Сонечки Мармеладовой умиляет Достоевского, комментируя реплики героини, он словно защищает ее и т.д.

Через тропы автор также может выразить свое отношение к явлению, так как тропы являются образными средствами характеристики изображаемого; яркая роль здесь у эпитетов и сравнений, метафор и метонимий; сравните: "двухслойные" или "двухэтажные" глаза капитана Тальберга (М.Булгаков) и "ясные черные" глаза Павла Петровича Кирсанова (И.Тургенев); "смятое острое, хищное" лицо Челкаша и "здоровое" , "добродушное" и "тупое" лицо Гаврилы (Горький);

Автор может высказать свою точку зрения на происходящее в прямых оценках и характеристиках, как это делает, например, Л.Толстой в романе "Война и мир", пространно формулируя собственные мысли об историческом процессе, роли личности в истории, действиях исторических законов и т.д. и доказывая эти мысли на примере судеб своих героев.

Авторская позиция может косвенно проявиться в композиции произведения. Прочитайте самостоятельно стихотворение А.Блока "Незнакомка" полностью, иначе наши рассуждения будут вам непонятны. Обратите внимание на первую и седьмую строфы, вслушиваясь в их звучание:

Резко и дисгармонично звучит первая строфа - из-за обилия [р], который будет, как и другие дисгармоничные звуки, повторяться и в следующих строфах вплоть до шестой. Иначе и нельзя, ведь Блок здесь рисует картину отвратительной обывательской пошлости, "страшного мира", в котором мается душа Поэта. Так представлена первая часть стихотворения. Седьмая строфа знаменует переход в новый мир - Мечты и Гармонии и начало второй части стихотворения. Этот переход плавен, сопровождающие его звуки приятны и мягки: [а:], [нн]. Так в построении стихотворения и с помощью приема так называемой звукописи Блок выразил свое представление о противопоставленности двух миров - гармонии и дисгармонии.

Вернитесь к уже выполненному вами заданию 3 этой Работы и заданию 7 Работы №2. Тургеневское несогласие с утилитарной точкой зрения Базарова на природу как на мастерскую, а на человека - как на работника в ней, проявляется через редкие, но мастерские пейзажные сцены: столько красоты и любви увидел в невзрачной русской природе автор.

При выполнении заданий по теме "Содержание литературного произведения: Авторская позиция" обратите внимание на контактное изложение.

Перед Вами поставлена цель: научиться понимать критический (учебный, научный) текст и грамотно, точно излагать его содержание; научиться использовать аналитический язык при изложении подобного текста.

Вы должны научиться решать следующие задачи:

  • выделять главную мысль всего текста, определять его тему;
  • выделять суть отдельных высказываний автора и их логическую связь;
  • передавать авторские мысли не как "свои", а через посредство косвенной речи ("Автор полагает, что…");
  • расширять свой словарный запас понятий и терминов.

Исходный текст: Всем творчеством своим Пушкин, конечно, бунтарь. Он, безусловно, понимает правоту Пугачева, Стеньки Разина, Дубровского. Он, конечно же, был бы, если б смог, 14 декабря на Сенатской площади вместе со своими друзьями и единомышленниками. (Г.Волков)

Вариант выполненного задания: По твердому убеждению критика, в своем творчестве Пушкин - бунтарь. Ученый полагает, что Пушкин, понимая правоту Пугачева, Стеньки Разина, Дубровского, обязательно был бы, если б смог, 14 декабря на Сенатской площади вместе с единомышленниками.