Последствия отказа прокурора от обвинения в суде. Отказ прокурора от обвинения. Участники уголовного процесса
Одним из способов выполнения прокурором функции обеспечения законности и обоснованности обвинения в ходе судебного производства (ст. 37 УПК) является предоставленное ему законом право не только изменить предъявленное подсудимому обвинение в сторону смягчения, но и полностью отказаться от него.
Как писал еще А.Ф.
Кони, "...поддержание обвинения во что бы то ни стало являлось бы действием не только бесцельным, но нравственно недостойным" .
Кони А.Ф. Собр. соч. В 8 т. Т. 4. М., 1967. С. 139.
Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения влечет важные правовые последствия - прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным п. 1, 2 ч. 1 ст. 24 и п. 1, 2 ч. 1 ст. 27 УПК.
Отказ от обвинения представляет собой адресованное суду обращение государственного обвинителя, в котором он констатирует, что представленные доказательства не подтверждают (полностью или частично) предъявленное подсудимому обвинение, и мотивирует невозможность его поддержания. Прокурор может отказаться от обвинения не только во время судебного разбирательства, но и в предварительном слушании уголовного дела, однако чаще всего это решение принимается после исследования обстоятельств дела в судебном заседании.
Порядок осуществления государственным обвинителем этого права и последующие действия суда регулируются ст. 236, 239, 246, 254 УПК.
В связи с возникшими в правоприменительной практике вопросами Конституционный Суд РФ 8 декабря 2003 г. принял Постановление, в котором названные статьи оценены с точки зрения их соответствия Конституции РФ. Нормы УПК, предоставляющие государственному обвинителю право отказаться от обвинения, а также изменить обвинение в сторону смягчения, Конституционный Суд РФ признал соответствующими принципу состязательности и равноправия сторон, закрепленному в ст. 123 Конституции РФ. В Постановлении также сделан еще один важный вывод: не только отказ государственного обвинителя от обвинения, влекущий прекращение уголовного дела, но и изменение им обвинения в сторону смягчения должны быть мотивированы со ссылкой на предусмотренные законом основания, а вынесение судом решения, обусловленного соответствующей позицией прокурора, допустимо лишь по завершении исследования значимых для этого материалов дела и заслушивания мнений участников судебного заседания со стороны обвинения и защиты. Конституционный Суд указал, в частности, и на такое условие осуществления потерпевшим права на доступ к правосудию, как возможность обжалования судебного решения, вынесенного в связи с отказом прокурора от обвинения. Иными словами, государственный обвинитель не может просто заявить суду о том, что он отказывается от обвинения либо изменяет его в сторону смягчения, а обязан мотивировать свою позицию и сослаться на предусмотренные законом основания; после изменения прокурором обвинения либо после отказа от него суд должен выслушать мнение по этому вопросу других участников процесса как со стороны защиты, так и со стороны обвинения и исследовать материалы уголовного дела, имеющие отношение к названному вопросу. Очевидно, что все это будет иметь значение при проверке дела в кассационном порядке.
См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 08.12.2003 N 18-П "По делу о проверке конституционности положений статей 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также глав 35 и 39 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан" // СЗ РФ.
2003. N 51. Ст. 5026.
При отказе прокурора от обвинения уголовное дело или уголовное преследование должно быть полностью (или в соответствующей части) прекращено, поскольку суд вправе устанавливать виновность лица лишь при условии, что ее доказывают органы и лица, осуществляющие уголовное преследование. Согласно же ст. 37 УПК в ходе судебного производства по уголовному делу осуществляет уголовное преследование и поддерживает от имени государства обвинение прокурор. Из сказанного следует, что позиция стороны защиты (например, несогласие адвоката с основаниями, на которые сослался государственный обвинитель) либо возражение потерпевшего против прекращения дела не препятствуют вынесению судом решения, обусловленного отказом прокурора от обвинения.
Отказываясь в судебном заседании от обвинения, государственный обвинитель, по существу, дезавуирует предъявленное подсудимому обвинение, что таким образом делает беспредметным дальнейшее разбирательство уголовного дела в этом судебном заседании.
В упоминавшемся Постановлении Конституционный Суд РФ указал, что полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства, а также изменение им обвинения в сторону смягчения предопределяют принятие судом соответствующего решения.
Согласно ч. 9 ст. 246 УПК судебное решение о прекращении уголовного дела, вынесенное ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения, не могло быть пересмотрено ни в кассационном, ни в надзорном порядке, а лишь при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств. Конституционный Суд РФ признал это положение не соответствующим Конституции РФ, поскольку оно лишало стороны возможности оспорить законность, обоснованность и справедливость такого решения в вышестоящем суде в кассационном или надзорном порядке, нарушая тем самым конституционные права участников уголовного процесса.
Чтобы не возникали недоразумения при фиксировании позиции государственного обвинителя в протоколе судебного заседания, целесообразно изложить ее в письменном виде для последующего приобщения к протоколу.
Чаще всего прокурор заявляет об отказе от обвинения либо его изменении в связи с односторонностью и невосполнимыми пробелами предварительного расследования, признанием некоторых доказательств обвинения недопустимыми и в случае допущенной органами следствия ошибки при квалификации содеянного подсудимым (не секрет, что действия обвиняемого в досудебной стадии подчас все еще квалифицируют "с запасом").
Согласно уголовно-процессуальному законодательству РФ отказ государственного обвинителя от уголовного преследования только по мотивам его нецелесообразности, без учета оговоренных в законе оснований и условий, не предусмотрен (в отличие, например, от законодательства некоторых европейских государств, в которых отказ от уголовного преследования возможен и в силу его нецелесообразности).
Разумеется, прокурор может воспользоваться названным правом лишь тогда, когда имеются фактические и правовые основания для принятия такого процессуального решения, когда он приходит к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение. И хотя по делам о преступлениях террористического характера, как свидетельствуют результаты исследования, подобные случаи бывают редко, они все же не исключены (по крайней мере случаи частичного отказа от обвинения), в связи с чем этот институт анализируется в монографии подробно.
1. Участие в судебном разбирательстве обвинителя обязательно.
