При применении программ восстановительного правосудия стороны. Что такое восстановительное правосудие. Где проводятся программы восстановительного правосудия и как они поддерживаются на международном уровне

Максудов Р.Р. Восстановительное правосудие: концепция, понятия, типы программ //Программы восстановительного правосудия. Пособие для ведущих .

Концепция

Почему необходимо движение за восстановительное правосудие в России? Разработка восстановительного способа реагирования на преступление стала реакцией на преимущественно карательную направленность уголовного правосудия.

Россия. Только в 2001 г. более чем в три раза по сравнению с 1998 г. выросла сумма материального ущерба от совершенных преступлений. Она составляет свыше 58 млрд руб. (Государственный комитет РФ по статистике, /Социально-экономическое положение России, ХII. 2001 г.)… Вместе с тем в счет обеспечения возмещения материального ущерба за восемь месяцев 2001 г. наложен арест на имущество стоимостью лишь около 4,2 млрд руб. Изъято имущества, денег, ценностей и добровольно погашено ущерба лишь на сумму 2,3 млрд руб. Приведенные цифры говорят о том, что на протяжении последних лет суммы ущерба причиненного преступной деятельностью существенно превышают суммы, изъятые для его возмещения. Очевидно, что полученные средства не смогут в полной мере компенсировать даже десятой части нанесенного преступлениями вреда.

По мнению многих специалистов, жертвы преступлений несут двойной ущерб: во-первых, от преступления и, во-вторых, от карательного способа организации правосудия, не позволяющего комплексно решать проблемы жертв. Карательная направленность уголовного правосудия обусловлена трактовкой события преступления как нарушения законов государства, а не причинения вреда конкретным людям и отношениям, а также нацеленностью уголовного процесса на доказательство виновности и определение наказания виновному. Потерпевшие чаще всего не знают о судьбе своего обидчика, поскольку не всегда являются на судебные заседания из-за опасения получить дополнительные переживания.

Следует отметить и то обстоятельство, что после совершения преступления, чаще всего внимание общественности сосредоточивается на преступнике. Вместе с тем о жертве и ее близких, которым в результате преступления причиняется вред, забывают. Общество занимает в отношении потерпевшего различные позиции — сожаление, недоверие, а подчас и злорадство. Лица из ближайшего окружения потерпевшего нередко стараются избегать общения с ним. Иногда потерпевший сталкивается с открытой агрессивностью по отношению к себе. Прибегая к его помощи, органы уголовного преследования решают главным образом свои служебные задачи. Не учитывается то, что после преступления жертва находится в состоянии острых психических и социальных переживаний и потому нуждается в повышенном внимании и заботе. Ставя вопрос о конституционных правах обвиняемых и осужденных преступников, мало кто говорит о нарушении конституционных прав жертвы преступлений.

Самый серьезный вред наносится жертвам насильственных преступлений и проявляется в психическом, социальном и моральном плане. Жертвы грабежа, разбойного нападения, изнасилования, похищения, захвата в качестве заложников переживают очень глубокий психический шок. При первом осознании понесенного ущерба у жертвы преступления наблюдаются симптомы, обнаруживаемые у людей, которым приходится столкнуться с неожиданной и тяжелой в моральном отношении потерей. У потерпевших развиваются апатия, депрессия, упадок духа, случаются приступы гнева. Исчезает уважение к себе, обостряется чувство ранимости, теряется доверие к окружающим.

После раскрытия преступления и осуждения преступника правоохранительные органы перестают интересоваться состоянием и судьбой жертвы, поскольку основным критерием оценки их деятельности является раскрытие преступления, розыск и наказание преступника. Жертва преступления остается наедине со своим несчастьем, что нередко приводит к трагедии.

В отношении правонарушителя уголовный процесс носит клеймящий характер и затрудняет его реинтеграцию в общество. Места лишения свободы существенно углубляют отчуждение правонарушителей от законопослушного общества. Ужесточение наказаний, объединяя все большее количество правонарушителей в колониях и тюрьмах, содействует воспроизводству криминальной субкультуры. Приведенные ниже данные статистики по России показывают тенденцию к ужесточению наказаний, что особенно нетерпимо в отношении несовершеннолетних, нарушивших закон .

Структура несовершеннолетних осужденных по основным мерам наказания, назначаемых судом в 2002 г. (в процентном отношении)

Лишение свободы – 24,5

Условное осуждение – 74,6

Структура несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы, по срокам заключения (в процентном отношении)

Сравним процент лишения свободы по взрослым заключенным в ФРГ:

Относительная доля приговоров к лишению свободы в ФРГ (в процентном отношении):

В ФРГ, например, относительная доля приговоров к лишению свободы изменялась в направлении, прямо противоположном росту преступности: 37% - в 1950 г.; 19% - в 1960-м; 5% - в 1991-м; причем более 60% осужденных к лишению свободы (в 1991 г. - 63%) приговаривают к срокам менее одного года.

