Лилия чижик. О мечтах, жажде мести и отказе признавать вину: единственная в Украине женщина осужденная на пожизненное дала эксклюзивное интервью "Прямому". — На свадебной фотографии вы в таком красивом платье
Вслед за бывшим главой ПФР Батановым фигурантом громкого уголовного расследования может стать его заместитель Лилия Чижик
Петр ГрачевПожалуй, с первых лет своей деятельности, именно Пенсионный фонд России выделялся среди прочих казенных ведомств страстью к показной роскоши. Каждый год, отчитываясь перед правительством, ПФР объявлял, что ему не хватает средств для выплат пенсий и просил профинансировать его дефицит за счет федерального бюджета. А потом, получив прибавку, начинал тратить деньги с размахом ветхозаветного саратовского купчика второй гильдии. Результат был вполне предсказуем. Вначале пенсионные чиновники выстроили в каждом российском регионе по впечатляющему дворцу - офису . Затем обзавелись внушительным парком шикарных служебных лимузинов. А потом вплотную приступили к укреплению собственного благосостояния.
Попытка заработать миллионы на мизерных социальных выплатах пенсионерам, хоть и принесла пенсионным комбинаторам миллионы, закончилась весьма плачевно. В конце прошлого года Следственный комитет при Прокуратуре возбудил уголовное дело против бывшего председателя правления Пенсионного фонда России Геннадия Батанова. Сотрудники Департамента экономической безопасности обнаружили в подведомственной ему организации огромные растраты. Правда, государственная машина правосудия дала осечку. Отставной глава ПФР так и не попал на скамью подсудимых. Тем не менее, гарантировать неприкосновенность ближайшему окружению Батанова, гордо именуемого «командой», сегодня не может никто. Причем, о почетных отставках и уходе на заслуженный отдых речь уже не идет.
Птичка высокого полета
Ход расследования, сам того не желая, задал сам Батанов. Бывший руководитель Пенсионного фонда не отрицал того факта, что знал о сомнительных операциях с государственными средствами. Но, на одном из своих допросов он заявил, что «не вникал в суть сделок, положившись на своих подчиненных». Круг этих ответственных лиц довольно узок, а потому очерчивается довольно просто. Все важные распоряжения визировала заместитель председателя правления ПФР Лилия Чижик, заслуженный работник социальной защиты населения РФ. Эта молодящаяся дама, начав свою карьеру в 1972 году технологом опытного завода «Промсвязьрадио», имеет репутацию жесткого и опытного руководителя. Чиновница Чижик отличается редким трудолюбием, и вовсе не собирается на пенсию, хотя недавно отметила свой 60-летний юбилей. Понять ее нетрудно: именно она, судя по собственноручно составленному финансовому отчету, главный добытчик в доме, зарабатывая больше мужа и детей. И делает это весьма успешно: никто в семье не бедствует. Если верить декларации супруги, глава семьи Чижик получил за прошлый год 257 тысяч 110,44 рубля дохода. Помимо супружеского гнездышка, он владеет собственной квартирой, и по городу передвигается на джипе BMW X5, экономя, таким образом, выделенный государством пенсионерский проездной. Детей мадам Чижик тоже нельзя отнести к разряду нуждающихся.Почтовый перевод денег
Скандал, разразившийся в ПФР, сказался на жизни Лилии Чижик самым неприятным образом. Теперь она курирует ЦФО, где обычные механизмы извлечения частной прибыли из казенных ассигнований работают плохо. О щедрости ранее опекаемых чиновницей пенсионных структур Севера остались лишь воспоминания. Правда, с переменой должностных обязанностей для скромной служащей открылись новые возможности. К примеру, можно заслужить благодарность банка «Возрождение», на счетах которого аккумулируются пенсионные деньги, доставляемые Почтой России. Многим известен скандал, когда коммерческим банком ВЕФК «потерял» со своих счетов со счетов которого в свое время пропал миллиард "пенсионных" рублей. Экономить на чиновниках банкиры не стали.Конечно, не почтовыми откатами единственно жив чиновник. В свое время правоохранительные органы не без основания подозревали, что ПФР, с одобрения главы фонда Батанова и его заместителей, закупал оборудование по завышенным ценам, рассчитывая на так называемые откаты. Сумма такого «вознаграждения», по данным газеты «Коммерсант», составляет от 10% до 50% от стоимости контракта. Остается только догадываться, сколько заработали на «компьютеризации» оборотистые чиновники, если, по словам представителей компании IBM, модернизация информационной системы российского Пенсионного фонда вошла в мировую пятерку крупнейших проектов корпорации.
Пенсионный фонд персонального значения
К сожалению, в нашей стране нечистоплотные высокопоставленные чиновники редко попадают на скамью подсудимых. Обвинения в адрес Батанова были озвучены с самых вершин российской власти. Как заявил в свое время заместитель начальника Следственного комитета при МВД России Олег Логунов, «…его вина в том, что недосмотрел за подчиненными - подмахнул бумагу не глядя». Тем не менее, отставной председатель ПФР был фактически оправдан. Опасности пенсионер Батанов, добровольно ушедший в отставку, не представляет. Но многие из его вороватых подчиненных до сих пор занимают руководящие посты в Пенсионном фонде.В недавнем расследовании «Московского комсомольца» , посвященном пенсионному вопросу, прямо указано: «сегодняшняя Рублевка - это всероссийская выставка навороченных замков и вилл за высокими глухими заборами. За ними прячутся олигархи и представители власти, в том числе авторы современной пенсионной системы». А вот чтобы отследить источник этого благополучия, достаточно одной непродолжительной экскурсии в загородное поместье госпожи Чижик, тоже расположенное в одном из самых престижных мест Подмосковья - в Пушкинском районе, по соседству с особняком Батанова. Согласитесь, трудно представить себе ситуацию, при которой первый заместитель главы ведомства на протяжении долгих лет не замечала масштабных махинаций с его фондами. Поэтому, на многие вопросы, уже заданные следствием Геннадию Батанову, с большим знанием дела смогла бы ответить его бывшая «правая рука».
Правда, ждать вызова на подобную беседу чиновница будет, не покидая своего рабочего места. Последняя попытка проводить на пенсию верную соратницу Батанова, минимизировав, таким образом, потерю бюджетных средств, закончилась ничем. Предполагалось, что в соответствии с курсом президента Медведева на искоренение коррупции и продвижение кадрового резерва, должность Лилии Чижик займет молодой и перспективный менеджер Андрей Пудов, сейчас занимающий должность начальника Департамента выплат ПФ. Не вышло. Как мы считаем, Чижик, опытный аппаратный боец, предприняла ход, который в шахматах называется рокировкой. А именно, она вбросила, в полном противоречии с линией президента на оптимизацию структуры управления, идею о разделении Управления ПФ по Москве и Московской области на две бюрократические структуры - Московскую городскую и Московскую областную. Одну из этих контор чиновница великодушно готова уступить Пудову. А сама намеревается править бессменно, «до последнего пенсионера». И дело тут, что бы не говорили завистники, вовсе не в жадности. Лилию Чижик, при всех ее недостатках, до сих пор никто не мог упрекнуть в необязательности. А потому, она просто вынуждена поддерживать крепкие, с времен Батанова, связи среди почтовиков, строителей, автодилеров и прочих потребителей казенных денег. Выход на пенсию в такой системе деловых отношений не предусмотрен. Если, конечно, в деятельность энергичной сотрудницы ПФР опять не вмешается прокуратура.
Косметика, одежда по каталогам и отлично налаженный быт. Так живут хладнокровные убийцы - женщины, приговоренные к высшей мере наказания - пожизненному заключению. Качановская колония в Харькове - единственная в Украине, где содержится столь специфический контингент.
