Что грозит мужу за нанесение побоев жене. Избиение жены. Если избил бывший муж

1961 год в истории СССР оказался богатым на эпохальные события. В апреле Юрий Гагарин стал первым в мире человеком, побывавшим в космосе, в октябре Никита Хрущев на XXII съезде КПСС пообещал советским гражданам построение коммунизма к 1980 году.

Эпохальным стал и судебный процесс по «делу Рокотова - Файбишенко - Яковлева» - первое в истории Страны Советов дело о незаконных валютных операциях в особо крупных размерах.

В начале 1959 года один из руководителей страны Анастас Микоян на встрече с иностранной делегацией услышал неожиданные жалобы - гостям Советского Союза не дают прохода некие молодые люди, предлагающие продать им валюту, а также иностранные вещи.

Озадаченный Микоян пообещал разобраться. Как оказалось, Анастас Иванович был далеко не первым представителем власти, кому иностранцы жаловались на домогательства скупщиков валюты.

Обсуждение данного вопроса было вынесено на высший уровень.

Здравствуй, красивая жизнь!

В 1950-х сталинскую эпоху в СССР сменила «оттепель». Отношения с Западом улучшились, к нам поехали иностранные туристы, на Запад стали выезжать советские граждане - в основном, артисты, писатели, спортсмены, работники компаний, сотрудничающих с иностранными фирмами.

Новые веяния быстро уловили молодые люди, выбивавшиеся из рядов строителей светлого будущего. Этих граждан не манили космические дали, не вдохновляло освоение целины и даже строительство коммунизма в целом.

«Отщепенцев» манили прелести Запада: яркие одежды, современная музыка, рестораны, машины, яхты, доступные красотки… В общем все, что оставалось по ту сторону «железного занавеса».

Предприимчивые мечтатели взялись за построение своего «собственного Запада для личных нужд», используя для этого возможности, которые предоставляло новое время. Скупая у иностранцев вещи, а также валюту по курсу, значительно выше государственного. Затем валюту перепродавали советским гражданам, выезжающим за рубеж, а вещи - модникам, мечтающим выглядеть, как иностранцы.

Прибыль от подобных операций позволяла жить на широкую ногу, насколько это вообще было возможно в СССР времен Никиты Хрущева.

КГБ начинает действовать

Деятельность «валютчиков» и «фарцовщиков» обрела широкий размах в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Всего за два года это явление достигло таких размеров, что борьбу с ним обсуждали на уровне Президиума ЦК КПСС.

Советские лидеры пришли к выводу, что МВД борьбу с «валютчиками» проиграло вчистую, и передало решение вопроса самой мощной силовой структуре - Комитету государственной безопасности.

В КГБ был создан специальный отдел, под контроль которого перешли дело о контрабанде и валютных операциях.

Чекисты принялись за изучение новой сферы. Главным местом деятельности «фарцовщиков» и «валютчиков» была так называемая «плешка» - часть московской улицы Горького от Пушкинской площади до отелей «Националь» и «Москва».

Здесь «фарцовщики» вели активную работу по завязыванию полезных связей с иностранцами.

От «бегунков» до «королей»

Существовало несколько специализаций работников «черного рынка». Низшую группу составляли «бегунки» и «рысаки» - лица, которые занимались непосредственной скупкой небольших сумм в валюте у иностранцев. Добычу у них покупали «шефы», которые перепродавали улов «купцам».

Наверху этой иерархической лестницы находились «короли» - тщательно законспирированные руководителей этой «бизнес-империи».

Лично «короли» проводили только самые масштабные операции с иностранцами, когда речь шла о суммах, измерявшихся в десятках и сотнях тысяч рублей.

Чекисты не разменивались по мелочам, ведя целенаправленную охоту на «королей».

Так в поле их зрения оказались «Косой», «Владик» и «Дим Димыч» - Ян Рокотов , Владислав Файбишенко и Дмитрий Яковлев .

Из этих фигур наиболее интересным персонажем был Ян Рокотов.