Чем больше населения проходит через места лишения свободы, тем больше это способствует распространению терпимости к преступному поведению, усилению враждебности к работникам правоохранительных органов и судов, закреплению ориентации населения на криминальные авторитеты как образцы поведения, а также на силовое разрешение конфликтов и агрессивность в отношениях как норму поведения.

Из рассказа социального работника Надежды Марченко о встрече с заключенным воспитательной колонии:Во время одной из моих поездок в воспитательную колонию мы беседовали с 15-летним подростком, осужденным за убийство. Втроем с друзьями они заживо сожгли бомжа. К моменту нашего разговора он находился в колонии уже около года. Я спросила: «Это, наверное, было страшно. Смог ли ты простить себя?» Он ответил: «Сначала мне действительно снились кошмары. Хотелось все исправить, вернуть назад, чтобы этого всего не было. Прошло время, я попал в колонию. А здесь все нормально. Моя статья престижная. Меня здесь уважают».

Что такое восстановительное правосудие?

Восстановительное правосудие — это новый взгляд на то, как обществу необходимо отвечать на преступление, и построенная в соответствии с этим взглядом практика. Суть ответа состоит в том, что всякое преступление должно повлечь обязательства правонарушителя по заглаживанию вреда , нанесенного жертве. Государство и социальное окружение жертвы и правонарушителя должны создавать для этого необходимые условия. Ядром программ восстановительного правосудия являются встречи жертвы и обидчика, предполагающие их добровольное участие.

Каково назначение встреч?

Для жертв:

Для правонарушителей:

на встречах создаются условия для принятия ответственности, правонарушитель вместе с жертвой принимает решение о размере и форме возмещения ущерба.

Для ближайшего социального окружения:

В настоящее время в различных регионах мира (в Европе, Северной Америке, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африке) многие криминальные ситуации разрешаются с помощью программ восстановительного правосудия; часть этих программ сформировалась под влиянием традиционной культуры коренных народов.

В Декларации «Основные принципы использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах», принятой Экономическим и Социальным Советом ООН 24 июля 2002 г., программы восстановительного правосудия связываются с восстановительными процессами или восстановительными результатами. Восстановительный процесс предполагает вовлечение и активное участие всех затронутых преступлением людей в работу по решению проблем, возникших в результате преступления, с помощью посредника — справедливой и беспристрастной третьей стороны. Восстановительный результат направлен на заключение соглашения (договора), достигаемого в результате восстановительного процесса. В данном соглашении фиксируется последовательность конкретных действий правонарушителя, направленных на возмещение ущерба, нанесенного жертве, и способствующих восстановлению репутации правонарушителя в ближайшем социальном окружении (это может быть, например, труд, полезный для местного сообщества).

«Подобная практика может принимать самые разные формы, часто комбинированные, например:

жертва и преступник делятся своими взглядами (мнением) на происшедшее для того, чтобы лучше понять друг друга;

принесение извинения и добровольное участие в достижении согласия – способы, с помощью которых правонарушитель пытается возместить ущерб;

добровольное согласие со стороны нарушителя предпринять какое-либо иное действие, например поработать на сообщество или принять участие в реабилитационной программе (косвенная реабилитация);

разрешение любого конфликта между жертвой и правонарушителем или между их семьями или друзьями;

Основные понятия, принципы и типы программ восстановительного правосудия

Понятие преступления в карательном и восстановительном правосудии.

Важнейшей предпосылкой для оформления идеи и становления практики восстановительного правосудия явилась критика способа, присущего официальному уголовному правосудию.

Какие понятия определяют этот способ? Прежде всего — понятие преступления. Согласно ч. 1 ст. 14 Уголовного кодекса Российской Федерации, «преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». Фактически преступление ― это акт, совершенный против правил, принятых государством. В свое время такое понимание преступления было безусловно прогрессивным и служило для защиты прав граждан. В раннем средневековье, когда людей нередко арестовывали и ссылали по произволу чиновников, нужно было регламентировать процедуры лишения свободы. В результате именно нарушение нормы закона стало важнейшим основанием применения санкций. Уже в XIV в. в Англии существовала практика доставления арестованного к судье, который решал, оставить обвиняемого под стражей или отпустить под залог. В ХVII в. там был принят Акт, запрещающий подвергать лицо аресту без решения судьи («Habeas Сorpus Аct»).

Юридические основания ареста предполагали классификацию преступлений и систему соответствующих им мер наказания. Решению этих задач (классификации и ранжирования преступлений) посвящали свои работы выдающиеся юристы ХVII — XVIII вв.

Когда началась такая работа, возникли новые проблемы. Первая заключалась в том, чтобы регламентировать деятельность тех, кто применяет законы. С постановки этого вопроса зародилась дисциплина уголовно-процессуального права. Второй вопрос: как учитывать в процессуальном смысле специфику деяний? Уголовно наказуемые деяния стали делить на проступки и преступления. Разным деяниям стал придаваться разный процессуальный статус, и возникли исследования в области дифференциации уголовного процесса. Третьей проблемой стало определение критериев криминализации деяний.