Здесь коротает свой век исполнительница заказных убийств, женщина, порешившая семью из четырех человек, дама забившая топором родного племянника. В черном списке - 23 заключенных и 56 трупов. Эти женщины убивали много, изощренно и с особой жестокостью. Хладнокровно уничтожали собственных родственников и малолетних детей. В администрации колонии признаются: порой читаешь уголовные дела - волосы дыбом встают.
Не смотря на это, режим для женщин с максимальным сроком намного мягче, чем для мужчин с такой же мерой наказания. Женщин-убийц не водят в наручниках и предлагают им условия жизни максимально приближенных к европейским стандартам. В женской колонии «пожизненные» почти не отличаются от остальных осужденных - живут полноценно, зарабатывают хорошо, ходят на свидания с родными. Единственное «неудобство» - ограничение свободы в прямом смысле.
Развлекаются, как могут
Бетонная изгородь до небес, железная калитка, грохот замков - и вот оно, жизненное пространство особо опасных преступниц. Маленький пятачок - прогулочный дворик, две лавочки и клумба. Здесь убийцы дышат свежим воздухом, ухаживают за цветами на клумбе. Не смотря на хорошие условия содержания, тяжелая энергетика здесь буквально ощущается каждым, кто посещает сектор.
Интерьер внутри помещения - в лучших традициях европейских общежитий. Душевая, кухня, спортзал, уютные комнатки на троих. Тумбочки, полочки, телевизоры - это обязательно. Мягкие игрушки, косметика, фото родных в рамках - по желанию. Неизменный атрибут каждой комнаты - обилие литературы. Причем, не только художественной.
«Женщины увлекаются психологией, изучают английский, вышивают хорошо. Это всесторонне развитые женщины, которых интересуют все сферы жизнедеятельности» - рассказывает заместитель начальника колонии Ирина Евреинова.
У нас в роду все хорошие…
Фабулы преступлений этих спокойных женщин, все как одна, похожи на сценарий фильма ужасов: «…Решила убить детей Бондаревой…держала в воде до тех пор, пока они не умерли…облила бензином, подожгла». «… Кухонным ножом расчленила труп на 17 частей и спрятала в мусорных баках…»
Самой молодой заключенной этого сектора - 29 лет. На ее совести - убийство молодой женщины и несовершеннолетнего ребенка.
А вот - выдержка из уголовного дела самой старшей, 74-летней осужденной: «…лезвием топора нанесла удары по голове своему мужу... перерезала шеи троим спящим внукам».
Труп скрывала два года
В деле осужденной Н. все банально, но не менее ужасно. Предыстория убийства стара как мир - сражение за недвижимость: «Пока я отбывала 15 лет в колонии, тетка переписала мой дом на себя. А когда я освободилась - не захотела меня прописывать. Жить негде, не за что, а у меня на руках племянница-инвалид. Получается, я у себя в доме не имела никаких прав. Три года жила в кошмаре - тетка ставила мне условия, скандалила, еще и выпить любила».
Однажды Н. не выдержала - задушила тетку подушкой, а труп закопала во дворе. Преступление раскрылось случайно.
«Я скрывала труп 2 года. Первое время мучили кошмары, но со временем забылось. Об убийстве знала только я и моя дочь. А потом дочь призналась в этом сожителю, который и позвонил в милицию».
Первый срок Н. отбывала за убийство, за второе преступление - дали пожизненное.
За 12 лет Н. вроде бы смирилась с наказанием. Покорно отбывает срок, волнуется за судьбу племянницы и мечтает о встрече с дочерью на свидании.
«Просить о помиловании? Мне уже 67 лет. Конечно, буду просить. Но пока я больше волнуюсь за племянницу - девочка инвалид детства которая не знает материнского тепла и любви близких. Хорошая девчонка. Вообще у нас все в роду хорошие…»
Посадили от зависти
Розовощекая, ухоженная клофелинщица Л. отбывает наказание уже 22 года, она - одна из тех четверых, кому чудом удалось избежать смертной казни. Может быть, от пережитого ужаса, в психике этой женщины произошли необратимые изменения. Л. много говорит о прошлой сытой жизни, связях с КГБ и каких-то секретных документах. В разговоре перескакивает на религиозные темы, размышляет над смыслом жизни. В свободное время женщина изливает поток своих мыслей на бумаге, а потом раздает листы сокамерницам. За что отбывает пожизненное наказание - Л. не понимает.
«Может от зависти - у меня была квартира, машина, хорошая работа. И еще моя сестра работала референтом особого отдела МИДа в ЦК. Может это причина? Меня незаконно посадили - я никого не убила».
О том, что подливала своим жертвам лошадиные дозы клофелина и жгла впоследствии их трупы, Л. не вспоминает. Живет одним днем, и пребывает в полной уверенности, что не сегодня-завтра пойдет на освобождение.
О красоте не забывают
Работа для «пожизненных» - своего рода отдушина. По закону, они могут и не работать, но трудятся все как одна. Восьмичасовой рабочий день, смена заканчивается в 15.15. Они сами признаются: никто не напрягает, хочешь заработать - будешь выполнять норму - шить или клеить картонные коробки.
«Зарабатывают они хорошо. У некоторых после вычетов за питание и коммунальные услуги остается до 900 гривен. Кто-то отправляет деньги родственникам, кто-то покупает в магазине для осужденных продукты питания и отправляет родным посылки», - рассказывает Ирина Евреинова.
Приобретение продуктов питания и товаров первой необходимости «пожизненницам» организовывают два раза в месяц. Сладости скупают килограммами - вафли, конфеты, печенье. В остальном, по необходимости - от средств гигиены до губной помады.
За жизнь цепляются зубами
Самое интересное, что по итогам тестирования жестокие убийцы - просто идеальные люди.
«Они отличные психологи, настроение сотрудников раскусывают мгновенно, зато их не всегда удается понять даже с помощью тестов. На то, чтобы проникнуть в душу заключенной, порой, уходит не один месяц», - рассказывают в колонии.
За 13 лет существования в Харькове сектора пожизненно заключенных, ни одна осужденная не пыталась покончить с собой. Сотрудники Качановской колонии утверждают, что эти женщины ценят жизнь больше, чем все остальные и слишком беспокоятся о своем здоровье.
Что говорить - врачебный обход утром и вечером - обязательная ежедневная процедура:
«Если у них что-то болит, здесь не стоит вопрос: надо или не надо вызывать врача. Если необходимо - будет дополнительный вызов», - делятся в «Качановке».
Отказалась от помилования
Осознав меру наказания, кто-то уходит в себя, а некоторые начинают бить тревогу - пишут петиции президенту о том, что не согласны с судебным решением. Поменять решение пока не удавалось никому. Впрочем, у этих женщин тоже есть шанс на спасение - по закону, отбыв 20-летний срок заключения, они имеют право подать прошение о помиловании.
«У нас есть женщина, которая как раз в этом году могла бы просить о помиловании, но не спешит этого делать - побаивается, ведь могут отказать. Она ждет изменения в законодательстве. Сейчас в Верховной Раде на рассмотрении лежит законопроект, который предполагает отмену пожизненного заключения для женщин и замену его реальным сроком. Тогда к этим женщинам могут применяться такие же льготы, как для обычных заключенных. К примеру, они смогут претендовать на условно-досрочное освобождение», - резюмировала заместитель начальника Качановской колонии.
СПРАВКА
В Харькове сектор среднего уровня безопасности появился в 2003 году. До этого убийцы отбывали наказание в Черниговской колонии № 44. В 2001 году, когда смертную казнь заменили пожизненным заключением, четверым женщинам Качановской колонии удалось избежать «вышки».
– Любовь Кушинская – единственная в Украине женщина, осужденная на пожизненное заключение, которая упорно до самого конца отказывается признавать себя виновной. Расскажите, пожалуйста, сколько вы здесь уже находитесь?