От рождения будущий валютный магнат носил фамилию Орликов, и происходил из семьи большевиков с дореволюционным стажем. Это, однако, не уберегло молодого человека от обвинений в контрреволюционной деятельности по статье 58, на основании которых в 1947 году он был осужден к восьми годам лишения свободы.

Рокотов Ян Тимофеевич 1927 год рождения. Фото сделано в КГБ 1961 год. Фото: Commons.wikimedia.org

Подпольная империя

Отсидев семь, в 1954 году он вышел на свободу с полной реабилитацией и разочарованием в советских идеалах. Сменив фамилию, он три года он занимал должность мелкого советского чиновника, но в 1957 году уже упоминавшийся Всемирный фестиваль молодежи и студентов пробудил в нем предпринимательскую жилку. Начав с мелкой фарцовки, Рокотов быстро понял, что большой доход может принести только хорошо организованная и выстроенная система.

Именно Рокотов придумал использовать труд «бегунков» - молодых людей, которые за сравнительно небольшой заработок выполняли за будущего «короля» «работу в поле».

Выстроив систему и наладив связи, за два года «Косой» превратился в подпольного миллионера и легенду «плешки».

Рокотов посещал лучшие рестораны, менял любовниц, роскошно одевался - словом, позволял себе все, что можно было получить в рамках советской системы.

Для прикрытия своей деятельности он стал милицейским осведомителем, сдавая некоторых коллег с мелким оборотом или даже собственных «бегунков», обеспечивая, таким образом, лояльность милиции по отношению к своей деятельности.

Чемодан ценой в 1,5 миллиона долларов

Ту часть своего капитала, что не находилась в обороте постоянно, Рокотов держал в валюте и золотых монетах. Поскольку сдать это все на хранение банк у «короля» возможности не было, его заменил чемодан, подобный тому, что использовал герой Ильфа и Петрова подпольный миллионер Корейко.

Как и чемодан литературного персонажа, чемодан Рокотова кочевал с места на место, при соблюдении хозяином правил строжайшей конспирации.

Чекисты охотились на заветный чемодан Рокотова несколько месяцев, причем однажды валютчик посрамил «охотников», подсунув им вместо желаемого кейс с …мочалкой и куском хозяйственного мыла.

И все-таки долго водить за нос КГБ Рокотов не смог - однажды его взяли с поличным в момент получения заветного чемодана в вокзальной камере хранения на Комсомольской площади.

Буквально на следующий день взяли самого юного из крупных валютчиков, Владислава Файбишенко .

Затем на передаче контрабанды взяли и «Дим Димыча» - Дмитрия Яковлева .

В отличие от Рокотова и Файбишенко, Яковлев на сотрудничество со следствием пошел сразу, охотно раскрывал все схемы и историю «черного рынка».

33-летний аспирант Института народного хозяйства, выходец из обеспеченной интеллигентной семьи, Яковлев тратил все свои доходы на свою главную страсть - приобретение антиквариата. Валютные операции и контрабанда были для него средством пополнения коллекции предметов искусства.

В ходе расследования дела валютчиков были вскрыты незаконные операции, оборот которых оценивался в несколько десятков миллионов советских рублей.

Только у одного Яна Рокотова было изъято различных ценностей на сумму в 1,5 миллиона долларов США.

Плевок в Никиту Сергеевича

Комитет государственной безопасности имел все основания для гордости - в кратчайшие сроки, к осени 1960 года, воротили «черного рынка» были изобличены и арестованы.

По действующему на тот момент в Советском Союзе законодательству Рокотову, Файбишенко и Яковлеву грозило от 3 до 8 лет лишения свободы. Но тут в дело вмешалась большая политика…

В конце 1960 года Никита Хрущев отправился с визитом в Берлин. В городе, разделенном на Восточную и Западную часть, контролируемую двумя противоборствующими военными блоками, процветала нелегальная торговля, и советский лидер патетически воскликнул: «Берлин превратился в грязное болото спекуляции!»

Один из берлинских чиновников, уязвленный такой оценкой, огрызнулся: «Такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!»