2. Участие государственного обвинителя обязательно в судебном разбирательстве уголовных дел публичного и частно-публичного обвинения, а также при разбирательстве уголовного дела частного обвинения, если уголовное дело было возбуждено следователем либо дознавателем с согласия прокурора.
3. По уголовным делам частного обвинения обвинение в судебном разбирательстве поддерживает потерпевший.
4. Государственное обвинение могут поддерживать несколько прокуроров. Если в ходе судебного разбирательства обнаружится невозможность дальнейшего участия прокурора, то он может быть заменен. Вновь вступившему в судебное разбирательство прокурору суд предоставляет время для ознакомления с материалами уголовного дела и подготовки к участию в судебном разбирательстве. Замена прокурора не влечет за собой повторения действий, которые к тому времени были совершены в ходе судебного разбирательства. По ходатайству прокурора суд может повторить допросы свидетелей, потерпевших, экспертов либо иные судебные действия.
5. Государственный обвинитель представляет доказательства и участвует в их исследовании, излагает суду свое мнение по существу обвинения, а также по другим вопросам, возникающим в ходе судебного разбирательства, высказывает суду предложения о применении уголовного закона и назначении подсудимому наказания.
6. Прокурор предъявляет или поддерживает предъявленный по уголовному делу гражданский иск, если этого требует охрана прав граждан, общественных интересов, интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований, государственных и муниципальных унитарных предприятий.
(см. текст в предыдущей редакции)
7. Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным пунктами 1 и 2 части первой статьи 24 и пунктами 1 и 2 части первой статьи 27 настоящего Кодекса.
8. Государственный обвинитель до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора может также изменить обвинение в сторону смягчения путем:
1) исключения из юридической квалификации деяния признаков преступления, отягчающих наказание;
А. Леви, доктор юридических наук, профессор.
Как известно, согласно ч. 7 ст. 246 УПК РФ: "Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части...".
Этот же вопрос решается и в ч. 1 ст. 239 УПК, где сказано, что "в случае отказа прокурора от обвинения в порядке, установленном частью седьмой статьи 246 настоящего Кодекса, судья выносит постановление о прекращении уголовного дела".
То же положение повторяется в п. 1 ст. 254: суд прекращает уголовное дело в судебном заседании в случае отказа обвинителя от обвинения в соответствии с ч. 7 ст. 246 УПК.
Таким образом, все как будто ясно: если прокурор в судебном заседании отказался от обвинения, то дело прекращается, а подсудимый, находящийся под стражей, должен быть немедленно освобожден. Однако если обратиться к другим статьям УПК РФ и судебной практике, то оказывается, что не все так просто. Возникают многие вопросы.
В ст. 246 УПК записано, что в случае отказа государственного обвинителя от обвинения уголовное дело прекращается "по основаниям, предусмотренным пунктами 1 и 2 части первой ст. 24 и пунктами 1 и 2 части первой ст. 27 настоящего Кодекса". Напомним, что это - отсутствие события преступления, отсутствие в деянии состава преступления, непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления, истечение сроков давности уголовного преследования, отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению.
Прокурор может также отказаться от обвинения ввиду недостаточности доказательств виновности, из-за неустранимых сомнений, которые согласно презумпции невиновности толкуются в пользу обвиняемого.
И в то же время в ч. 8 ст. 302 УПК записано: "Если основания прекращения уголовного дела и (или) уголовного преследования, указанные в пунктах 1 - 3 части первой ст. 24 и пунктах 1 и 3 части первой ст. 27 настоящего Кодекса, обнаруживаются в ходе судебного разбирательства, то суд продолжает рассмотрение уголовного дела в обычном порядке до его разрешения по существу. В случаях, предусмотренных пунктами 1 и 2 части первой ст. 24 и пунктами 1 и 2 части первой ст. 27 настоящего Кодекса, суд постановляет оправдательный приговор".
Так что же все-таки должен сделать суд при отказе прокурора от обвинения: прекратить дело производством или продолжить разбирательство и вынести оправдательный приговор и будет ли прокурор, отказавшийся от обвинения, продолжать участвовать в этом разбирательстве?
Спрашивается, зачем нужно дальнейшее разбирательство дела и каково значение мнений участников судебного заседания, если при отказе прокурора от обвинения уголовное дело в соответствии со ст. ст. 239, 246, 254 УПК должно быть прекращено и никакой альтернативы закон здесь не предусматривает?
Непонятно также, почему при прекращении дела в связи с отказом прокурора от обвинения закон не предусматривает испрашивание мнений подсудимого и потерпевшего?
Ведь подсудимый может требовать вынесения оправдательного приговора, полностью его реабилитирующего. А при прекращении дела могут оставаться какие-то сомнения в виновности подсудимого.
Требовать продолжения рассмотрения дела может и потерпевший, не согласный с мнением прокурора. Он также является обвиняющей стороной в уголовном процессе, и, следовательно, он и его представитель могут продолжить поддержание обвинения по делу даже в том случае, когда государственный обвинитель отказался от обвинения. В п. п. 15 и 16 ч. 2 ст. 42 УПК прямо сказано, что потерпевший вправе поддерживать обвинение и выступать в судебных прениях, а также может обжаловать определение или постановление суда (п. 19).
В ч. 3 ст. 213 УПК предусмотрено, что в ряде случаев "прекращение уголовного дела допускается только с согласия обвиняемого и потерпевшего". При прекращении дела в связи с отказом прокурора от обвинения в случае, если дело рассматривается судом присяжных, у них тоже может быть свое мнение по этому вопросу, которое они высказать не смогут. Да и сам судья или коллегия судей могут оценивать ситуацию иначе, чем прокурор, однако при существующем на сегодняшний день требовании закона мнение прокурора оказывается выше.
Неясно, какова роль прокурора при продолжении рассмотрения дела до вынесения постановления о его прекращении, выступает ли защитник с защитительной речью при отказе прокурора от обвинения.
Если обратимся к порядку разрешения сходной ситуации при рассмотрении судом гражданских дел, то увидим, что в соответствии с ч. 2 ст. 45 ГПК "в случае отказа прокурора от заявления, поданного в защиту интересов другого лица, рассмотрение дела по существу продолжается, если это лицо или его законный представитель не заявят об отказе от иска". То есть в данном случае четко просматривается следование ст. 2 Конституции РФ, где записано, что "человек, его права и свободы являются высшей ценностью", и, следовательно, законный личный интерес гражданина стоит выше мнения представителя государственной власти, каким является прокурор в судебном процессе.