Преступление, с точки зрения ряда криминологов, есть определенная юридическая конструкция. То, что подпадает под признаки преступления, исторически меняется. Более того, есть действия, которые ни один человек, будучи в здравом уме и твердой памяти, никогда не будет квалифицировать как преступные, хотя формально они могут содержать все признаки преступления.

Интересно выразил точку зрения на преступление как на юридическую конструкцию Н. Кристи:

«Возьмем детей. Своих и чужих. С большинством из них бывают случаи, когда их поведение с точки зрения закона можно назвать преступным. Скажем, из кошелька пропали деньги. Сын не говорит правду, по крайней мере — всю правду, где он провел вечер. Он колотит своего брата. Однако в таких случаях мы не применяем категории уголовного права. Мы не называем детей преступниками, равно как не называем их действия преступлениями. Почему? Просто потому, что это кажется несправедливым. Почему несправедливым? Потому, что мы слишком много знаем. Мы знаем ситуацию в целом — сыну отчаянно нужны были деньги, он влюбился первый раз в жизни, брат дразнил его так, что невозможно было терпеть, — т. е. его поступки объяснимы, и тут нечего добавить с точки зрения уголовного права. И своего сына мы прекрасно знаем по тысячам его поступков. При условии исчерпывающего знания юридические категории слишком узки. Сын действительно взял эти деньги, но мы помним множество случаев, когда он щедро делился деньгами или сладостями, мы помним о его сердечности. Он действительно стукнул своего брата, но куда чаще утешал его. Он действительно солгал, но по своей натуре он глубоко правдив.Таков он. Но это не обязательно верно в отношении мальчика, который вот сейчас переходит улицу. Действия не являются, а становятся теми или иными. То же и с преступностью. Преступлений как таковых не существует. Некоторые действия становятся преступлениями в результате долгого процесса придания смысла этим действиям”.

Но если преступление является только юридической конструкцией, есть ли у нас иные, чем меняющийся закон, основания для понимания, что преступление есть зло и что люди должны воспитываться в идеологии нетерпимости к совершению преступления?

Одно из оснований находится в концепции прав человека, и интерпретация преступления как вреда, который нанесен личности и отношениям, видимо, имеет корни в правозащитной философии. Есть также попытка узнать, что сами люди считают преступлением. Приведем точку зрения известного австралийского криминолога Дж. Брэйтуэйта. Опираясь на данные многочисленных эмпирических исследований, он утверждает, что у большинства людей совпадает оценка тяжести большого количества самых разнообразных преступлений. Эта оценка касается таких криминальных действий, где преступник, как хищник «охотится» на жертву (Брейтуэйт называет их «насильственно-хищническими» преступлениями).

Но, даже если мы признаем нетерпимость действий, которые квалифицируются как преступные, остается вопрос о способе реагирования на них.

Когда виновность установлена, виновному назначают наказание, далее следует его исполнение. Но в этом случае правонарушитель чаще всего уходит от осознания своей ответственности, а чувства и переживания жертвы игнорируются. Установление виновности и назначение наказания фактически происходят в стратегии отождествления преступления и человека, его совершившего.

Как пишет Ховард Зер, когда официальное правосудие имеет дело с преступлением, оно исходит из ряда предпосылок. Считается, что:

«1) виновность должна быть установлена;

2) виновный должен «получить по заслугам»;

3) справедливое возмездие предполагает страдания;

4) критерием правосудия является надлежащая правовая процедура;

5) действие подпадает под категорию преступления только в том случае, когда имеет место формальное нарушение закона…

В юриспруденции понятия преступления и виновности облекаются в особые формы и трактуются иначе, чем их переживают пострадавший и преступник».

В официальном российском правосудии, даже если подсудимый не приговаривается к лишению свободы, вся процедура построена на его отвержении (клеймении). Формальный язык судебного процесса, клетка, где находится подсудимый, форма обращения с ним ― все это демонстрирует, что человек, оказавшийся на скамье подсудимых, попал в особое пространство, специфику которого задают знаки клеймения, отвержения и позора, создающие непроходимую границу между ним и законопослушными гражданами. Это зачастую приводит к тому, что он ищет такую референтную группу, где может найти понимание и сочувствие. Если он избирает группу криминальной направленности, та помогает ему оправдать свои действия. Тем самым процедуры уголовной юстиции, выталкивая из общества тех, кто нарушил уголовный закон, помещая их в тюрьмы, где объединяются отверженные и заклейменные, содействуют устойчивости криминальных сообществ. Задача тюрьмы – организовать и привести к единому знаменателю неоднородную массу людей.

Способ, который практикуется в официальном российском правосудии, хотя и может изолировать правонарушителя, в конечном счете действует разрушительно на взаимоотношения людей и не содействует исцелению жертв преступлений. Россия представляет сегодня такое образование, где фактически на уровне учреждений, действующих от имени государства, объявляются незаконными инициативы, ориентированные на социальную реабилитацию правонарушителей и помощь жертвам преступлений. Отсутствие государственной политики, направленной на институциональную поддержку инициатив восстановительной направленности, и противодействие их распространению можно интерпретировать как институциональную необеспеченность практики восстановительного правосудия в России. Представление об институциональной необеспеченности распространения конструктивных и важных для общества способов разрешения конфликтов и криминальных ситуаций является важнейшей характеристикой ситуации, в которую попадают те, кто продвигают идеи и технологию восстановительного правосудия.