Для Хрущева эти слова были подобны плевку в лицо. Не отличавшийся уравновешенностью советский лидер назначил рассмотрение вопроса о борьбе с «валютчиками» и «фарцовщиками» на Президиуме ЦК КПСС.

В одном из залов Кремля для руководителей государства устроили выставку предметов и ценностей, изъятых в ходе расследования дела.

«Обожглись на молоке, теперь на воду дуете!»

31 декабря Хрущев посетил эту выставку, причем экскурсоводом выступал Председатель КГБ Шелепин . После этого Президиум ЦК КПСС заслушал доклад КГБ о расследовании дела.

Посвященные знали: ожидается буря. И она действительно разразилась. Хрущев, перебив докладчика, задал вопрос: «Что ждет Рокотова и Файбишенко?» Ему ответили: лишение свободы на срок от 3 до 8 лет. Указ Президиума Верховного Совета СССР вводил ответственность за незаконные валютные операции в виде лишения свободы на срок до 15 лет, однако он вступил в силу уже после ареста «фарцовщиков», а закон обратной силы не имеет.

Хрущева это привело в ярость. Его пытались успокоить другие члены Президиума, но Никита Сергеевич ничего слушать не хотел. В этот момент в нем словно ожил молодой Хрущев из 1930-х годов, который в период «большого террора» столь рьяно рвался карать «врагов народа», что унимать этот порыв приходилось лично товарищу Сталину.

«Обожглись на молоке, теперь на воду дуете!», - гневно бросил Хрущев соратникам. Стало понятно, что в «дело валютчиков» он намерен вмешаться лично.

Московский городской суд, руководствуясь законодательством, приговорил Рокотова и Файбишенко к максимально возможному сроку - 8 лет лишения свободы.

Но на Пленуме ЦК КПСС Хрущев сообщил, что получил письмо рабочих ленинградского завода «Металлист», которые выражали возмущение мягкостью решения Мосгорсуда. Потрясая письмом рабочих, советский лидер потребовал от Генеральной Прокуратуры и Верховного Суда СССР пересмотра дела.

Под давлением Хрущева Мосгорсуд после нового рассмотрения дела вынес Рокотову, Файбишенко новый приговор, в соответствии с внесенными в законодательство изменениями - 15 лет лишения свободы.

От расстрела не спасло даже заступничество главного чекиста

Но неистового Никиту Сергеевича уже было не остановить. На митинге в Алма-Ате Хрущев снова завел разговор о «деле Рокотова». «Вы читали, какую банду изловили в Москве? И за все ее главарям дали по 15 лет. Да за такие приговоры самих судей судить надо!», - гневно отрубил партийный лидер.

В Президиум ЦК КПСС было внесено предложение о новом изменении наказания за незаконные валютные операции. 1 июля 1961 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев подписал указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях», согласно которому статья 88 УК РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях» стала предусматривать применение исключительной меры наказания - смертной казни.

Стоит ли говорить, что «дело валютчиков» было снова пересмотрено? Верховный суд РСФСР приговорил Яна Рокотова, Владислава Файбишенко и Дмитрия Яковлева к расстрелу. Заодно пострадал председатель Мосгорсуда Громов - за приговор, вынесенный в соответствии с законом, его сняли с работы.

Апелляции и прошения о помиловании были отклонены. Дмитрию Яковлеву не помогло даже личное заступничество председателя КГБ СССР Шелепина - учитывая сотрудничество «Дим Димыча» со следствием, чистосердечное признание и тяжелую болезнь, главный чекист просил помиловать осужденного.

Однако даже официальное обращение КГБ СССР было отклонено Генпрокуратурой. Рокотов, Файбишенко и Яковлев были расстреляны в Бутырской тюрьме.

Негероическая история

Джинсы Rokotov & Fainberg, США Нью-Йорк, 2013. Фото: Commons.wikimedia.org

Спустя полвека после казни Ян Рокотов и его подельники часто рассматриваются как выдающиеся предприниматели, уничтоженные советской системой. В 2013 году появилась информация о том, что в Нью-Йорке эмигрантами из СССР основана фирма по производству джинс Rokotov & Fainberg, название которой дано в память о погибшем «финансовом гении».