Между тем, устанавливая, что в случае отказа прокурора от обвинения суд обязан прекратить уголовное дело, закон мнение прокурора ставит выше возможного иного мнения суда и иных участников судопроизводства.
Эта ситуация, с нашей точки зрения, вызвана тем, что суд, в соответствии с УПК РФ, лишен права возвратить дело прокурору для производства дополнительного расследования, в ходе которого могут быть установлены новые обстоятельства, важные для решения вопроса о виновности подсудимого, устранены сомнения, которые в судебном заседании устранить было невозможно, как это было предусмотрено ст. ст. 232 и 258 УПК РСФСР.
В настоящее время суд иногда вынужден выносить оправдательный приговор из-за изменения свидетелями обвинения своих показаний на реабилитирующие. Проверить же обоснованность этих изменений, установить истину и решить вопрос об уголовной ответственности таких свидетелей в судебном заседании суд не может.
Понимая, что полный запрет на возврат дела прокурору для устранения недостатков, содержащихся в обвинительном заключении (п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК), создал бы неразрешимую ситуацию, законодатель такой возврат допускает. Однако отведенный для этого срок в 5 суток совершенно недостаточен. Непонятно также, как будут устраняться выявленные недостатки, когда производство для этого каких-либо "следственных или иных процессуальных действий... не допускается" (п. 4 ст. 237 УПК)?
Возвращение к праву суда направить дело на дополнительное расследование, в том числе и в случаях отказа прокурора от обвинения, устранило бы приведенные коллизии и способствовало бы установлению истины по делу.
Хотя содержащиеся в юридической литературе ссылки на то, что предоставление суду права возвращать дело на дополнительное расследование позволяет ему не выносить оправдательного приговора и тем самым не вступать в конфликтную ситуацию с органами предварительного расследования, в некоторых случаях и обоснованны, но разве лучше когда выносится оправдательный приговор лицу, вина которого из-за нерадивости органов расследования недостаточно доказана?
В уголовно-процессуальном законе должно быть четко указано, что отказ прокурора от обвинения не вызывает немедленного прекращения дела, что и было записано в ст. 248 УПК РСФСР, а должен рассматриваться как ходатайство со стороны обвинения. Суд же, продолжив судебное следствие и выслушав прения сторон, сможет принять то решение, которое он считает правильным. В ином случае неясно, зачем продолжать разбирательство, если отказ прокурора от обвинения все равно должен повлечь прекращение дела.
Мы, конечно, не считаем свое мнение истиной в последней инстанции, однако оно, по-видимому, заслуживает обсуждения.
По этому вопросу надо было бы провести объемное исследование, выяснив, как часто и по каким основаниям прокурор отказывается от обвинения и какова в этих случаях на практике процедура прекращения дела судом, обжалуются ли потерпевшим и подсудимым такие случаи прекращения уголовного дела и каковы результаты рассмотрения в кассационной инстанции подобных жалоб.
Ф. Багаутдинов, прокурор г. Казани, кандидат юридических наук.
А. Васин, помощник прокурора Республики Татарстан.
Постановлением Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. признаны неконституционными положения п. п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ч. 1 ст. 158 УПК РСФСР. Было отмечено, что государство не вправе возлагать на суд осуществление несвойственных ему обязанностей по обоснованию, дополнению или изменению на более тяжкое предъявленного органами расследования обвинения. Теперь суд не может продолжать разбирательство дела в случае отказа прокурора от обвинения. Однако в ходе реализации данного постановления в судах общей юрисдикции возобладало мнение, что суд связан позицией прокурора, отказавшегося от обвинения, также и на последующих стадиях рассмотрения дела в суде кассационной и надзорной инстанций. Столь расширительная трактовка правовых последствий отказа от обвинения приводит к тому, что вся система органов прокуратуры не в состоянии исправить позицию одного своего представителя, поддерживавшего государственное обвинение по данному делу. В результате такого подхода понятие "прокурор" совершенно безосновательно сужено до рамок "государственного обвинителя", а его отказ от обвинения трактуется как окончательная позиция органа уголовного преследования, которая по существу не может быть опротестована надзирающим прокурором. Подобная практика представляется необоснованной и требующей безотлагательной корректировки.
В соответствии с Федеральным законом "О прокуратуре Российской Федерации" уголовное преследование возложено на прокуратуру как орган государственной власти (ч. 2 ст. 1), а опротестование противоречащих закону решений, приговоров, определений и постановлений осуществляется отдельными прокурорами как представителями органов прокуратуры (ч. 3 ст. 1). При этом поддержание государственного обвинения является лишь частью функции уголовного преследования (ч. 2 ст. 35). Поэтому принятие мнения государственного обвинителя в качестве окончательной позиции органов прокуратуры неизбежно влечет ограничение ее возможностей по осуществлению уголовного преследования, а это в свою очередь приводит к тому, что прокуратура не может осуществить важнейшую свою задачу обеспечения единства и укрепления законности, защиты прав и свобод человека и гражданина, а также охраняемых законом интересов общества и государства. Органы уголовного преследования и система правосудия оказываются парализованы позицией одного лица - государственного обвинителя. Однако не секрет, что далеко не всегда государственное обвинение поддерживают высококвалифицированные добросовестные работники. Впрочем, и опытный работник не застрахован от ошибки.
Термин "прокурор" согласно п. 6 ст. 34 УПК обозначает не одно должностное лицо, а целую систему прокуроров разных уровней, их заместителей и помощников, а также руководителей структурных подразделений прокуратур, действующих в пределах своей компетенции. Из этого следует, что в рамках своих полномочий каждый такой прокурор принимает участие в организации поддержания государственного обвинения. В частности, вышестоящий прокурор дает поручение своему подчиненному поддержать государственное обвинение в суде. При этом, осуществляя надзор в уголовном судопроизводстве, прокурор в соответствии с ч. 3 ст. 25 УПК обязан на всех стадиях уголовного судопроизводства своевременно принимать предусмотренные законом меры к устранению всяких нарушений закона, от кого бы они ни исходили. Представляется, что данная формулировка в полной мере распространяется на взаимоотношения государственного обвинителя и вышестоящего прокурора.