При этом, конечно, нельзя сбрасывать со счетов необходимость реагирования на криминальные действия, которые мы называем преступлениями. Однако, по мнению С.А.Пашина, одного из лидеров преобразований в области судебной системы и уголовного судопроизводства, учет тех неотвратимых последствий, которые влечет за собой квалификация деяния как преступления, должен привести к тому, что деяние может объявляться преступным лишь после анализа судом всех обстоятельств дела, показывающих необходимость применения к данному лицу мер уголовной репрессии.

Урбанизация и сегментация социальной жизни (когда люди знают друг друга, только исходя из отдельно выполняемых ролей) содействуют повышению роли государства в разрешении конфликтов и криминальных ситуаций. Как утверждает судья из Юкона (Канада) Б. Стюарт, сопоставляя современное и прошлое состояние правосудия:

Карательная и полностью профессионализированная организация процесса затрудняет социальную реинтеграцию правонарушителей. В рамках господствующей парадигмы уголовного процесса почти невозможно добиться ответственного поведения правонарушителя, хотя принято говорить, что тот, кто совершил преступление, должен нести ответственность. Нести ответственность в официальном правосудии значит быть наказанным. Но часто бывает, что если правонарушителю назначается наказание (особенно в виде лишения свободы), он скорее считает себя жертвой обстоятельств и уголовного правосудия, нежели осознает причиненное им зло другому человеку. И практически ничего не делает для устранения негативных последствий содеянного. Причиной многих преступлений становятся отсутствие взаимопонимания, черствость и неумение сопереживать, отсутствие навыков позитивной самореализации и стремление к получению статуса в референтной группе, личная неустроенность и неспособность избавиться в одиночку от тех или иных зависимостей.

Понимание, что есть немало случаев, когда применение уголовной репрессии не только бессмысленно, но и вредно, приводит к иному содержанию понятия преступления. Преступление как нарушение закона начинает связываться с различными аспектами криминальной ситуации. В ней находятся новые грани, в частности потенциал самих участников, которым презюмируется ресурс, позволяющий им найти самим выход из ситуации. Такой взгляд присущ восстановительному правосудию.

Преступление здесь понимается как причинение вреда конкретному человеку (группе), как насилие над людьми и отношениями. Приоритетом и одновременно принципом восстановительной юстиции является признание несправедливости, совершенной по отношению к жертве, и возникновение у обидчика обязательств по возмещению нанесенного им ущерба .

В доктринальном смысле восстановительное правосудие ставит вопрос для российской уголовной юстиции, частично решаемый в правосудии других стран. Это вопрос автономного рассмотрения процедур доказывания совершения уголовно наказуемого деяния, установления виновности в юридическом смысле и вынесения приговора — как функционально различных деятельностей, требующих качественно различной процессуальной регламентации и допускающих некарательное развитие процесса. Во многих западных странах стадии доказывания вины и назначения наказания отделены друг о друга по времени. После установления виновности суд рассматривает ситуацию подсудимого для назначения адекватного наказания, а в отдельных случаях вообще не выносит приговор, а направляет нарушителя на те или иные реабилитационные программы. Это отделение свидетельствует о концептуальном сдвиге в вопросе о виновности человека и причитающемся ему воздаянии. Виновность здесь понимается не как точечное явление, фиксирующее прошлое и замещенное юридической квалификацией. Если не разрывать стадию доказывания вины и назначения наказания, деяние и человек склеены в интерпретации, накладываемой за счет уголовного закона. Склеивание деяния и интерпретации нередко приводит к клеймению человека и стремлению подсудимого всеми путями избежать наказания и ответственности.

При различении данных стадий начинается движение в сторону представления преступления как процесса. Преступление начинает интерпретироваться в совокупности трех составляющих: прошлого, настоящего и будущего.

Прошлое фиксирует событие, требующее доказанности. Одним из базовых принципов современного судопроизводства является состязательность. Этот принцип предполагает равенство сторон перед судом, их стремление доказать свою правоту, а также делегирование полномочий по защите и обвинению профессиональным юристам. Этот принцип необходим, чтобы каждое обвинение было доказано. Но важно учитывать и будущее. Будущее с точки зрения общества требует исцеления жертвы, заглаживания вреда правонарушителем, нормализации отношений между людьми, затронутыми ситуацией преступления. Очевидно, что во многих случаях (например, так называемой бытовой преступности) последовательно реализованный принцип состязательности может углубить раскол между людьми, посеять недоверие и страх, содействовать дополнительным травмам жертвы и принуждать правонарушителя к стремлению всеми средствами «выгородить» себя. Это не значит, что мы отрицаем принцип состязательности, он необходим при юридическом доказывании вины. Но если обвиняемый признает свою вину, необходимо прежде всего решать вопросы, важные с точки зрения общества. Именно будущее должно задавать ценностные рамки механизму реагирования на преступление.