В этой колонии я нахожусь с 2005 года.
– А всего в заключении?
– В чем вас обвинили, за что вы сидите?
Меня обвинили в убийстве. Убиты двое мужчин. Из них одного я не знала вообще. А со вторым – это по фамилию Дрожджаль – меня познакомил Роман Станик. Он мне был близким человеком. Именно он и заказал этот приговор. Задолжен мне очень большую сумму и заказал этот приговор.
– Кому заказал?
Заказал приговор в апелляционном суде Львовской области.
– Давайте по порядку. Когда это все началось?
Это началось в 97 году во Львове.
– И что вас связывало с этим человеком, Романом Стаником?
Мы сожительствовали.
– И долго это продолжалось?
Немало времени.
– У него была другая семья?
Да, перед этим была другая семья, и у меня была другая семья. Но когда у меня погиб брат с папой в автокатастрофе, и когда муж вынес предложение выехать в Америку на постоянное место жительства, я маму оставить не могла. И однозначно, осталась во Львове. И муж уехал, а я осталась с мамой и дочерью. У Романа Станика – мы уже на это время были знакомы – это где-то в 86-87 году мы были знакомы – его жена сильно ревновала ко мне, хотя между нами ничего не было. Я Роману очень сильно нравилась.
– Сколько вам тогда было лет?
Начали сожительствовать… Меня посадили в 34 года. то есть с 32-х лет.
– У вас что-то разладилось?
Да. Он вошел в доверие. Он меня попросил, чтобы я одолжила денег, 20 тысяч долларов, под заставу квартиру, под залог, скрывая то, что квартира неоднократно была заставлена. Согласно нашей договоренности, 24 июня в 97 году мы должны были с Дрожджалем встретиться у нотариуса Полянской. Под нотариальной конторой ждал мой водитель. Он, согласно нашей договоренности, не пришел, где-то полтора-два часа. То есть я его ждала. Была подготовлена доверенность, было записано в книге регистрации. Только осталось подпись поставить. Он не пришел.
А нотариус меня попросила: говорит, может, не надо будет ее аннулировать, скажи об этом обязательно. Он же был гарантом – Станик. Говорит: покажешь ему. Я думаю, к чему я буду за этим Дрожджалем искать… правильно? Я покажу Станику, что я была, а он не явился. Я не искала за Дрожджалем. Я поехала на стройку, где я расстраивала дом под детский садик частный. И под вечер, где-то в 20:45, они сами зашли. Это зашел Дрожджаль и этот мужчина – как оказалось, что это был его тесть – ко мне во двор, когда я уже хотела ехать к Станику. В сумочке у меня было 20 тысяч долларов, с которыми я ездила к нотариусу. И говорит: согласно нашей договоренности, я не смог приехать. А говорю: а откуда вы адрес взяли? Я говорю: я тут не живу. Он мне не сказал. Говорит: я не хочу выдавать этого человека. Говорит: я вас очень прошу, я вас просто умоляю, дайте нам, пожалуйста, выручите… потому что мы думали, что мы уже не будем одалживать у вас деньги.
Я эти деньги под гарант Станика, и он меня все-таки уговорил, я дала. Мы вышли со двора. Я дала эти деньги, 20 тысяч – это было две пачки по 10 тысяч. Вышла я со двора. И села на такси. Мы прошли проулок. Это было уже после девяти. Потерпевшая указывает 21:20. И мы… Он пошел в свою сторону, а я поехала к Роману. Я взяла такси, поехала к Роману. Вышла я с машины. А он как раз вышел с подъезда и садился в государственную свою машину, в форме, все. Я говорю: "Роман, согласно нашей договоренности с Дрожджалем, я пришла с деньгами, а он не пришел". Говорю: "Он нашел меня по адресу, где я не живу". Я говорю: "Я тебя очень прошу…" На следующий день мы договорились с ним утром у нотариуса: пожалуйста, приедь на эту встречу.
На следующий день я приезжаю – Роман меня ждет под нотариальной конторой. И говорит: "Ты знаешь, когда ты дала деньги – люди пропали". Я говорю: "Как пропали?" Я говорю: "Роман, подожди, доверенность не подписана, договор купівлі-продажу мы хотели оформить". Я говорю: "Что за обман?" А он говорит: "Слушай, я тебя очень прошу, не отдавай никакой доверенности". Я говорю: "Подожди, как не отдавай?" Я договорилась с нотариусом, что я приведу этого человека, он распишется, и покажу эту доверенность. Говорит: "Ни в коем случае никаких документов, чтобы ты не отдавала". Говорит: "Давай, может, сделаем так. Пойдем к нотариусу, сделаем дубликат этой доверенности, которую она выписывала ранее, подделаем эту подпись вместо него, спасая эти 20 тысяч долларов".
Я послушала, так как была молодая. Он был намного старше от меня. Разница между нами была, по-моему, 16 лет. Он старше намного был. Я послушала его и сделала это. В декабре я нахожусь дома. Мне позвонили и сказали с райотдела: "Любовь Васильевна, вы можете в райотдел приехать, там по поводу вашей фирмы". Я говорю: "У меня по фирме, по-моему, все хорошо". Он говорит: "Приедьте, пожалуйста". Ребенок пошла на танцы. Она занималась танцами бальными. И я больше оттуда не вернулась. Мне сказали: "Вы причастны к убийству на основании человека, который написала явку с повинной, что вы совершали преступление, убивали. Вы арестованы".
– В убийстве кого вас обвинили? В убийстве тех людей, которые продавали квартиру?
В убийстве этого Дрожджаля.
– Мне не все понятно. Тем более, может быть, не понятно нашим зрителям. Еще раз по порядку. Вот этот Дрожджаль и еще какой-то человек предложили вам купить у них квартиру. Я правильно понимаю?
Дрожджаль.
– Потом они пропали. А потом выяснилось, что они не пропали, а что их кто-то убил, так?
После того, как я дала этих 20 тысяч долларов.
– И не было между вами подписано ни договора о купли-продажи, никаких нотариально оформленных документов, ничего этого не было? Но в какой-то "прекрасный момент" вас вызвали в отделение милиции и арестовали по обвинению в убийстве двух человек?
– А нашли как?
Я не знаю. Их нашли… Ехать от Львова, согласно воспроизведению, где-то час. Но самое главное, что они пришли – я это четко помню, и на это время указывает потерпевшая – в 20:45. Я дала эти деньги. Мы вышли со двора. И она говорит: я еще хотела вернуться, говорит потерпевшая, посмотреть на номера машины. Это ее такие показания. Это было тогда, когда мы свернули в переулок. То есть мы в это время еще находимся во Львове. То есть в 21:20. А в приговоре они обвиняют, что в это время, когда я встречалась с Дрожджалем, в это время… уже час езды, уже происходит убийство.
Получается, что я как телепат: и одновременно нахожусь с ними во Львове, и одновременно я уже этих людей как бы убиваю. И еще выкидываю оружие… То есть это меня уже человек оговорил. Понимаете? Выкидываю оружие в водоем в какой-то деревне Цеперов. То есть в какой-то водоем. Там ловили рыбалки, юные рыбалки, где-то им было 12 лет… Что они рассказывают? То есть приехала белая машина, уже смеркалося. Это их такие показания. И кто-то что-то кинул в водоем. Они подумали, что будут глушить рыбу. И ребята собрались уйти домой. И пришел этот рыбалка, посмотрел на часы – это было около 10 вечера. То есть это уже было после убийства, за версией. Это надо было… То есть ни со временем не совпадает. Это такое, что…
– Я пытаюсь разобраться в том, что вы мне рассказываете. У вас было оружие вообще?