Особенности, вытекающие из ведомственного статуса прокурорского работника, не могут не оказывать влияния на характер процессуальных взаимоотношений государственного обвинителя с другими представителями органов прокуратуры, в первую очередь - с прокурором, утвердившим обвинительное заключение и направившим уголовное дело в суд. Несвязанность позиции государственного обвинителя с доводами предварительного следствия и надзирающего прокурора предполагает такую же свободу последнего в отношении оценки его правовой позиции. Государственный обвинитель основывается в суде на своем внутреннем убеждении и представляет суду собственные соображения по поводу применения закона, что, естественно, не исключает возможности его заблуждения и существования иной точки зрения. Не случайно при отказе прокурора от обвинения, если он в ходе судебного разбирательства приходит к убеждению о неподтверждении предъявленного подсудимому обвинения, согласно ч. 3 ст. 248 УПК требуется обязательное изложение мотивов такого отказа, что является гарантией от ошибочного решения.
Особенности взаимоотношений прокурорских работников при опротестовании судебных решений в условиях сочетания уголовно - процессуального принципа независимости государственного обвинителя и его правового положения в рамках служебной иерархии отражены в ч. ч. 1 и 2 ст. 36 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации". В этих нормах закреплено, что помощник прокурора, прокурор управления и прокурор отдела могут приносить протест только по делу, в рассмотрении которого они участвовали, в то время как прокурор и его заместитель в пределах своей компетенции вправе опротестовать незаконное или необоснованное решение, приговор, определение или постановление суда по любому делу независимо от участия в судебном разбирательстве. Из этого по меньшей мере следует, что позиция вышестоящего прокурора может не совпадать с мнением государственного обвинителя относительно судебного решения, вследствие чего оно может и должно быть опротестовано.
Сложившаяся в настоящее время судебная практика нарушает права и свободы человека и гражданина, в первую очередь потерпевшего от преступления, поскольку именно он в случае несогласия с позицией государственного обвинителя заинтересован в отмене оправдательного приговора или сохранении более тяжкого обвинения. По сути, жалоба потерпевшего на не устраивающий его приговор суда становится пустой формальностью, так как при установившемся подходе суд вынужден отказать в ее удовлетворении, ссылаясь на позицию государственного обвинителя. Тем самым государство в нарушение ст. 52 Конституции РФ не обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба, а также блокирует право на обжалование решений и действий (или бездействия) органов государственной власти и должностных лиц в суд (ст. 46 Конституции РФ). Не случайно Конституционный Суд РФ неоднократно обращал внимание на то, что ограничение доступа к правосудию является одновременно ограничением фундаментального права на защиту достоинства личности, и это тем более справедливо по отношению к жертвам преступлений.
Наряду с нарушением норм внутригосударственного права подобный подход, если он не будет скорректирован, грозит нарушением международно - правовых обязательств Российской Федерации, в частности, перед Советом Европы. Так, ч. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод гарантирует каждому право судебного определения его гражданских прав и обязанностей (в данном случае термин "гражданские" права и обязанности употреблен в традициях западной юриспруденции и его не следует отождествлять с правомочиями индивида в сфере гражданского права), а ст. 13 (применяемая всегда дополнительно к какой-либо другой статье Конвенции) закрепляет требование предоставления любому человеку эффективных средств правовой защиты перед государственными органами, даже если нарушение его прав и свобод было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве. Кроме того, как отмечается в Рекомендации N R(85)11 Комитета Министров о положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса от 28 июня 1985 г., основной функцией уголовного правосудия должно быть удовлетворение запросов и охрана интересов потерпевшего. Согласно этому документу потерпевший должен иметь право просить о пересмотре компетентным органом решения о непреследовании или право возбуждать частное разбирательство (п. 7). Конечно, Рекомендация не обладает обязательной юридической силой, но, думается, ее положения будут учитываться Европейским Судом по правам человека. Если же придерживаться толкования, из которого исходит сложившаяся в настоящее время отечественная судебная практика, получается, что потерпевший не вправе реализовать это право в суде ни лично, ни через органы прокуратуры Российской Федерации. Фактически он становится заложником ошибки одного - единственного должностного лица и не имеет достаточных правовых средств для ее исправления.
В ряде случаев нельзя исключать также желания подсудимого получить оправдательный или менее тяжкий приговор не в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения или смягчением его позиции. Однако оставление без изменения сложившейся судебной практики по рассматриваемому вопросу ограничивает право осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом (ч. 3 ст. 50 Конституции РФ), которое Конституционный Суд РФ назвал абсолютным (постановление от 6 июля 1998 г. в связи с жалобой гражданина В. Шаглия).
Противоречивость сложившего подхода к трактовке правовых последствий отказа прокурора от обвинения очевидна. Если быть до конца последовательными в его осуществлении, то придется признать, что суд не вправе назначать более суровое наказание, чем это предложил государственный обвинитель.
Авторы статьи видят свою задачу в первую очередь в том, чтобы привлечь внимание судей, прокурорских работников и иных заинтересованных лиц к данной проблеме. С учетом изложенных аргументов считаем целесообразным обсудить и скорректировать сложившуюся практику.
Согласно ч. 7 и 8 ст. 246 УПК РФ, если прокурор придет к убеждению, что данные судебного следствия не подтверждают предъявленного подсудимому обвинения, он обязан отказаться от обвинения и изложить суду мотивы отказа. До удаления суда в совещательную комнату прокурор вправе изменить обвинение в сторону смягчения путем:
- 1) исключения из юридической квалификации деяния признаков преступления, отягчающих наказание;
- 2) исключения из обвинения ссылки на какую-либо норму УК РФ, если деяние подсудимого предусматривается другой нормой, нарушение которой вменялось ему в обвинительном заключении или обвинительном акте;
- 3) изменения квалификации деяния в соответствии с нормой УК РФ, предусматривающей более мягкое наказание.