Рекомендация № R (99) 19, принятая Комитетом Министров Совета Европы 15 сентября 1999 г., – это не только предложения по проведению медиации между жертвой и правонарушителем, но и свидетельство глубоких концептуальных сдвигов в европейском правосудии. Сдвиг состоит в полагании новой ценностной рамки реагирования на преступление и задании для общественности новой роли в уголовном процессе по сравнению с ролью присяжных заседателей. Эта роль заключается в том, что в связке с юридическим способом реагирования выстраивается гуманитарная работа по исправлению последствий преступления и ресоциализации правонарушителя.

о необходимости вовлечения в разбирательство большего числа людей: жертвы, правонарушителя и тех, кого данное происшествие могло бы коснуться, а также местного сообщества;

признании законного интереса жертвы к возможным последствиям виктимизации, к диалогу с правонарушителем для получения извинений и возмещения ущерба;

важности развития чувства ответственности у преступника и предоставлении ему тем самым возможности для исправления, ведущего к реинтеграции и реабилитации;

способствовании посредничества повышению в сознании людей роли человека и сообщества в предотвращении преступлений и разного рода конфликтов, что может привести к новым, более конструктивным и менее репрессивным исходам того или иного дела.

Таким образом, можно говорить о начале изменения европейской уголовно-правовой доктрины в сторону включения в него ценностей восстановительного правосудия.

Восстановительная реакция на преступление

Потребности жертв. Восстановительное правосудие начинает осмыслять вопрос о реакции на преступление как вопрос о заглаживании вреда , нанесенного жертве . По мнению Х. Зера,

«жертвы проходят через три кризиса, три цикла, накладывающихся друг на друга. Существует кризис личности: что я за человек? хозяин ли я своей жизни? в состоянии ли я любить, если я так зол? Есть кризис взаимоотношений: кому я могу доверять, могу ли я доверять своим друзьям, могу ли я доверять своим соседям, могу ли я доверять своему партнеру в жизни?.. И третий кризис — это кризис понимания: что это за мир, в котором мы живем? Состояние жертвы характеризуется очень глубоким кризисом.

…У жертв преступлений есть потребности, которые должны быть удовлетворены системой правосудия…

Одной из них является чувство безопасности. Пострадавшие хотят знать, какие шаги будут предприняты, чтобы преступление не повторилось. Это еще и эмоциональная безопасность, когда жертвы могут излить свое горе и гнев и рассказать о своих потребностях.

Вторая потребность жертв во всем мире, удовлетворение которой они ждут от системы правосудия, это возмещение ущерба, компенсация потерь. Часто они понимают, что потери невосполнимы, но иногда важна символическая компенсация, сознание того, что кто-то взял на себя ответственность, возместив ущерб.

Третья потребность жертвы, и исследования в ряде стран ставят ее на первое место, состоит в необходимости получить ответы на вопросы о том, что же произошло на самом деле. Жертвы хотят знать, почему был выбран именно их дом, имеет ли преступник что-то против них лично…

Четвертая потребность жертвы — рассказать о случившемся, излить свои чувства…

Пятая потребность состоит в необходимости вернуть власть над собственной жизнью. Правонарушитель отнял у пострадавшего эту власть, совершив преступление. Он забрал эту власть физически, ворвавшись в его дом или взяв его в заложники. Он забрал эту власть эмоционально, когда пострадавший настолько зол, что не может справиться с собой, не может контролировать себя. Жертве нужно вернуть эту власть, хотя бы символически».

Ответственность правонарушителя . Восстановительный подход иначе, чем в официальном правосудии, трактует понятие ответственности. Ответственность правонарушителя в восстановительном правосудии включает:

Конструктивное обсуждение проблем правонарушителя и помощь ближайшего окружения в их решении создают условия для нормального возвращения человека в общество.

Организация процесса. В правосудии, имеющем целью восстановление людей и отношений, другой принцип организации процесса. В отличие от существующих моделей официального уголовного правосудия восстановительное правосудие строится на принципе самоопределения сторон, т. е. передачи самим сторонам полномочий для поиска и принятия взаимоприемлемого решения . Передача полномочий базируется на таком важнейшем ресурсе, как стремление людей договориться. Это стремление часто оказывается неактуализированным: барьеры взаимной подозрительности, агрессивные и властные привычки, нагнетание криминальной истерии со стороны масс-медиа и некоторых руководителей ведомств уголовной юстиции мешают людям самостоятельно и конструктивно разрешать конфликты, в том числе криминальные. Следовательно, этот ресурс нужно специально задействовать. В программах восстановительного правосудия это становится возможным благодаря участию посредника, медиатора (в наших программах мы называем его ведущим), который создает условия для того, чтобы люди нормализовали свои отношения и сами нашли выход.