Никогда не было. Я не умею пользоваться оружием. Я не умею им стрелять. Я не разберу оружие, потому что я никогда в своей жизни не разбирала никаких оружий и, тем более, не стреляла.
– Хорошо. А для того, чтобы признать вас виновной в убийстве, наверное, нужно было доказать, что это ваше оружие, что, я не знаю, на этом оружие есть отпечатки пальцев?
– Что у вас на руках, на одежде следы от выстрелов, следы пороха. Я не знаю.
Нету. Согласно экспертизы, пистолет не способен к стрельбе. Самодельная модель, полностью ржавый, разобран полностью. Не доведено, что именно с этого оружия был убит человек. А тем более, какие-то отпечатки пальцев.
– А второй человек тоже был убит из того пистолета? То есть там был два выстрела?
Нет, там был один выстрел. По преступлению это был один выстрел. Пистолет заклинил. Понимаете? Второй начала убегать человек, вот этот пожилой мужчина начал убегать.
– И что с ним стало в итоге?
По версии следствия, то есть, этот человек, который меня оговорил, что он догнал его, ударил топором по голове. Вот так.
– Вы одного застрелили, а ваш подельник, который якобы с вами там были и в этом принимал преступлении участие, он топором убил второго?
Да. Его осудили к 15 годам, так как ему, наверное, обещали, а мне дали пожизненное. То есть он меня полностью оговорил, совершил преступление с тремя людьми, а на этих троих людей указывает семья, Мельниченко, которые шли и видели, как трое здоровых мужиков насильно садили в автомобиль… проходили тогда в этот день. Они возвращались с дачи. И потерпевшего, которого запихали в машину, то есть этого пожилого мужчину, Циневского, они его знали, они работали в клинике.
– Циневский – это кто? Я запутался, простите.
Циневский – это потерпевший. По делу проходят два убитых мужчина по фамилиям: один – Дрожджаль, а другой – Циневский, которого я не знала. А потом через некоторое время появились эти свидетели. Именно потерпевшие их привели. Потому что умер какой-то сотрудник в этой клинике, и Циневского сын пришел на похорон. И рядом сидел он. И этот Мельниченко сидел возле него. И говорит Циневскому, вот этому сыну: "Юрий, а ты знаешь, я видел, как твоего папу и вашего зятя насильно садили в автомобиль". А он говорит: "А вы не можете этого сказать в прокуратуре, то есть вы можете подтвердить свои показания?" "Да, могу". И они после этого в прокуратуре давали показания. И долгие годы брались вот эти показания во внимания.
Еще очень важно, что после того, как семья Мельниченко об этом рассказала, что было трое здоровых мужчин, которые насильно садили в автомобиль, сын Циневского, Юрий, он сам проводил какие-то расследования: по своим каналам, по своим законам и так далее. И дошло до того, когда я находилась в СИЗО, он открыл двери и ему перерезали горло.
– Господи боже мой.
Его тоже убили. Я находилась в СИЗО. И тот же самый почерк, что произошло с папой. И тогда появилась статья очередная заказная, что я нахожусь в СИЗО и убиваю людей, заказываю людей. А этого Циневского Юрия я не знала. Я с ним не знакома была. Я его увидела первый раз в суде. Я их маму, Циневскую Ирину, тоже я не знала, я ее никогда не видела. С Циневским я тоже была не знакома. Он единственный раз ко мне пришел в офис. Я его мельком видела, когда он пришел с этим Дрожджалем. Я с ним вообще была незнакома. Никаких договоренностей, никаких встреч не было.
– Я правильно понимаю, что двое людей – один по фамилии Циневский, другой Дрожджаль – были убиты. Следствие утверждает и суд в итоге, как я понимаю, принял эти аргументы и вынес вам обвинительный приговор. Следствие считает, что вы с вашим разнорабочим по фамилии Манько увезли или встретились с этими людьми в лесу и их убили. Вы застрелили из пистолета, который потом нашли где-то в озере. Причем нет данных экспертизы о том, что этот человек был убит из именно этого оружия. И у вас на одежде не нашли следов крови, на руках не нашли следов пороха. И вообще, как я понимаю, соответствующей экспертизы не проводилось, потому что такая экспертиза только по горячим следам может быть проведена. А второго убили топором. А там орудие убийства было найдено, предъявлено суду?
Нет. У меня со стройки, где расстраивался дом под детский садик, забрали все лопаты. Грунт не найден, чтобы сравнивали грунт, где нашли этих потерпевших закопанных.
– Их нашли закопанными?
Да, в лесу.
– Их кто-то искал, или это случайно произошло?
Этого я не знаю. Я до сих пор не знаю, как это произошло.
– Это же существенная вещь: как их нашли, кто их нашел.
Насколько мне известно… я не могу сказать точно. Я действительно не знаю. Я долго нахожусь взаперти. Я не знаю. У меня нет такой информации.
– Вы 8 лет были под следствием. Вы говорите, что несколько раз были судебные заседания. Сколько?
До четырех раз.
– Что значит "до четырех раз"?
А так. Где-то четыре раз. Сегодня – очередное дорасследование. Суд просит восстановить каждого роли. Притянуть всех, посадить под стражу, найти… которые имели прямую причастность к преступлению к этому жестокому. И найти они не могли. Они хотели. И без доказательной базы снова отправляли в суд. И ознакамливали меня просто около года, даже больше. Сегодня приходит следователь и говорит: "Мы с сегодняшнего дня ознакамливаемся с делом". Я расписалась, что мы будем ознакамливаться. И исчез. Через 7-8 месяцев пришел.
– В итоге вам дело не показали, ознакомиться с ним не дали?
Мне надо было ознакамливаться с адвокатом. Делали так, что я ознакамливалась без адвоката. То есть ознакамливалась очень долгое время. То есть следователь просто не являлся. Сегодня мы расписались, что сегодня… я расписывалась, по-моему, за ознакомление. Я не помню, в соответствии какой статьи. Я не юрист, я вам не могу сказать. Сегодня я подписала, что мы будем ознакамливаться. Он мог прийти на протяжение полугода, может, один раз и уйти. Вот и все. Это и есть подтверждающий документ. Вот что со мной и делали. И в СИЗО… после очередного дорасследования вернулась в СИЗО и сказала, что я уже не выдерживаю, что я буду говорить правду, потому что Станик меня наказал строго. Посылается на то, что я его не знаю, что в кабинете он меня не знакомил с Дрожджалем. И я сказала, что буду говорить правду.
– А поначалу вы этого не говорили? Вы выполняли его просьбы?
Да. Я выполнила его просьбу: что он меня не знакомил в кабинете… Потом уже со временем заговорила. Мне нельзя было говорить. А после очередного дорасследования, когда объявили, что будет дорасследование, я сказала, что буду говорить правду. Пришли на следующий день, сразу же на следующий день его люди, трое мужчин, не представляясь, с какой инстанции, и пригрозили, чтобы я забыла эту фамилию навсегда. И если одно слово я скажу за Станика, то будет просто беда.
– И вы так ничего не сказали?
Ну, я так ему поверхностно говорила, но боялась. Начались вот эти так называемые прессинги. В СИЗО карцера просто без оснований. Вот и все. Чтобы я прочувствовала, что это такое. Заставляли меня, чтобы я, можно сказать… открывается карцер. Он говорит: "Мы же будем дружить. Сейчас вы вернетесь в камеру". Зачем это делать – я не знаю. И я отказывалась сотрудничать. И меня оставляли в одной робе, мужской робе 60-го где-то размера. С меня спадали брюки. Под низом были одни трусики. И кирзовые черевики, которые были… у меня 35-й размер, а там были 45-й, без шнурков, без ничего. И выливали мне в ноги хлорный раствор, чтобы я вот так. Через некоторое время меня переводят и говорят, что сейчас пойдешь на перевод. Открывается туберкулезная камера. Была камера с открытой формой туберкулеза. Там находились две женщины. Все вещи закидывают мои туда. Женщин уже там не было. Но пять минут – и они были там. То есть перевели их в другую камеру. Я сказала, что я туда не зайду, потому что там присутствует туберкулезная палочка. Говорит: тогда карцер. Я говорю: хорошо, я пойду в карцер. Я жила в карцере.