Изменение обвинения в определенной мере тоже является отказом от части обвинения, состоящей в квалифицирующих признаках, отягчающих вину обстоятельствах.
Проиллюстрируем это положение конкретным примером.
В декабре 2004 г. М. был похищен группой лиц с целью получения выкупа и более трех недель содержался в изоляции в качестве заложника. В связи с достигнутом между братьями М. и представителем похитителей С. соглашением о размере выкупа, М. был освобожден, после чего обратился в правоохранительные органы с заявлением о привлечении виновных лиц к уголовной ответственности. Следствие установило причастность С. к похищению и вымогательству, в связи с чем ему предъявили обвинение. 16 марта 2005 г., когда С. после очной ставки с М. подъехал к своему дому, неизвестным лицом на него и водителя его автомашины было совершено покушение с применением огнестрельного оружия, в результате которого С. и водитель получили огнестрельные ранения, причинившие тяжкий вред здоровью. Неоднократно допрошенный по этому делу в качестве потерпевшего С. категорически отрицал предположение о возможной причастности М. к покушению на его жизнь.
В начале августа 2005 г. М. был задержан по подозрению в другом преступлении. В тот же день потерпевший С. меняет свои показания и утверждает, что узнал в стрелявшем в него человеке М., однако боялся сообщить об этом, пока М. оставался на свободе. Аналогичным образом изменили свои показания и другие свидетели происшествия, проживавшие в доме С. в качестве обслуживающего персонала и являющиеся его дальними родственниками. На основании данных показаний следователь объединил два уголовных дела в одно производство и предъявил М. обвинение не только в событиях, имевших место в августе 2005 г., но ив покушении на убийство С. и его водителя.
При рассмотрении уголовного дела судом показания С. и упомянутых выше свидетелей не подтвердились. В суде было установлено бесспорное алиби М. на тот момент, когда произошло покушение на убийство С., и прокурор отказался от обвинения М. в этой части. Важно, однако, отметить, что никаких новых доказательств, подтверждающих непричастность М. к покушению на С., в судебном заседании получено не было. Обвиняемый на одном из самых первых допросов назвал всех лиц, с которыми он находился в момент покушения на убийство С., все они были допрошены и подтвердили алиби М. еще на предварительном следствии. Очевидной являлась и сомнительность показаний потерпевшего, использовавшихся им для оказания давления на М. в целях изменения им показаний в деле о его похищении.
Расследуя второй эпизод, произошедший в августе 2005 г., следователь также проигнорировал показания обвиняемого М. о том, что он произвел несколько неприцельных выстрелов в сторону неизвестных лиц с целью защиты старшего брата А., находясь в состоянии сильного душевного волнения, вызванного полученной по телефону информацией об избиении брата неизвестными лицами, которые, как он полагал, были причастны к его похищению. Следствие предъявило М. обвинение в убийстве М-на, совершенном общеопасным способом, и в покушении на убийство общеопасным способом двух и более лиц – П. и С., которым был причинен вред здоровью средней тяжести. Между тем, собранными по делу доказательствами подтверждалось, что выстрелы, произведенные М., угрозы для других лиц не создавали, желания причинить смерть кому-либо из потерпевших обвиняемый не имел.
Оценив все доказательства, прокурор изменил в суде квалификацию действий М. на ч. 1 ст. 105 (убийство без отягчающих обстоятельств) и п. "а" ч. 2 ст. 112 (причинение вреда здоровью средней тяжести потерпевшим П. и С.).
Высказывается мнение, что отказ прокурора от обвинения следует оформлять в письменной форме. И хотя прокурору, участвующему в судебном разбирательстве, не предоставлено право вынесения постановлений, содержащих властные волеизъявления, нельзя не отметить особый характер этого решения, изменяющий правоотношение между участниками судебного разбирательства. Не случайно в Приказе № 185 указано, что отказ от обвинения должен быть мотивирован и представлен суду в письменной форме. Это позволит государственному обвинителю мотивировать свое заявление, потерпевшему – обжаловать это процессуальное решение по мотивам необоснованности, а вышестоящему прокурору – оценить правильность действий государственного обвинителя. Фактически, именно государственный обвинитель прекращает уголовное преследование, суд же, связанный его волей, прекращает лишь судебное разбирательство. Частичный отказ от обвинения и иные формы его изменения влекут изменение пределов судебного разбирательства (ст. 252 УПК РФ).
Продолжение судебного разбирательства и постановление обвинительного приговора после отказа прокурора от обвинения означало бы инициацию обвинительной деятельности самим судом, что в условиях состязательного судопроизводства недопустимо. Однако, закрепив приведенное выше положение, законодатель не учел, что отказ государственного обвинителя от обвинения может нарушать интересы потерпевшего, не согласного с прекращением уголовного дела или с изменением обвинения.
Безусловно, есть определенная логика в том, каким образом законодатель решает проблему правовых последствий отказа прокурора от обвинения. Отказ прокурора от обвинения по делам о преступлениях, преследуемых в публичном порядке, означает исчезновение движущей силы уголовного судопроизводства. Являясь частным лицом и защищая свой личный интерес, потерпевший не может самостоятельно поддерживать государственное обвинение, которого при отказе прокурора от обвинения уже нет. В то же время нельзя признать справедливым положение, при котором объем процессуальных гарантий прав потерпевшего различается в зависимости от стадии, на которой находится в конкретный момент производство по делу о преступлении. Имея возможность добиваться продолжения производства по делу на стадии предварительного расследования, потерпевший в судебном разбирательстве такой возможности не имеет. Аналогичные проблемы возникают при изменении прокурором в суде обвинения на менее тяжкое. Данная позиция государственного обвинителя свидетельствует о фактическом прекращении уголовного преследования по более тяжкому преступлению и продолжении уголовного преследования по новому, сформулированному в суде обвинению. Это решение непосредственно затрагивает интересы потерпевших, считающих совершенные против них преступления более тяжкими, рассчитывающих на справедливое с их точки зрения наказание и достойную компенсацию причиненного морального вреда. Отмена обвинительного приговора в связи с неправильной квалификацией деяния возможна только в том случае, если изменение квалификации не обусловлено соответствующей позицией государственного обвинителя. Таким образом, справедливое с точки зрения обвиняемого правило об обусловленности пределов судебного разбирательства тем обвинением, которое обосновывается в суде государственным обвинителем, не является справедливым по отношению к потерпевшему.