Еще одним принципом восстановительного правосудия является привлечение ближайшего социального окружения и представителей местного сообщества для восстановления жертвы и поддержки правонарушителя в действиях по заглаживанию вреда и изменению своего поведения.

Практические формы. Реализация восстановительного подхода предполагает использование специфических форм организации процесса.

Формой работы является программа восстановительного правосудия. Ядро таких программ составляет встреча жертвы и правонарушителя, предполагающая их добровольное участие. В 70-е годы ХХ в. – после того, как успешно прошли первые программы в Канаде и США, такие специально организованные встречи получили название «программы примирения жертв и правонарушителей», или коротко — «программы примирения».

В литературе по восстановительному правосудию термин «программа» используется как минимум в двух значениях:

как единица типа работы, отражающего социокультурные особенности территории проведения (программа примирения жертв и правонарушителей, семейная конференция, «круги правосудия» и т.п.);

как работа по конкретному случаю.

Соответственно, в каждом случае значение слова определяется из контекста.

Встречи основаны на персонально ориентированном диалоге, где важная роль отводится сочувствию и сопереживанию, выслушиванию и поддержке. Непременным условием является нейтральность ведущего, которая в программах восстановительного правосудия трактуется особым образом. Вот как раскрывает эту специфику М. Прайз:

«Необходимость внимательно относиться к нуждам жертвы требует прямого признания той несправедливости, которая была совершена по отношению к ним. Нужно говорить жертвам следующее: “ Да, Вам причинили зло”, “это не должно было произойти с Вами”, “в этом нет Вашей вины”, “вы этого не заслуживаете”. Под процессом оказания помощи правонарушителю в осознании своей ответственности часто подразумевается, что мы должны способствовать признанию им своего преступления, а также, что он за это преступление в ответе. Мы беспристрастны относительно людей: мы работаем равно как для жертвы, так и для правонарушителя. Но что касается самого правонарушения, мы не нейтральны. Вот в чем заключается совершенно иная, особая форма нейтральности».

Ведущий устанавливает правила (не допускать оскорбительных выражений, слушать друг друга, высказываться по очереди), соблюдение которых позволяет сохранить доброжелательную атмосферу. Его задача – облегчить переговоры и перевести поток взаимных обвинений в признание несправедливости произошедшей ситуации. За счет коммуникативных техник, умения работать с сильными эмоциями и других навыков ведущий помогает сторонам выразить свои чувства и одновременно способствует снижению агрессивности. Преодоление стереотипов, возможность увидеть друг в друге переживающих и сочувствующих людей являются главными условиями душевного исцеления жертвы, достижения взаимоприемлемого соглашения, а также принятия и реализации правонарушителем плана по нейтрализации негативных последствий ситуации.

Встречи жертвы и правонарушителя исключают клеймение, как это обычно происходит в официальном уголовном процессе, где обвиняемому внушают, что порочно не только его поведение – порочен он сам (клетка, отношение судьи, прокурора). Осужденному чрезвычайно сложно вернуться в общество: на нем поставили клеймо преступника. Если где-то рядом с его местом жительства совершается преступления, чаще всего сотрудники милиции приходят к нему.

Стыд, который может переживать правонарушитель, дополняется отвержением, что затрудняет понимание обидчиком последствий своих действий, содействует его самооправданию и тяготению к таким группам, где будет признаваться его личность.

В противоположность этому программы восстановительного правосудия создают условия, в которых чувство стыда, переживаемого правонарушителем, может быть поддерживаемо реинтегрирующим (воссоединяющим) способом. Согласно концепции Дж. Брейтуэйта воссоединяющая работа со стыдом – такое донесение до обидчика боли жертвы, которое предполагает, не оправдывая негативных действий обидчика, создание условий для прощения правонарушителя жертвой и интеграции его в сообщество. Это предусматривает помощь близких людей и сообщества в компенсации нанесенного ущерба, понимание окружающими проблем правонарушителя и помощь в их разрешении.

«Работа со стыдом по воссоединяющей модели – это такое выражение общественного неодобрения (от мягкого упрека до церемоний снижения статуса), за которым непременно следуют жесты обратного принятия преступника в общину законопослушных граждан».

Обсуждение криминальных ситуаций на встречах жертвы и правонарушителя обнажает также проблемы бедственного положения тех или иных групп населения, пробелы в социализации молодежи, которые можно восполнить, привлекая к разрешению данных проблем эти группы, власть и позитивных лидеров местных сообществ.

Сегодня в мире используются разнообразные программы восстановительного правосудия .

Программа примирения жертв и правонарушителей (Victim-Offender Reconciliation Programs — VORP), известная также под названием «медиация жертв и правонарушителей» (Victim-Offender Mediation — VOM), — самая распространенная программа. Настоящее пособие ориентировано на изложение принципов и технологии, основанных на данной программе.

«Круги правосудия» («Sentencing Circles») — основаны на традициях североамериканских индейцев и проводятся преимущественно в Северной Америке.