– Долго?
По пять суток, по семь суток. Было такое. подкидывали карты, в которые я никогда не играла. Было и такое. Я такие пытки переносила. У меня открылась язва. Начала кровоточить. Сказали, что это уже все. Мне ребенок передавала лекарственные препараты, и так меня спасали. Адвокат меня спасал. Олег Рудой, он меня спасал. Передавал лекарственные препараты, поддерживал. А так я уже на человека был не похожа.
– Вы в какой-то момент стали говорить? Или это потом до вас дошло, что ваш бывший сожитель по фамилии Станик сыграл роковую роль в вашей судьбе?
Я очень сильно боялась.
– Нигде в материалах дела этого нет?
Поверхностно я говорила чуть-чуть за Станика. Но я сильно не углублялась.
– А почему вы боялись?
Я боялась, потому что я знала прекрасно, кто он, и его возможности. Он тогда был бывшим мужем экс-министра юстиции.
– Той самой Станик?
Да, Сюзанны.
– Как интересно.
Когда меня засудили к пожизненному, была проверка с пенитенциарной службы. И среди этой проверки была женщина. Были мужчины, и среди них была женщина. Я не знаю, как ее звали. Она не представлялась. И она мне сказала: "Вам большой привет от Сюзанны". И передала – "Сколько вы будете жить, столько вы будете сидеть". Вот и все. Если она меня увидит: "Сюзанна, я тебя совсем не боюсь. Поверь мне".
– А что же адвокаты не сумели обратить внимание на все те нестыковки, которые…
Я не могла обеспечить себе адвоката-профессионала. Потому что он мне денег не отдал. И потом он поставил меня под эту сделку. Мне было 34 года. И все деньги, которые там остались, мне надо было… осталась мама больная, дочь. Ей было 16 лет тогда на то время. И я не могла себя защитить.
– То есть вас просто не было денег нанять хорошего адвоката?
Да, не было. Я не могла себя защитить. Все, что я писала, все обращения, жалобы, объяснения – это все направлялось в мусорник. Оно не выходило никуда. А когда меня уже осудили – мне просто отправляли отписки. Ни в каких инстанциях добиться справедливости не могла. И до сих пор тяжело, никому не нужно. Чисто просто на словах, на домыслах, не додерживаясь статьи 62-й, и так далее, от первого слова и до последнего… Ни свидетелей, ничего нет. Просто единственное – придержались первой явки с повинной этого человека, который написал под диктовку правоохранителей. И все.
– Я не совсем понял. С одной стороны, вы говорите, что все это дело против вас организовал ваш бывший сожитель. Как я понимаю, он хотел от вас избавиться? Так?
Да. Он задолжал большую сумму. Оказалось, что около пол миллиона долларов. То, что он заказал приговор – это сто процентов. Больше некому. Он лишил меня этих денег, он меня подставил под эту оборудку.
– Попали вы на пожизненное заключение. Вы принимали после этого какие-то усилия, для того чтобы ваш приговор был пересмотрен?
Да, много. На протяжении долгих лет я очень много писала, обращалась во все правозащитные организации, и в прокуратуру генеральную. Генеральная прокуратура просила перепроверить все факты и отправляла в ту же прокуратуру, которая и выполнила этот заказ. Вот и все. После чего я получала отписки. И так долгие годы. Это бесполезно, это глухой кут… угол. Вы не добьетесь справедливости. Конечно, хотелось, чтобы наше государство было правовое, и чтобы можно было в судах добиться справедливости. Я не говорю, что все судьи выполняют заказы.
– А кто был тот судья, который вас приговорил?
Долгие годы рассматривал Зварыч.
– Тот самый Зварыч?
- "Колядник". Выполнял все прихоти Романа Станика. Плюс, выполнял все прихоти Богдан Ринажевский, который был вхож в мой дом. Прокурор Львовской области.
– И Зварыч в итоге вам вынес обвинительный приговор?
После очередного дорасследования передали Макарову. Но долгие годы издевался надо мной – это был Зварыч. И потом Макаров отказывался судить меня. Ну а потом все-таки выполнил все эти прихоти.
– Подождите, вы же говорите, что дела направлялись на дополнительное расследование. То есть получается, что даже Зварыч не решался вынести окончательный обвинительный приговор? Так ведь? Раз дела направлялись несколько раз на дорасследование.
После очередного дорасследования… я помню, потому что Зварыч все-таки настаивал на том, чтобы найти, которые имеют прямое отношение к убийству, и установить каждого роль, кто и что делал. Он меня восемь лет… долгие годы без единой доказательной базы, без вины долгие годы издевался надо мной. Вот и все. Что я могу сказать? Если он видел, что человек не виновен, он же вынес мне приговор по экономической статье. Наша фирма брала кредит под зерно, регулярно сплачивали, каждый месяц. Не уплатили в последний месяц, так как я уже была под арестом. И он мне перекрыл эти года СИЗО, Зварыч. Я должна была уходить домой. Но на прихоти – я больше чем уверена, что…
– А почему восемь лет?
Восемь лет издевались надо мной, без единой доказательной базы. Зайти и почитать уголовное дело – вот так надо мной издевались.
– Вам предлагали когда-нибудь признать свою вину?
Да, предлагали, с самого начала мне предлагали: напишите явку с повинной, и так далее, и все будет хорошо, и вам дадут года. Как я могу вызнать то, чего ты не делал? Я не понимаю. Как я могу написать помилование, если там надо вызнать вину? Я умру, я готова умереть, но я это никогда не сделаю.
– А если бы вы знали, что вас помилуют?
– А почему?
Нет. Я хочу, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы это беззаконие было разорвано по поводу меня. Мне дочь подарила внука. Как мне им смотреть в глаза? Как мне людям смотреть в глаза? Я никого не убивала. Я не способна убить. Как мне жить дальше? У меня сломанная жизнь. У меня украли молодость, у меня убили маму этой брехней, этими заказными статьями. Мама не выдержала – умерла от инсульта в больнице. У меня дочь осталась сиротой. Как мне дальше жить?
– А где дочь?
Она знает прекрасно, кто заказал этот приговор. Она покинула страну.
– Опасаясь за себя?
Да, за свою семью и себя.
– Она живет за границей?
– А вы с ней общаетесь?
Общаюсь.
– Но сюда не приезжает?
Очень редко. Она приезжает так, чтобы даже никто не знал. Она боится очень сильно. Она сильно боится за свою жизнь. Вот и все. Потому что только дочь у меня можно взять. Я не знаю, что мне дальше делать.
– Она замужем?
Да. Она замужем. Она имеет прекрасного мужа. Она с мужем живет 19 лет уже.
– И дети, наверное, есть?
Да, двое внуков, которых я не держала никогда на руках. Меня лишили всего. Я не видела, как взрослеет дочь. Я не видела ничего. На это время, когда меня закрыли, дочь училась в лицее экономическом. Без меня она получила высшее образование, получила красный диплом, покинула страну. Все.
– Что вы думаете делать?
Надеюсь на справедливость. Все-таки я надеюсь на то, что в ближайшее время заработает новый состав Верховного Суда. Возможно, мое дело будет пересмотрено. Возможно. Вот на что я надеюсь. Я не хочу, я не надеюсь, как все остальные женщины, что снимут пожизненное для женщин, за примером всех европейских стран. Я хочу быть оправданной. Я хочу вернуться, я не хочу быть изгоем. Я не хочу, чтобы мне тыкали в глаза – что ты убийца. Я не убийца, я никого не убивала. Я не способна на такое преступление.