Образ Рокотова, Файбишенко и Яковлева романтизируется, им посвящают книги, документальные и художественные фильмы.

Такой подход вряд ли можно считать корректным. Пока миллионы советских граждан строили экономическое могущество страны, живя в рамках пусть несовершенного, но все-таки закона, «валютчики» и «фарцовщики» ради личного обогащения на этот закон плевали.

Пройдет несколько десятилетий, и их последователи, также плюя на закон, начнут сколачивать на постсоветском пространстве свои олигархические империи, чье могущество базируется на разорении и обнищании миллионов людей, привыкших жить по закону.

Вряд ли подобными людьми стоит восхищаться и ставить их в пример, если мы действительно хотим жить в правовом государстве.

Другое дело, что Рокотов, Файбишенко и Яковлев, преступившие закон, стали жертвой беззакония власти, превратившей его в тот самый кистень, который так не нравился Владимиру Шарапову.

Но спросить за это беззаконие с Никиты Сергеевича Хрущева теперь может только высший суд.

Когда в 1961 году я узнал из газетного фельетона о суде над Яном Рокотовым , выглядевшим под пером журналиста страшным злодеем, и о смертном приговоре, вынесенном ему за валютные спекуляции, я невольно вспомнил хрупкую фигурку в грязной, рваной телогрейке, представшую перед нами однажды в зимнюю пору в лагерном бараке. Разумеется, о прошлой горькой судьбе Рокотова в фельетоне ничего не говорилось.

Это был невысокого роста худенький юноша, казавшийся значительно моложе своих лет. За годы работы на лесоповале в режимной бригаде, где его систематически избивали за невыполнение нормы (которую, к слову сказать, редко кто выполнял), он на время утратил способность сознательно воспринимать действительность. Потеря памяти у Яна была столь велика, что, когда к нему подошел мой сосед по нарам, ленинградский инженер, Василий Степанович Дрокин, совсем незадолго до того находившийся с Яном на одном ОЛПе и работавший с ним в одной бригаде, Ян не сумел его вспомнить.

История Яна Рокотова поначалу мало чем отличалась от десятков тысяч подобных. Отец его, Тимофей Рокотов, в прошлом главный редактор журнала «Интернациональная литература», аналога нынешней «Иностранной литературы», еще до войны был арестован и расстрелян. В то время Ян был ребенком, а после войны он, студент юридического факультета, «дозрел» до того, чтобы на него обратили внимание, и был, в свою очередь, арестован. Во время ареста живой, энергичный и предприимчивый юноша сумел вылезти через маленькое окошко туалета на улицу и бежать. Если только рассказ Яна достоверен, сразу же после побега он явился в дом к следователю Шейнину, жена которого приходилась ему родственницей, и тот, ругая Яна последними словами, снабдил его деньгами и велел больше у него не появляться.

Много месяцев оперативники КГБ старались ликвидировать свой «прокол» и разыскать молодого беглеца, пока не нашли его где-то на юге страны. Ян получил восемь лет по 58-й статье, к которой ему добавили статью «за побег из места заключения», хотя в момент ареста он еще не был осужден и бежал из собственного дома. Вторая статья существенно ухудшила его положение в лагере. Вместе с бандитами и рецидивистами он был помещен в режимную бригаду, которую гоняли на лесоповал под специальным усиленным конвоем. Бригаду возглавлял некий Кацадзе, «ссучившийся» уголовник, мучивший и избивавший заключенных при попустительстве и даже сочувствии охраны.

К тому времени, когда Ян появился в нашем бараке, он отсидел уже значительную часть срока, с него были сняты режимные ограничения, и он был переведен в нашу зону. Молодые жизненные силы Яна взяли свое, и через несколько месяцев его психическое состояние полностью восстановилось. Он даже сумел как-то «приспособиться» к лагерным условиям, устроился работать на подсобную площадку и, когда, уже после смерти Сталина, дело его было пересмотрено, покидал лагерь с большим, набитым «имуществом» чемоданом, в новеньком, неизвестно где сшитом костюме.