«Семейные конференции» (Family Group Conferences — FGC) — появились в Новой Зеландии и базируются на традициях коренного населения маори. В 1989 г. в Новой Зеландии был принят Закон «О детях, подростках и их семьях», согласно которому несовершеннолетние в случае совершения ими преступлений (кроме убийств) направляются на семейные конференции. Кроме представителей ближайшего социального окружения в них участвуют социальные работники, адвокаты, полицейские. Решения здесь принимаются в результате обсуждений и при достижении консенсуса. В 90-е годы опыт Новой Зеландии распространился и закрепился в Австралии.

Особенность двух последних программ состоит в привлечении представителей местных сообществ и социального окружения сторон: родственников, друзей.

Восстановительные программы по особо тяжким преступлениям , ориентированные не столько на юридические последствия, сколько на исцеление жертв преступлений. Данные программы получили признание во многих странах, прежде всего в Бельгии.

На европейском и американском континентах наиболее распространенной остается медиация (посредничество) жертв и правонарушителей, предполагающая встречу «лицом к лицу». В настоящее время в ряде американских организаций вместо термина «программа примирения» стал использоваться термин «конференция жертв и правонарушителей». Смена термина была подготовлена анализом опыта проведения программ. Вот как описывают причины появления нового названия Х. Зер и Л. Стутсман-Амстутс:

«По мере развития программ возникало ощущение, что жертвам трудно воспринимать слово “примирение”… Такая терминология препятствует участию жертв, так как на этом этапе (они еще и не помышляют о примирении) у них еще не возникают чувства, связанные с примирением. Довольно трудно объяснить, что никого не принуждают к примирению, а просто процесс позволяет к этому прийти. В то время многие программы стали использовать название “медиация жертвы и правонарушителя” (VOM), а не “программа примирения жертвы и правонарушителя” (VORP).

В последние годы некоторые программы стали использовать термин “конференция жертвы и правонарушителя” вместо “медиации” или “примирения”. Слово “конференция” избавляет жертв от дискомфорта, вызванного словом “примирение”, и не подразумевает только переговоров о понесенном ущербе, когда они слышат термин “медиация” (посредничество). Конференция говорит о процессе, в котором принимают участие. Это слово более гибкое, так как может предполагать разное количество участников, в том числе местное население, если есть необходимость. Медиация иногда рассматривается как метод, принадлежащий определенной культуре, а в слове “конференция” это также отсутствует. В области медиации жертвы и правонарушителя термин “конференция” впервые был употреблен вместе с использованием “семейных конференций”, в которых принимают участие разные группы людей. По этой причине мы решили принять термин “конференция жертвы и правонарушителя” в качестве общего термина для подходов, которые обеспечивают встречу жертв, правонарушителей и других заинтересованных лиц в процессе, осуществляемом одним или более фасилитаторами».

В России мы используем несколько терминов. Остается термин «программа примирения жертв и правонарушителей». В последнее время мы стали называть наши программы встречами жертвы и правонарушителя по заглаживанию вреда, что имеет смысл употреблять ведущим при предварительных контактах со сторонами. В термине «заглаживание вреда» проясняется гуманистическое ядро восстановительного правосудия. Здесь подчеркивается, что преступление налагает на правонарушителя обязательство загладить вред, который он нанес. В то же время здесь признается роль жертвы как реального «потребителя» услуг по заглаживанию вреда. Важно также, что термин «заглаживание вреда» присутствует в Уголовном кодексе Российской Федерации как смягчающее вину обстоятельство.

Можно ли считать восстановительное правосудие собственно правосудием?

Программы восстановительного правосудия представляют собой альтернативу принятому сегодня карательному способу реакции государства на преступление. В то же время, восстановительное правосудие представляет проект преобразования уголовной юстиции в целом (понятие более широкое, чем правосудие). Фактически альтернативой монопольного осуществления карательного подхода является восстановительное правосудие как идея связки юридического и гуманитарного способов. Что же касается реализации, то в большинстве стран программы восстановительного правосудия используются в кооперации с преобразованным процессом. Данные программы встраиваются в такую систему (структуру) официального уголовного судопроизводства, которое создает условия для проведения встреч жертвы и правонарушителя с участием медиатора, но где окончательное решение по делу принимается уполномоченным официальным органом. В этом плане пока имеет смысл говорить о восстановительном реагировании, но не об альтернативном правосудии, хотя сама по себе передача дел из официальных органов для проведения восстановительных программ и учет их результатов судом свидетельствует о появлении альтернативной трассы движения уголовного дела.

Сторонники восстановительного правосудия видят свою ближайшую задачу не в том, чтобы заменить официальное правосудие, а в том, чтобы дополнить его, акцентируя внимание на тех аспектах преступления (правонарушения), которые остаются вне поля внимания официального уголовного процесса.

Где проводятся программы восстановительного правосудия и как они поддерживаются на международном уровне?