– А что же вы будете делать, если действительно вдруг примут такой закон?
Я буду дальше добиваться. Я сколько буду жить, я буду добиваться. Я хочу с себя это все поснимать – то, что я не делала. Вот и все. Я этим живу. Я с этим ложусь, я с этим встаю, я этим живу. Я живу справедливостью. Я хочу, чтобы эту цепь беззакония разорвали, к которой привязал меня этот Станик. Больше некому было.
– А как вы здесь живете?
Ой, это тяжело назвать жизнью. Я стараюсь держать себя в руках, иногда падаю, снова подымаюсь. Набираюсь где-то сил и снова… Я обращаюсь к Господу.
– Вы работаете здесь?
По желанию. Есть желание – работаем. Сейчас, согласно нового закона, можно работать, а можно не работать.
– А вы как?
В последнее время я случайно сломала руку, левую руку. И перестала работать. Потому что меня подводит чуть-чуть рука. А так, чтобы убивать время, можно выходить на работу.
– Мы здесь походили по территории колонии, по территории вот этого специального сектора для пожизненно заключенных. Я так понимаю, что вы здесь внутри пользуетесь относительной свободой, если так можно сказать? Под конвоем вы не ходите?
Да. Под конвоем – нет. Передвигаемся по сектору. Мы идем в баню, мы читаем книги, мы идем в столовую, гуляем. Прогулка у нас в любое время. У нас средний уровень, а не максимальный. Я изучаю иностранный, занимаюсь собой, созваниваюсь с ребенком. Вот так.
– А телефон можно иметь здесь?
Разговоры только при инспекторе.
– Мобильные телефоны запрещены?
Нет, мобильные можно. Только разговоры в присутствии инспектора.
– Я видел, что в какой-то комнате даже компьютеры стоят.
Нет. Это одна комната у нас выделена, где находится ноутбук. Мы пользуемся им. Выходим на "Скайп" с родными.
– То есть можно и по "Скайпу" поговорить?
Конечно.
– Но тоже в присутствии представителя администрации?
– Письма по интернету посылать можно?
– Emal слать нельзя?
– Нельзя заходить в соцсети. Но вы хотя бы уже знаете о том, что… за 20 лет, которые вы провели в заключении, очень много в жизни поменялось, именно в этой части. Про интернет вы знаете, про мобильную связь знаете, про электронную почту знаете, про соцсети знаете.
Конечно, телевизор смотрю, смотрим. Можно фильмы скачивать. Но разрешающие фильмы, познавательные фильмы.
– Это опять-таки администрация?
Только с разрешения администрации.
– Что смотреть можно, что смотреть нельзя.
С разрешения представителя администрации.
– А как у вас вообще с администрацией отношения?
Хорошие, нормальные. Я не могу пожаловаться на эту администрация. Администрация СИЗО – это жах. Это то, что я переносила, это начальником СИЗО… недавно у него были проблемы. Его на взятке взяли. Он бывший начальник оперчасти, который долгие годы издевался надо мной – прихоти выполнял Станика. Когда люди ко мне пришли тогда. Хлорка выливалась. Господь все видит.
– А здесь в Качановской колонии все нормально, да, я так понимаю? Жалоб нет?
Да. Нет у нас. У меня нет жалоб никаких. У женщин тоже не может быть. Потому что у нас руководство хорошее. Я не могу сказать. Все руководство у нас нормальное. Никаких жалоб не поступает. Наоборот, сочувствуют. Они знают прекрасно, что я очень много пишу, обращаюсь. Они согласны мне как-то помочь. Но как?
– Это не в их компетенции.
Однозначно.
– Для них, насколько я понимаю, вы просто заключенная. И их обязанность – это просто соблюдать тот режим, который вам предписан судом.
– Но при этом по-человечески сам, общаясь с некоторые из тех, кто вас здесь охраняет, почувствовал, что к вам относятся с симпатией и с сочувствием.
Да, спасибо богу, что есть такие люди.
– А какой режим?
Режим. У нас без пяти семь просчет. Мы выстраиваемся на улице. Нас всех считают. Завтрак, обед, ужин. Все являемся в столовую.
– Вставать когда?
Вставать полшестого.
– Отбой?
Отбой в полдесятого, в десять. Нас закрывают, а потом утром открывают. У нас раньше было совсем по-другому. У нас даже, несмотря на то, что был средний уровень, но… В СИЗО со мной как делали? Я была в робе. Мне нельзя было иметь спортивный костюм, обычную одежду. Одевали мешок на голову, черный мешок, и меня вели к адвокату в наручниках. Вот так делал Гальчишак. Несмотря на то, и зная прекрасно, что с женщинами этого делать нельзя. Но он делал.
– А здесь ничего такого нет? У вас спецодежда, так сказать. И наручники на вас никогда не надевают?
Нет. У нас человеческие отношения, никто никого не унижает.
– И свидания? Вы сказали, что дочь у вас бывает крайне редко. Но свидания разрешены?
Разрешены. Ко мне приезжают мои друзья.
– Как часто?
Почти каждый месяц. Долгие годы. С дочерью я вижусь по "Скайпу". Потому что она мне подарила внучку. Она еще маленькая. Он боится приехать ко мне. Ребенка оставить… А так, друзья – постоянно. Друзья приезжают, сестра двоюродная.
– А длительные свидания вам дают?
Да, каждые два месяца.
– Это поскольку?
По трое суток.
– Посылки вы можете получать?
Да. Я постоянно, регулярно получаю от своих друзей передачи, посылки, цветы, фрукты. Постоянно. Но я получаю передачи одна только в комнате. То есть на нас троих получается. А в СИЗО тоже так было. Раньше у нас были передачи ограничены, ограничения были на передачи. То есть, 8 килограмм можно было. И мне этой передачи хватало всего-навсего на пять дней. А все остальные дни я голодала до следующей передачи. Потому что женщины не получали. Вот и все. Пока не открылась язва. А сейчас у них тоже проблемы – у одной и другой.
– В принципе, сколько разрешено сейчас получать?
Без ограничений. Фрукты без ограничений, крупы без ограничений.
– А по времени? Как часто можно получать передачи?
Хоть каждый день.
– В последнее время, скажем так, режим содержания в заключении стал либеральнее?
Да, намного. Раньше, я помню, 8 килограмм только можно было. С 97 года по 2000 – это была голодовка, процветала голодовка, процветал, можно сказать, туберкулез. Люди сильно болели туберкулезом. Через некоторое время, аж потом разрешили без ограничений хлебобулочные… выпечка, масло, жиры. Если у меня есть возможность, а у другой нет, чтобы… Вот так люди и выживали. А кормили? Хлеб вонял дустом. Девочки пепельницы с него делали, как я сегодня помню. Так называемый борщ был белого цвета, салатового, кочан капусты плавал сверху – и это назывался борщ. Да. Я это помню. А каши скреготели. Были непромытыми, были с червяками. И когда я на ободочек тарелки выложила вот эти все червяки и показываю дежурной – такая была Галина Петровна – я стучу в двери и говорю: "Посмотрите, чем людей кормят". Она говорит: "Ничего, я утром кушала, не умерла". А при обходе прокурора по надзору – это был Прокопов, как сегодня я помню его фамилию – насобирала я этих червяков и обратилась к нему. А он мне сказал: "Любовь Васильевна, вы тут не директор. Если вы хотите, чтобы вас ногами вперед вынесли, то будьте добры, задумайтесь". Вот и все. Я это помню.