— Освобождаюсь вчистую, с полной реабилитацией! — с торжеством прокричал он мне, стоя на вахте, уже за пределами зоны, и помахивая реабилитационной справкой.

— Сколько же тебе пришлось зря просидеть? — спросил я,

— Около семи,— ответил Ян уже другим, несколько упавшим голосом. Мой вопрос, видимо, заставил его спуститься с неба на землю и «спугнул»охватившую его было эйфорию.

Тюрьма и лагерь действуют на неустойчивые в моральном отношении натуры деморализующе, особенно если человек попадает в заключение молодым, с еще не сложившимися убеждениями и этическими нормами. Негативный опыт лагерной жизни среди воров, бандитов, убийц и насильников чаще всего способствует выработке «приблатненной» психологии и морали. Выйдя на волю, Ян восстановился на втором курсе института, но после своего лагерного опыта вписаться в рутинную жизнь советского студенчества и учиться, как прежде, уже не смог. Ему захотелось после страшных лагерных лет пожить «на всю катушку», а учеба в институте и грошовая стипендия давали слишком мало возможностей и «сладкой жизни» отнюдь не обеспечивали. Предприимчивый Ян искал путей для удовлетворения «возросших потребностей». Когда такие пути нашлись, Ян бросил институт и занялся подпольным промыслом. В этом ему помогали еще несколько человек из числа бывших заключенных нашего лагеря, которые в свое время также сидели по 58-й статье и были реабилитированы, но в лагере прониклись уголовным взглядом на мир и жизнь.

Я толком не знаю, в чем состоял «бизнес» Яна, но, по доходившим до меня слухам, суть дела заключалась в том, что Ян сумел войти в контакт с каким-то западногерманским банком. Внося в этот банк марки, приезжавшие в СССР иностранцы получали от Яна советские деньги по выгодному курсу, и, напротив, выезжавшие за границу советские люди, выдав Яну советские деньги, получали за границей соответствующую сумму в валюте. Одна моя бывшая солагерница шепотом рассказывала мне, что обороты Яна достигали многих десятков тысяч рублей. Ходили слухи о его легендарном богатстве, каких-то немыслимых кутежах в московских и ленинградских ресторанах и о любовных связях с красотками полууголовного и артистического миров.

Самое любопытное, что, вопреки слухам, Ян не производил в это время впечатление преуспевающего дельца. Я трижды случайно встречал Яна на улице, и он всегда казался мне скромным и небогатым человеком.

Первая моя встреча с Яном произошла сразу же после моего освобождения. Ян тогда восстановился на факультете и жаловался, что не находит общего языка с сокурсниками, потому что старше их почти на десять лет, и что стипендии ему на жизнь не хватает.

Вторая наша встреча состоялась, видимо, в начале предпринимательской деятельности Яна. Он не хвастался особенно своими финансовыми возможностями, но из разговора я понял, что он ни в чем не нуждается.

— Я бросил институт,— сказал он,— поздно мне, старику, сидеть за одной партой с не знающими жизни юнцами. Наш институт ведь особенный, там полно детей разных шишек. На черта мне сдалась эта специальность юриста. Я и так про нашу юриспруденцию все знаю, испытал ее милости на собственной шкуре! Сидеть юрисконсультом в конторе или адвокатствовать! Ну их к бесу!

Третья и самая удивительная встреча произошла у нас в Центральном универмаге. Это было незадолго до ареста Яна, когда я от солагерников слышал о его баснословном богатстве. Ян держал в руках небольшой сверток.

— Вот купил пару немецкого теплого белья, советую и вам это сделать. Белье хорошее,— сказал он.

Ничто не выдавало в нем «подпольного миллионера». Он был скромен и немного грустен, возможно, предвидел свою судьбу. Он торопился куда-то на концерт, и мы быстро расстались.