Возникающая ситуация неразрешима, если только поддержание государственного обвинения не примет на себя вышестоящий прокурор, но делать это необходимо до заявления государственного обвинителя об отказе от обвинения. Поскольку, как правило, обвинение в судах поддерживают помощники прокурора, подчиняющиеся ему в силу Закона о прокуратуре, они обязаны согласовывать с прокурором любое отклонение от государственного обвинения, направленного в суд. Генеральный прокурор РФ требует от государственного обвинителя, позиция которого расходится с обвинительным заключением (обвинительным актом), докладывать об этом прокурору, давшему поручение на поддержание обвинения, а тот в свою очередь должен довести это до сведения должностного лица, утвердившего обвинительное заключение (обвинительный акт). В случае принципиального несогласия с позицией государственного обвинителя, он может быть отстранен от дальнейшего участия в деле и заменен другим. Как видим, государственный обвинитель, мнение которого формируется на основе непосредственного исследования в суде доказательств, не самостоятелен в выборе позиции по делу, ему не дано право распоряжаться государственным обвинением. Государственное обвинение – функция официальной обвинительной власти, поэтому его изменение или отказ от него также должны исходить от официального лица, имеющего право распоряжаться обвинением.
В тоже время государственный обвинитель не может быть принужден к поддержанию обвинения вопреки своему внутреннему убеждению, а требование государственного обвинителя о вынесении обвинительного приговора по неисследованным материалам дела при отсутствии достоверных доказательств виновности подсудимого считается грубым нарушением законности и служебного долга со всеми вытекающими последствиями .
Из-за сложности рассматриваемого вопроса в теории высказывались различные предложения о путях его разрешения – от постановки отказа прокурора от обвинения под контроль суда до введения уголовной ответственности прокурора за незаконное освобождение подсудимого от уголовной ответственности путем отказа от обвинения, что автоматически повлечет возможность пересмотра решения суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения в связи с новыми и вновь открывшимися обстоятельствами . Однако, ни одно из этих предложений не является эффективным и справедливым способом решения проблемы. Контроль со стороны суда за обоснованностью отказа прокурора от обвинения есть не что иное как отказ от состязательности, за внедрение которой в отечественное уголовное судопроизводство ученые так долго боролись. Второй способ применим лишь тогда, когда доказана незаконность отказа прокурора от обвинения, злоупотребление им своими полномочиями. Трудность доказывания этого обстоятельства, а также длительность предлагаемой процедуры лишают потерпевшего права на быстрое и эффективное восстановление в правах. Кроме того, предположение о том, что отказ от обвинения всегда является следствием преступных действий прокурора, само по себе является необоснованным и не верным. Основываясь на практике, можно сделать иной вывод: в большинстве случаев отказ прокурора от обвинения обусловлен отсутствием достаточной для обоснования обвинения совокупности достоверных доказательств. Этой проблемы не решит введение уголовной ответственности за проведение неграмотного расследования – пробелы в собирании доказательств, как правило, невосполнимы. Не следует считать, что прокуроры склонны отказываться от обвинения при наличии хотя бы малейшей возможности его доказать, проблема необоснованного поддержания обвинения, на наш взгляд, по-прежнему, стоит более остро, чем проблема необоснованного отказа от обвинения.
Конституционный Суд РФ, рассматривающий данную проблему , исходил из того, что равно предоставляемая сторонам реальная возможность довести свою позицию относительно всех аспектов дела до сведения суда является одной из необходимых гарантий судебной защиты и справедливого разбирательства дела. Обязанность государства гарантировать защиту прав потерпевших от преступлений, в том числе путем обеспечения им адекватных возможностей отстаивать свои интересы в суде, следует также из положений ч. 1 ст. 21 Конституции РФ, согласно которым достоинство личности охраняется государством, и ничто не может быть основанием для его умаления. Применительно к личности потерпевшего это конституционное предписание предполагает обязанность государства не только предотвращать и пресекать в установленном законом порядке любые посягательства, способные причинить вред и нравственные страдания личности, но и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать, прежде всего, в суде свои права и законные интересы любыми, не запрещенными законом способами.
Принимая с учетом этого решение, Конституционный Суд указал, что предусмотренный ч. 9 ст. 246 УПК РФ пересмотр судебных решений ввиду наличия новых или вновь открывшихся обстоятельств не может рассматриваться в качестве достаточной гарантии прав участников уголовного судопроизводства, поскольку возобновление дела в этих случаях осуществляется по инициативе не самих сторон, а только указанных в уголовно-процессуальном законе должностных лиц, а также поскольку такие обстоятельства, как они обозначены в гл. 49 УПК РФ, влекут пересмотр судебных решений лишь в ограниченном числе ситуаций. В результате судебные ошибки, приводящие к нарушению прав, свобод и законных интересов личности, могут остаться не устраненными, что противоречит самой сути правосудия и его конституционным принципам.
Поскольку ст. 46 Конституции РФ исходит из обязанности государства обеспечить каждому рассмотрение его дела как минимум двумя судебными инстанциями, положения ч. 9 ст. 246 УПК РФ, как не допускающие возможности кассационного обжалования постановления суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения, не могли быть признанными соответствующими Конституции РФ. Однако и Конституционный Суд оказался не в состоянии предложить законодателю эффективный механизм обеспечения права потерпевшего на судебную защиту при отказе прокурора от обвинения.
Представляется, что рассматриваемая проблема затрагивает несколько процессуальных институтов, в связи с чем ее решение требует комплексного подхода.
Обеспечение права потерпевшего на справедливую судебную процедуру, гарантирующую получение им максимальной судебной защиты, на наш взгляд, связано с вопросом о праве потерпевшего на самостоятельную обвинительную деятельность. Проанализируем относящиеся к данному вопросу положения закона.