Ребенок пришла на свидание. Говорит: "Мама, а что ты делаешь с бельем, что постоянно приходится покупать?" Я скрывала: "Хлорка выедает". Мне пришлось раздавать это белье. Потому что возле меня находились разные страшные женщины. Подсаживали разных, неоднократно судимых, которые не имели права находиться возле меня. И бомжей, и наркоманов, и при ломках. Я была далекой до этого всего. Это было страшно – то, что я проходила восемь лет.
– Это все в СИЗО?
– В колонии легче гораздо?
Я отошла. Я там вообще была на человека не похожа. А тут я отошла. И прекрасное руководство, которое приходит каждый день сюда. Каждый день. Ну вот. Всегда спрашивают: "Какие проблемы? Может, есть какие-то вопросы?" Как ни начальник колонии, так заместитель, так и начальник оперчасти приходит.
– Люди, которые вместе с вами сидят, другие женщины на пожизненном, их двадцать с лишним человек. Я так понял, что некоторые из них совсем одинокие?
Большинство.
– Ни родственников, ни друзей, ни знакомых?
– Ни передач, ни свиданий?
Да-да. И из них большинство – это женщины с первой судимостью, которые ранее не судимы. Понимаете? Которым можно спокойно заменить на срока. Потому что среди нет ни серийных убийц, ни маньяков. Спокойно. И эти преступления, которые они совершили, ничем не отличаются от преступлений осужденных, которые находятся на общем режиме. Просто это все зависит от наших так называемых судилищ. Не судов, а судилищ. Вот и все.
В зоне этой 54-й колонии отбывала наказание Тарабановская, фамилия ее была. Ее обвиняли в организации папы, мамы, дедушки и бабушки – и ей дали 15 лет. И она по УДО ушла домой.
Валентина Лученинова, которая находится, моя соседка по комнате, ее обвиняют в убийстве. Она признала вину частично, что она дралась со своим мужем, которые долгие годы ее бил, издевался над ней. Он садился в тюрьму, выходил, снова бил ее. То есть вот так, пока не случилась беда. На нее навешали… Они где-то выпивали. Она убила только мужа, который умер в больнице через несколько часов. Это далеко не 115-я. Но, знаете, как, если человек беззащитен, если у него нет адвоката, а доступны дорогие адвокаты, профессионалы – вы знаете, кому… тот, кто имеет огромные капиталы. А такая, как сейчас на данный момент за меня. Когда меня обокрали – как я себя могу защитить? Как бы ты не изучал эти законы – все равно ты суды проиграешь.
Если у тебя денег нет – ты никто и звать тебя никак. И также Валя, которая находится со мной в комнате. Просто все дела надо пересматривать и к каждому в отдельности подходить. Тут были еще две женщины, которые умерли уже. Не дождались.
У нас единственная страна, где существует это пожизненное. Уже давным-давно должны были аннулировать, по примеру европейских стран. Они снимают пожизненное. Наши законы всегда рассматривают в конце дня, когда депутаты уже в зале не присутствуют. Без пяти шесть рассматривался наш закон – не хватило три голоса. Понимаете? В России нет пожизненно, в Беларуси нет пожизненного. Просто заменили бы женщинам на срок, дали бы им просто возможность, дать особенно тем женщинам, которые с первой судимостью, дать шанс. А если, например, будут такие женщины, которые… ну что с этого, если она первый раз, а за ней будет очень большое количество жертв – тогда просто надо пересматривать такие дела. Суд должен подходить, иметь точку зрения на каждого индивидуально. Вот и все. Но это не значит, что… Я нахожусь среди них. Я же вам говорю, поначалу, когда я приехала сюда, мы тут не находились в этом секторе. Я находилась в подвальном помещении. Потом мы перешли со временем. Это бывшее СИЗО переоборудовали, мы перешли сюда. Где-то через год.
– А конфликтов у вас никогда не было с другими заключенными?
Бывали споры в секторе. Но а так… у нас в комнате нет никаких. У нас мир, покой, понимание. Каждый имеет свою беду. Девочки меня понимают, поддерживают меня всячески. Садимся, пьем чай все вместе. Я не буду пить… если он мой, я не считаю, что он мой. Мы будем пить вместе. Кофе будем пить вместе, кушать будем вместе. У нас нет никаких попреков, нет никаких…
– Из 23 женщин, которые здесь сидят, нет ни одной, которая бы действительно совершила какое-то страшное преступление?
Есть. Это многократно судимая, которая сидит около сорока лет. Уже всю свою жизнь почти сидит. Вышла – села. Вышла – села. Но это многократно судимая.
– Она опасна для общества?
Я бы сказала, да. Если честно, да. С ней страшно даже в секторе находиться.
– Вот так вот.
Я стараюсь ее избегать. Она женщина неправильной ориентации, даже. Это очень страшно. Это у меня с ней были неоднократные, знаете, такие…
– Но такая только одна?
Да. С утра до вечера она каждый день себе ищет жертву для конфликта. Это страшно держать ее среди женщин, которые первый раз судимы. Она полностью отличается. Полностью – взглядом, всем. Она очень страшный человек. Не надо с ней разговаривать – просто посмотреть и увидеть.
А все дела можно пересматривать и спокойно ей давать срока. Отпускать к детям. Их ждут дети, мамы, папы. У кого есть родственники, у кого нет родственников. То есть, дать им шанс. Женщина с первой судимостью, особенно. Мы ждем-ждем этих законов, а они не принимаются.
– Хорошо. Если вдруг такой закон будет принят, вас могут выпустить. Вы уже 20 лет отсидели.
Что я буду делать? Со своими друзьями, как мы говорили, я буду дальше добиваться справедливости. Вот и все. Вот что я хочу, о чем я мечтаю – поснимать с себя это. Я не смогу дальше жить. Встречи с должностными лицами. Буду спрашивать, как мне дальше жить. Бросать эту страну? Скорее всего… Я думаю об этом, что, скорее всего, если у меня получится, бросить эту страну. Потому что мне за нее стыдно. И выехать. Но не смогу. Я ее люблю. У меня тут похоронены мама, папа, брат. Буду дальше добиваться. Буду добиваться, пока не поснимают с меня эти абсурды, которые понавешивали на меня. Это оружие, это все. Вы не представляете, что они со мной сделали. Вот и все.
– А бывает, что нас накатывает отчаянье?
Да. Я падаю духом очень сильно. Иногда бывает. Иногда было такое, что я жить не хотела, хотела уйти из жизни. У меня было так два раза. А теперь я этого никогда не сделаю. Я стараюсь быть сильной. Да, я падаю духом довольно часто. Но потом снова подымаюсь, потом снова падаю духом, потом снова подымаюсь… Сейчас приближается Новый год. Я вам скажу, как это будет. Если, не дай боже, мне придется еще здесь быть на Новый год, наверное, напьюсь каких-то успокоительных таблеток, чтобы его проспать, этот Новый год. Мои любимые праздники – Новый год. Чтобы не смотреть телевизор, как люди веселятся. Вот и все. У меня убили маму. Я не видела, как взрослеет дочь. Убили мою молодость. Что еще? Что можно было? Честно, я жила жаждой мести. Теперь у меня этого нет. Я всем все простила. Я просто хочу получить оправдание. И не надо ничего платить – просто оправдание, чтобы смотреть людям спокойно в глаза. Понимаете? Вот и все. Быть чистой, вернуть свое доброе имя. Вот и все. Работать, быть кому-то нужной.
– Держитесь. Что я вам могу сказать? Удачи вам.
Спасибо. Я надеюсь, я уповаю на Господа, потому что это в его силах. Надеюсь, что меня кто-то услышит. Может быть, кто-то руку помощи подаст. Вот что я хочу. Много приезжали и обещали, и помогут… Но это были только обещания.
– Спасибо вам за интервью.
Спасибо.