Появление в газетах фельетонов о Яне было для меня полной неожиданностью. В них Ян рисовался как некая «демоническая» личность, крупный валютчик и спекулянт и даже неотразимый Дон Жуан, совратитель многих женщин, вроде «Синей бороды». Все это как-то сильно не вязалось с его обликом. Ходили слухи, что он стал жертвой какой-то интриги в борьбе различных отделов специальных служб, работники одного из которых, занимавшиеся расследованием крупных валютных спекуляций, пытались сделать карьеру на этом деле и умышленно раздували его масштабы. Так это или не так, я не знаю, но Ян, несомненно, оказался жертвой какой-то закулисной игры.

Может быть, при иных условиях недюжинная энергия Яна ушла бы не в «черный бизнес», а в общественно полезную деятельность. Из него вышел бы выдающийся экономист-практик, какой-либо преуспевающий банкир или менеджер крупного торгового предприятия. Но этого не случилось. Смертный приговор, вынесенный Яну в 1961 году по прямому приказанию Н. С. Хрущева, был вопиющим нарушением всяческих законов, человеческих и божеских, равно как и общепринятых норм юридической практики. На первом процессе Ян был осужден на пятнадцать лет заключения. Однако, несмотря на то, что закон не может иметь обратной силы, Хрущев не только распорядился внести соответствующее изменение в Уголовный кодекс, установив смертную казнь за валютную контрабанду, но и пересмотреть дело Рокотова, чтобы приговорить его к смертной казни.

Наш общий солагерник, ныне покойный журналист Э., присутствовал на вторичном процессе Рокотова. Он мне рассказывал, что Ян, понимавший, что ему не избежать смертного приговора, вел себя мужественно и даже дерзко, вступал в пререкания с судьей и прокурором и отвергал выдвигаемые против него обвинения.

— Они меня все равно расстреляют, они без казней не могут,— сказал он подошедшему во время перерыва к скамье подсудимых журналисту,— но хоть года два я пожил как человек, а не как «тварь дрожащая»!

Видно, Ян знал классику!

Валютные комбинации Яна были столь умело продуманы и настолько эффективны, что ходили слухи, будто в Западной Германии ему была присуждена премия за лучшую финансовую сделку последних десятилетий, а один из городов сделал его своим почетным гражданином. Если это даже легенда, то она сама по себе свидетельствует о той дани уважения, которое его финансовые способности вызывали в деловых кругах.

Во время процесса прокурор и судья умалчивали о том, что обвиняемый еще в ранней юности был безвинно репрессирован, просидел в тюрьме и в лагере около семи лет, после чего освобожден и реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления. Об этом сообщил суду сам Рокотов, но ни судья, ни народные заседатели не пожелали обратить на это внимание. Карательные органы легко прощали себе свои преступления, ссылаясь на то, что незаконные аресты производились «во время культа личности», а они к этому вовсе непричастны. Никто не вспомнил о том, что государственная система, лишив его родителей и ни за что ни про что швырнув юношей в уголовный мир, несет изрядную долю ответственности за его преступления и судьбу.

А я и поныне частенько вспоминаю мое первое впечатление от Яна — худенькую фигурку стоявшего посреди барака, затравленного и исподлобья смотревшего вокруг себя маленького человека.

Фильштинский И. М. Ян Рокотов // Воля: Журнал узников тоталит. систем. - 1993. - № 1. - С. 54 - 56.

В 1961 году первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв ездил в Берлин (ГДР), где во время встречи с немецким представителем ему заявили, что такого страшного чёрного рынка, как в Москве, нет нигде в мире. Это была публичная пощечина всему социализму.