В соответствии со ст. 22 УПК РФ потерпевший вправе участвовать в уголовном преследовании обвиняемого, а по уголовным делам частного обвинения – выдвигать и поддерживать обвинение. В УПК РФ потерпевший по делам частного обвинения именуется частным обвинителем. В тоже время ст. 42 УПК РФ, предоставляя потерпевшему право поддерживать обвинение, не ограничивает этого права какой-либо определенной категорией дел, из чего следует, что право потерпевшего на участие в уголовном преследовании не может быть поставлено в зависимость от вида уголовного преследования. Различается лишь объем принадлежащих потерпевшему полномочий: по делам частного обвинения он не только поддерживает обвинение, но и выдвигает его, распоряжается им по своему усмотрению, поскольку является единственным обвинителем. По делам публичного и частно-публичного обвинения права потерпевшего сводятся к участию в уголовном преследовании и поддержанию обвинения, а права выдвигать обвинение ему не предоставлено. Однако по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, преследуемых в публичном порядке, он вправе распорядиться обвинением, выдвинутым (предъявленным) следователем или дознавателем (ст. 25 УПК РФ). При этом следователь не может воспрепятствовать потерпевшему в реализации права на примирение с обвиняемым, подозреваемым, если последний извинился перед потерпевшим и загладил причиненный ему вред. В то же время, если примирения не произошло, уголовное преследование, и не только по данной категории дел, может быть прекращено государственным обвинителем на любом этапе судопроизводства без учета мнения потерпевшего.
Вопрос о том, почему законодатель, предоставляя потерпевшему возможность самостоятельно выступать в качестве обвинителя по делам о причинении легкого вреда здоровью и побоях, лишает его такого же права по делам об умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, грабежах, разбоях, изнасилованиях, т.е. преступлениях, причиняющих потерпевшему гораздо большие страдания, не имеет иного ответа, кроме того, что потерпевший, как частное лицо, не вправе осуществлять публичного уголовного преследования, возложенного на государственные органы. Таким образом, возложение на государственные органы обязанности проведения уголовного преследования по делам публичного обвинения, вместо того, чтобы выступать гарантией прав потерпевшего, фактически, является единственной уважительной причиной ограничения этих прав.
Согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ, высказанной в Постановлении № 18-П, отказ государственного обвинителя от обвинения либо изменение им обвинения в сторону смягчения, а равно принятие судом соответствующего решения могут иметь место лишь по завершении исследования значимых для такого рода решений материалов дела и заслушивания мнений по этому поводу участников судебного заседания со стороны обвинения и защиты. Безусловно, следование этому правилу придает отказу прокурора от обвинения и основанному на нем решению суда более убедительный и мотивированный характер, позволяет избежать поспешности в решении столь важного вопроса, однако данные рекомендации Конституционного Суда РФ не решают проблему по существу: при отказе прокурора от обвинения решение суда не имеет альтернативы.
Приведем для иллюстрации сказанного еще один пример.
16 мая 2004 г. К. и Е., были задержаны по подозрению в совершении убийства и изнасилования Е-вой. Основанием задержания стала информация о том, что К., Е. и потерпевшая, познакомившись накануне вечером в зале игровых автоматов, вместе ушли оттуда около часа ночи. Утром в районе гаражей на окраине населенного пункта нашли труп Е-вой. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы смерть потерпевшей наступила в результате удушения. На ее теле обнаружены и иные телесные повреждения: ссадины, сломанные ребра, кровоподтеки, не находящиеся в причинной связи со смертью.
Ни один из подозреваемых в совершении преступления своей вины не признал, при этом каждый из них показал, что убийство Е-вой путем сдавливания шеи руками совершил другой.
Свидетелей преступления не было. Биологических следов физического контакта на телах и одежде потерпевшей и подозреваемых, несмотря на проведенные биохимические исследования, обнаружить не удалось.
Первоначально обоим подозреваемым предъявили обвинение в изнасиловании, а также в убийстве, совершенном с целью его сокрытия группой лиц. Ввиду слабости доказательств действия одного из обвиняемых – Е. со ст. 105 (п. "ж" и "к" ч. 2) УК РФ были переквалифицированы на ст. 316 УК РФ (заранее не обещанное укрывательство тяжкого преступления), что позволило изменить и квалификацию действий К. на ч. 1 ст. 105 УК (убийство без отягчающих обстоятельств) и, изменив подсудность, избежать направления уголовного дела в прокуратуру области для утверждения обвинительного заключения. В судебном заседании из-за отсутствия достаточных доказательств прокурор был вынужден отказаться от обвинения обоих подсудимых в изнасиловании. Поскольку единственным. доказательством вины К. в убийстве Е-вой являлись только противоречивые, путаные и ничем не подтвержденные показания второго обвиняемого – Е., перед судом неизбежно должен был возникнуть вопрос о достаточности доказательств совершения преступления именно этим подсудимым, поскольку не исключался оговор. В данном случае обвинительный приговор в отношении одного из подсудимых мог бы быть не только явно несправедливым, но и неправильным по сути. Суд не смог преодолеть сомнений в виновности К. в совершении этого преступления. Было очевидно, что смерть потерпевшей наступила в результате действий одного или обоих подсудимых, однако вина ни одного из них не была установлена с достаточной для обвинительного приговора степенью надежности. В итоге участники процесса достигли компромисса, в результате которого прокурор изменил обвинение К. с ч. 1 ст. 105 УК РФ на ст. 316 и обоих подсудимых признали виновными лишь в заранее не обещанном укрывательстве преступления, поскольку этих действий ни один из них не отрицал.
По жалобе потерпевшей это дело рассматривал суд кассационной инстанции. В судебном заседании прокурор, представлявший прокуратуру области, поддержал кассационную жалобу потерпевшей и просил отменить состоявшиеся по делу решения (что само по себе представляется не соответствующим закону). Однако Судебная коллегия не могла этого сделать, так как вышестоящий прокурор не принес на данный приговор кассационного представления.