Говорят, что на пенсию можно неплохо жить. Главное, самому при этом не быть пенсионером. Недавно чиновники Пенсионного фонда отчитались о своих доходах. Выяснилось, что скромности менеджеров ПФР можно только позавидовать. Особенно отличилась заместитель председателя правления фонда Лилия Чижик, указавшая в декларации заработок в размере 1 миллион 345 тысяч рублей. Такая необыкновенная, по сравнению с прочими начальниками, бедность вызвала среди коллег Чижик долгие пересуды. Оно и понятно: здесь, в ПФР, лучше других знают, что должность чиновника, ведающего распределением скромных стариковских пенсий, в нашей стране может служить источником подлинного богатства.
Пожалуй, с первых лет своей деятельности, именно Пенсионный фонд России выделялся среди прочих казенных ведомств страстью к показной роскоши. Каждый год, отчитываясь перед правительством, ПФР объявлял, что ему не хватает средств для выплат пенсий и просил профинансировать его дефицит за счет федерального бюджета. А потом, получив прибавку, начинал тратить деньги с размахом ветхозаветного саратовского купчика второй гильдии. Результат был вполне предсказуем. Вначале пенсионные чиновники выстроили в каждом российском регионе по впечатляющему дворцу — офису. Затем обзавелись внушительным парком шикарных служебных лимузинов. А потом вплотную приступили к укреплению собственного благосостояния.
Попытка заработать миллионы на мизерных социальных выплатах пенсионерам, хоть и принесла пенсионным комбинаторам миллионы, закончилась весьма плачевно. В конце прошлого года Следственный комитет при Прокуратуре возбудил уголовное дело против бывшего председателя правления Пенсионного фонда России Геннадия Батанова. Сотрудники Департамента экономической безопасности обнаружили в подведомственной ему организации огромные растраты. Правда, государственная машина правосудия дала осечку. Отставной глава ПФР так и не попал на скамью подсудимых. Тем не менее, гарантировать неприкосновенность ближайшему окружению Батанова, гордо именуемого «командой», сегодня не может никто. Причем, о почетных отставках и уходе на заслуженный отдых речь уже не идет.
Птичка высокого полета
Ход расследования, сам того не желая, задал сам Батанов. Бывший руководитель Пенсионного фонда не отрицал того факта, что знал о сомнительных операциях с государственными средствами. Но, на одном из своих допросов он заявил, что «не вникал в суть сделок, положившись на своих подчиненных». Круг этих ответственных лиц довольно узок, а потому очерчивается довольно просто. Все важные распоряжения визировала заместитель председателя правления ПФР Лилия Чижик, заслуженный работник социальной защиты населения РФ. Эта молодящаяся дама, начав свою карьеру в 1972 году технологом опытного завода «Промсвязьрадио», имеет репутацию жесткого и опытного руководителя. Чиновница Чижик отличается редким трудолюбием, и вовсе не собирается на пенсию, хотя недавно отметила свой 60-летний юбилей.
Понять ее нетрудно: именно она, судя по собственноручно составленному финансовому отчету, главный добытчик в доме, зарабатывая больше мужа и детей. И делает это весьма успешно: никто в семье не бедствует. Если верить декларации супруги, глава семьи Чижик получил за прошлый год 257 тысяч 110,44 рубля дохода. Помимо супружеского гнездышка, он владеет собственной квартирой, и по городу передвигается на джипе BMW X5, экономя, таким образом, выделенный государством пенсионерский проездной. Детей мадам Чижик тоже нельзя отнести к разряду нуждающихся.
Почтовый перевод денег
Скандал, разразившийся в ПФР, сказался на жизни Лилии Чижик самым неприятным образом. Теперь она курирует ЦФО, где обычные механизмы извлечения частной прибыли из казенных ассигнований работают плохо. О щедрости ранее опекаемых чиновницей пенсионных структур Севера остались лишь воспоминания. Правда, с переменой должностных обязанностей для скромной служащей открылись новые возможности. К примеру, можно заслужить благодарность банка «Возрождение», на счетах которого аккумулируются пенсионные деньги, доставляемые Почтой России. Многим известен скандал, когда коммерческим банком ВЕФК «потерял» со своих счетов со счетов которого в свое время пропал миллиард «пенсионных» рублей. Экономить на чиновниках банкиры не стали.
Конечно, не почтовыми откатами единственно жив чиновник. В свое время правоохранительные органы не без основания подозревали, что ПФР, с одобрения главы фонда Батанова и его заместителей, закупал оборудование по завышенным ценам, рассчитывая на так называемые откаты. Сумма такого «вознаграждения», по данным газеты «Коммерсант», составляет от 10% до 50% от стоимости контракта. Остается только догадываться, сколько заработали на «компьютеризации» оборотистые чиновники, если, по словам представителей компании IBM, модернизация информационной системы российского Пенсионного фонда вошла в мировую пятерку крупнейших проектов корпорации.
Пенсионный фонд персонального значения
К сожалению, в нашей стране нечистоплотные высокопоставленные чиновники редко попадают на скамью подсудимых. Обвинения в адрес Батанова были озвучены с самых вершин российской власти. Как заявил в свое время заместитель начальника Следственного комитета при МВД России Олег Логунов, «…его вина в том, что недосмотрел за подчиненными — подмах¬нул бумагу не глядя». Тем не менее, отставной председатель ПФР был фактически оправдан. Опасности пенсионер Батанов, добровольно ушедший в отставку, не представляет. Но многие из его вороватых подчиненных до сих пор занимают руководящие посты в Пенсионном фонде.
В недавнем расследовании «Московского комсомольца», посвященном пенсионному вопросу, прямо указано: «сегодняшняя Рублевка — это всероссийская выставка навороченных замков и вилл за высокими глухими заборами. За ними прячутся олигархи и представители власти, в том числе авторы современной пенсионной системы». А вот чтобы отследить источник этого благополучия, достаточно одной непродолжительной экскурсии в загородное поместье госпожи Чижик, тоже расположенное в одном из самых престижных мест Подмосковья — в Пушкинском районе, по соседству с особняком Батанова. Согласитесь, трудно представить себе ситуацию, при которой первый заместитель главы ведомства на протяжении долгих лет не замечала масштабных махинаций с его фондами. Поэтому, на многие вопросы, уже заданные следствием Геннадию Батанову, с большим знанием дела смогла бы ответить его бывшая «правая рука».
Правда, ждать вызова на подобную беседу чиновница будет, не покидая своего рабочего места. Последняя попытка проводить на пенсию верную соратницу Батанова, минимизировав, таким образом, потерю бюджетных средств, закончилась ничем. Предполагалось, что в соответствии с курсом президента Медведева на искоренение коррупции и продвижение кадрового резерва, должность Лилии Чижик займет молодой и перспективный менеджер Андрей Пудов, сейчас занимающий должность начальника Департамента выплат ПФ. Не вышло. Как мы считаем, Чижик, опытный аппаратный боец, предприняла ход, который в шахматах называется рокировкой. А именно, она вбросила, в полном противоречии с линией президента на оптимизацию структуры управления, идею о разделении Управления ПФ по Москве и Московской области на две бюрократические структуры – Московскую городскую и Московскую областную.
Одну из этих контор чиновница великодушно готова уступить Пудову. А сама намеревается править бессменно, «до последнего пенсионера». И дело тут, что бы не говорили завистники, вовсе не в жадности. Лилию Чижик, при всех ее недостатках, до сих пор никто не мог упрекнуть в необязательности. А потому, она просто вынуждена поддерживать крепкие, с времен Батанова, связи среди почтовиков, строителей, автодилеров и прочих потребителей казенных денег. Выход на пенсию в такой системе деловых отношений не предусмотрен. Если, конечно, в деятельность энергичной сотрудницы ПФР опять не вмешается прокуратура.
Оригинал материала