Вернувшись в Москву, Хрущев потребовал провести показательный процесс. За основу было взято «Дело Рокотова — Файбишенко». Ян Рокотов и Владислав Файбишенко были показательно расстреляны за спекуляцию, в том числе "жипсами", как было отражено в материалах дела. Торговля джинсами фигурировала, как один из пунктов обвинения и в своем последнем слове они сказали: "И все-таки лучшая одежда — это джинсы!". Во время процесса прокурор и судья умалчивали о том, что Рокотов еще в ранней юности был безвинно репрессирован, просидел в тюрьме и в лагере около семи лет, после чего освобожден и реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления. Об этом сообщил суду сам Рокотов, но ни судья, ни народные заседатели не пожелали обратить на это внимание. Карательные органы легко прощали себе свои преступления, ссылаясь на то, что незаконные аресты производились «во время культа личности», а они к этому вовсе непричастны.

Хотя по закону им полагалось не более 8 лет колонии, но лично Хрущёв добился для известных фарцовщиков смертной казни. Подсудимые до конца не верили в реальность происходившего с ними. В спешном порядке был принят указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций» и после третьего пересмотра дела их приговорили к расстрелу по закону, принятому после совершения деяния. Все кассационные жалобы были отклонены, и приговор был приведен в исполнение в Бутырской тюрьме.

В сентябре 1977 года Андрей Дмитриевич Сахаров обратился с письмом:

…"Я особо хочу обратить ваше внимание на то, что в СССР смертная казнь назначается за многие преступления, никак не связанные с покушением на человеческую жизнь. Многим памятно, например, дело Рокотова и Файбишенко, обвиненных в 1961 году в подпольной торговле драгоценностями и незаконных валютных операциях. Президиум Верховного Совета принял тогда закон, предусматривающий смертную казнь за крупные имущественные преступления, когда они уже были присуждены к тюремному заключению. Состоялся новый суд, и задним числом — что нарушает важнейший юридический принцип — их приговорили к смерти. А затем по этому и аналогичным законам были осуждены многие, в частности за частнопредпринимательскую деятельность, за организацию артелей и т. п. В 1962 году был расстрелян старик, изготовивший несколько фальшивых монет и зарывший их во дворе".

Прочитано на симпозиуме, организованном Международной амнистией в декабре 1977 года.

В 2013 году практически спустя пятьдесят лет после событий расстрела 1961 года в Нью Йорке (США) эмигрантами из разных стран мира, в том числе и бывшего СССР, была основана компания Rokotov & Fainberg по производству джинсов. Примечательно название линии моделей, они подразделяются по цифрам, стартовая классического пошива модель носит номер 88, это номер статьи Уголовного кодекса РСФСР 1960 года «Нарушение правил о валютных операциях». За три последних года правления Хрущева за экономические преступления было расстреляно около 5 тысяч человек. Статья 88 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года «Нарушение правил о валютных операциях» была отменена лишь в 1994 году.

Экосистема советского черного рынка

Советский архаизм «форселыцик» — производное от «Have you anything for sale?». С таким вопросом к иностранцам в столице подходили спекулянты. Со временем «форселыцики» стали фарцовщиками. Валютчики охотились на гостей Советского Союза на «плешке» — улице Горького от Пушкинской площади до гостиниц «Националь» и «Москва». Их незаконная деятельность подпадала под 88 статью УК «Нарушение правил о валютных операциях» и наказывалась заключением в колонии общего режима на срок от 5 до 8 лет.

Гостиница «Националь», 1962 год

Московский черный рынок представлял собой многоуровневую систему перекупки. В самом ее низу пребывали «бегунки» и «рысаки», скупщики черной валюты у иностранцев, от которых она попадала их кураторам. На самом верху этой пирамиды находились «купцы». Никто не знал их имен, так как действовали они под псевдонимами и только через многочисленных посредников.

Спекулянты называли 88 статью «бабочкой»

Самые хваткие и бесшабашные торговцы имели контакты с иностранцами, а в сфере их интересов были драгоценности. Контрабандисты шли на невероятные ухищрения, необходимые для ведения бизнеса. Валюту могли закладывать даже в тюбики зубной пасты.