Потерпевшая предприняла попытку отменить приговор в порядке надзора , однако надзорная инстанция, отменившая приговор и кассационное определение, не известила о возбуждении надзорного производства обвиняемых, чем нарушила их право неучастие в рассмотрении дела судом надзорной инстанции, поэтому Судебная коллегия Верховного Суда РФ постановление нижестоящей надзорной инстанции отменила. К моменту повторного рассмотрения данного дела судом надзорной инстанции срок на пересмотр вступившего в законную силу приговора, установленный Конституционным Судом РФ в один год, истек. Кроме того, и фундаментальность нарушения прав потерпевшей по этому делу вызывала сомнения. Потерпевшая покинула зал судебного заседания после выступления государственного обвинителя, фактически отказавшись от участия в дальнейшей судебной процедуре, а надзорная инстанция, отменяя приговор, указала на лишение потерпевшей права участвовать в прениях сторон, что не соответствовало действительности.
Таким образом, отменить рассматриваемое судебное решение оказалось невозможно, но и в случае отмены его нельзя было изменить, поскольку прокурор официально в судебном заседании признался в не способности доказать обвинение. Ошибки допустили в досудебном производстве, поскольку надежные и достаточные доказательства виновности обвиняемых не были получены, следователь не сумел вовремя правильно оценить доказательства, упустил возможность проверить их, подкрепить или опровергнуть доводы обвиняемых.
Признав право потерпевшего на кассационное обжалование постановления о прекращении уголовного дела в связи с отказом прокурора от обвинения, Конституционный Суд РФ, по сути, признает и его право на самостоятельную обвинительную деятельность. Однако позиция Конституционного Суда РФ в этом вопросе представляется половинчатой. Право на кассацию не решает проблемы судебной защиты потерпевшего в полной мере, так как связанный недопустимостью поворота к худшему суд второй инстанции вправе лишь возвратить дело на новое рассмотрение. Поскольку прокурор уже отказался от обвинения, требовать от него изменения позиции нельзя – это означало бы, что суд понуждает к продолжению уголовного преследования. В тоже время сам потерпевший не в состоянии осуществлять квалифицированное обвинение по уголовным делам, оказавшимся сложными даже для государственной обвинительной власти.
В теории предлагаются различные варианты решения этой проблемы. Один из них состоит в возврате к положениям УПК РСФСР, действовавшим в последний период его применения: отказ прокурора от обвинения влечет прекращение судом уголовного дела только при согласии на это потерпевшего. Предоставление потерпевшему права самостоятельно поддерживать обвинение по делам публичного и частно-публичного обвинения в суде в случаях, когда государственный обвинитель отказался от его поддержания (в литературе этот институт именуется неофициальным или субсидиарным, дополнительным обвинением) нуждается в дополнительных мерах, которые позволили бы потерпевшему продолжать уголовное преследование. Одной из них могло бы стать наделение потерпевшего правом ходатайствовать о назначении представителя по аналогии с ч. 2 ст. 50 УПК РФ. В этом случае ч. 2 ст. 45 УПК РФ следовало бы дополнить предложением: "Представитель привлекается к обязательному участию в деле по ходатайству потерпевшего также в случае отказа государственного обвинителя от поддержания обвинения". Все расходы, связанные с участием в таком деле представителя потерпевшего, должны быть отнесены к судебным издержкам и возмещаться по общим правилам, предусмотренным действующим законодательством.
Часть 7 ст. 246 УПК РФ могла бы быть изложена в следующей редакции: "Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа в письменном виде. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24 и п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 настоящего Кодекса, при отсутствии возражений со стороны потерпевшего. Если потерпевший возражает против прекращения дела, суд должен разъяснить потерпевшему право ходатайствовать о назначении представителя и продолжить рассмотрение дела в общем порядке. Вступивший в дело представитель потерпевшего вправе ходатайствовать об ознакомлении с протоколом судебного заседания и допросе свидетелей, потерпевших, подсудимых". Этот вариант решения проблемы имеет свои минусы, в частности, в случае неэффективности обвинительной деятельности потерпевшего неизбежно возникнет вопрос о компенсации затрат на осуществление правосудия и морального вреда, причиненного обвиняемому.
В качестве альтернативного способа обеспечения прав и законных интересов потерпевшего можно было бы предложить более широкое использование замены государственного обвинителя. Приказ Генерального прокурора РФ № 185 предоставляет прокурору возможность в случае его несогласия с позицией государственного обвинителя решать вопрос о замене государственного обвинителя, либо поручать поддержание обвинения прокурору, утвердившему обвинительное заключение (обвинительный акт). Замена обвинителя возможна лишь в случае уведомления прокурора о несогласии государственного обвинителя с обвинением. Поэтому прежде, чем отказаться от обвинения или изменить его, выступающий в суде помощник прокурора должен поставить об этом в известность вышестоящего прокурора. Кстати сказать, такая практика в органах прокуратуры существовала всегда. Однако, если участвующий в деле помощник прокурора отказался в суде от обвинения без согласования с вышестоящим прокурором, это не должно рассматриваться как самостоятельное основание для внесения прокурором кассационного представления. Замена прокурора, на наш взгляд, возможна только до того момента, пока государственный обвинитель публично не высказал свою позицию. Иное недопустимо не только как проявление непоследовательности действий органов прокуратуры, умаляющее их авторитет, но и как элемент нестабильности судебной деятельности, ущемление прав стороны защиты. Потерпевший должен быть поставлен в известность о намерении государственного обвинителя отказаться от обвинения, чтобы вовремя заявить ходатайство о его замене перед прокурором или, как вариант, непосредственно в суде в форме отвода. Вероятно, это потребует внесения в УПК РФ некоторых изменений.
Второй из предложенных вариантов тоже не совершенен, так как не исключается ситуация, когда в результате судебного разбирательства невозможность поддержания обвинения становится настолько очевидной, что настаивать на продолжении уголовного преследования – значит поступать вопреки закону.
По нашему мнению, проблема обеспечения прав потерпевших может и должна решаться в иной плоскости. Государство, не обеспечившее защиту прав и интересов потерпевших, обязано полностью компенсировать вред, причиненный потерпевшему как преступлением, так и неэффективностью деятельности своих органов. Во многих странах вопрос компенсации вреда жертвам преступлений решается за счет различных вариантов страхования, а также применения медиационных процедур, способствующих принятию обвиняемым на себя ответственности и обязанности по заглаживанию вреда. Конечно, законные интересы потерпевшего не исчерпываются стремлением к получению компенсации, но отсутствие возможности получить ее обостряют конфликт и увеличивают страдания потерпевшего.