Герои процесса

До мая 1960 года борьба с контрабандой и спекуляцией шла в «штатном» режиме. Все изменилось после достопамятного инцидента с Виктором Перло. Задетый Хрущев настоял на передаче всех дел, связанных с незаконными валютными операциями, из ведения МВД в Комитет государственной безопасности. Инициированная сверху кампания быстро дала плоды. В КГБ вышли на три основные фигуры черного рынка. Ими были Ян Рокотов (Ян Косой), Владислав Файбишенко (Владик) и Дмитрий Яковлев (Дим Димыч).

Рокотов, как и Яковлев, не просто занимался спекуляцией, но еще и являлся осведомителями в ОБХСС. Сотрудничая с органами, эти двое несколько лет сдавали «бегунков» и оставались безнаказанными. Безработный Рокотов был взят, когда попытался получить из камеры хранения чемодан, в котором хранились золотые монеты, валюта и рубли.

Ян Рокотов

Дмитрий Яковлев отличался тем, что имел высшее образование и числился в аспирантуре Института народного хозяйства им. Плеханова. 33-летний «купец» торговал с контрабандистами Ленинграда, Львова и Риги. При задержании Яковлев не сопротивлялся, а, напротив, пошел на сделку со следствием, в надежде на меньший срок выдав известные ему каналы спекуляции в столице.

Многие контрабандисты были осведомителями ОБХСС

Файбишенко же арестовали с поличным, обнаружив при нем английские фунты. Дома у спекулянта обнаружился тайник с валютой на полмиллиона рублей. Файбишенко, Яковлева и Рокотова приговорили к максимально возможному сроку — 8 годам заключения. Казалось, что история исчерпана, однако очень скоро у дела валютчиков появилось продолжение.

«За такие приговоры самих судей судить надо!»

Борьба с черным рынком велась не только на улице, но и на уровне Президиума Верховного Совета. По его решению срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Троих «купцов» судили незадолго до того, и поэтому они счастливо избежали в два раза более сурового наказания. Улыбка фортуны, однако, оказалась обманчивой.

В конце 1960 года Хрущев отправился с визитом в Западный Берлин. На встрече с местными властями он сравнил город с «грязным болотом спекуляции», на что получил в ответ упрек, что «такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!». Эпизод, очень похожий на недавнюю историю с экономистом Перло, напомнил Хрущева о наболевшем. Вернувшись на родину, он потребовал справку о состоянии дел в борьбе со спекулянтами. Вскоре в Кремль принесли соответствующую бумагу.

Едва ли 8-летний приговор для Рокотова — Файбишенко — Яковлева мог удовлетворить Хрущева. Через несколько дней на Пленуме ЦК КПСС он упрекнул в «бездействии» генерального прокурора Руденко. Для убедительности, как водится, Хрущев потрясал коллективным письмом рабочих (в этот раз с ленинградского «Металлиста»), полным недовольства из-за мягкого приговора. «За такие приговоры самих судей судить надо!», — подытожил первый секретарь ЦК. Результатом скандальной сценки стал второй процесс; трех спекулянтов приговорили к максимальным 15 годам. Так было отброшено повсеместное правило «закон не имеет обратной силы».

За мягкость первого приговора судья Громов был отстранен от должности

Но и после повторного суда процесс показался Хрущеву недостаточно показательным. Несовершенное советское законодательство было пересмотрено еще раз. В июле 1961 года Леонид Брежнев (тогда — председатель Президиума ВС СССР) подписал указ, по которому спекуляция стала наказываться в том числе и смертной казнью. Моментально началась подготовка к третьему суду, который приговорил Рокотова, Файбишенко и Яковлева к высшей мере.

Суд

22 июля 1961 году перед казнью Яков Рокотов написал Хрущеву покаянное письмо: «Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь. Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек. <…> Мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства. <…> Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм. <…> Очень прошу помиловать меня».

Просьбы эффекта не возымели. Со второго суда процесс стал носить характер показательного. Заключительное заседание освещалось в прессе с беспрецедентным масштабом. Рабочие ленинградского «Металлиста», как и другие жители страны, надолго запомнили фамилии «тунеядцев» и «отщепенцев», мешавших СССР строить коммунизм.