На американском континенте программы восстановительного правосудия распространены в Канаде и многих штатах США. В Америке создана Ассоциация посредничества между жертвой и правонарушителем (VOMA). Программы восстановительного правосудия проводятся в Новой Зеландии, Австралии и Южной Африке. В Европе программы восстановительного правосудия активно действуют в практически во всех странах. 8 декабря 2000 г. состоялось официальное учреждение Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции — первой в Европе международной организации, объединяющей исследователей, практиков, государственные и неправительственные организации, работающие в этой сфере. В рамках Европейского Комитета по проблемам преступности (Совет Европы) создан Комитет экспертов по организации посредничества в уголовных делах, который составил упомянутую выше Рекомендацию, где освещаются основные принципы, правовая основа, вопросы организации и развития посредничества в уголовных делах.

ООН, играя ключевую роль в выработке стратегий, международных правил, стандартов и рекомендаций по уголовному правосудию, в Венской декларации о преступности и правосудии, отмечает, наряду с прочим, «возможности реституционных подходов к правосудию, которые направлены на сокращение преступности и содействие исцелению жертв, правонарушителей и оздоровлению общин» . Пункты 27 и 28 Декларации непосредственно посвящены вопросам посредничества в уголовном правосудии.

В рамках ООН создана специальная рабочая группа, усилиями которой Экономическим и Социальным Советом ООН (ECOSOC) принята резолюция № 2000/14 в качестве проекта «Декларация основных принципах использования программ восстановительного правосудия в уголовной юстиции».

В России по инициативе Общественного Центра «Судебно-правовая реформа» программы восстановительного правосудия проводятся с 1997 г. Сотрудниками Центра подготовлены ведущие в Тюмени, Дзержинске (Нижегородская область), Перми, Лысьве, Великом Новгороде, Урае (Ханты-Мансийский автономный округ). В этих городах ведется работа с помощью программ восстановительного правосудия как по случаям уголовных преступлений, так и для разрешения конфликтов в социальной сфере. Сотрудничество Центра «Судебно-правовая реформа» с Нижегородским отделением Центра «Судебно-правовая реформа», Новгородским отделением Центра «Судебно-правовая реформа», Комиссиями по делам несовершеннолетних и защите их прав Администрации гг. Тюмени и Урая, Благотворительным фондом развития Тюмени, Центром внешкольной работы «Дзержинец» г. Тюмени, Центром поддержки растущего поколения «Перекресток» г. Москвы, позволило выработать основные элементы модели проведения программ восстановительного правосудия подходящей для России.

Основные принципы и ориентиры восстановительного и официального правосудия

восстановительное правосудие деятельная ответственность правонарушителя, состоящая в принятии обязательств по заглаживанию вреда, причиненного жертве; исцеление жертв — освобождение жертвы от тяжести последствий преступления; активность непосредственных участников криминальной ситуации в принятии решения по поводу преступления интеграция правонарушителя в общество

официальное правосудие публичность права, трактуемая как ответственность преступника перед государством, а не перед жертвой; неотвратимость наказания государственная монополизация принятия решений по поводу реагирования на преступление изоляция преступника от общества

Максудов Р.Р. Восстановительное правосудие: концепция, понятия, типы программ //Программы восстановительного правосудия. Пособие для ведущих / Под редакцией Л.М. Карнозовой и Р.Р. Максудова. М.: МОО Центр «Судебно-пра­во­вая реформа» (в печати).

Специальный доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. Защита прав жертв террористических актов и иных преступлений. 20 марта 2003 г. // http://ombudsman.gov.ru/docum/spvta.htm.

Специальный доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. Защита прав жертв террористических актов и иных преступлений.

См.: Преступность и правопорядок в России. Статистический аспект. 2003: Стат. сб./ Госкомстат России. – М.., 2003.

См.: Уголовная политика России. Сборник материалов //www.prison.org.

См.: Декларация основных принципов использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 3. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 111-115.

Посредничество в уголовных делах. Рекомендация № R (99) 19, принятая Комитетом Министров Совета Европы 15 сентября 1999 г., Комментарий к Приложению, ч. I // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 2. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 86-103

Понятие «правосудие» обычно трактуется как осуществляемая от имени государства деятельность судов по рассмотрению гражданских, уголовных и др. дел. Здесь мы будем использовать более широкое толкование правосудия как осуществления справедливости (справедливого разрешения конфликтной или криминальной ситуации), относя сюда работу судов, правоохранительных органов, социально-реабилитационных служб.

Исполнение надлежащей правовой процедуры считается основным признаком функционирования правовой системы.

Кристи Н . Борьба с преступностью как индустрия. Вперед к ГУЛАГу западного образца? М., 1999. С. 20-21.

Брейтуэйт Дж . Преступление, стыд и воссоединение / под общ. ред. М.Г.Флямера. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002. С.72.

Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание: пер. с англ. / общ. ред. Л.М. Карнозовой. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002. С. 78, 80.

Роль тюрем в воспроизводстве преступности как института исследуется в работе М. Фуко (Фуко М . Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М. «Ad Marginem», 1999).

Яркое проявление этого можно найти, например, в указаниях заместителя Генерального прокурора А.Г.Звягинцева, изложенных им в письме от 02.09.2003 № 21/2-118-03, разосланном во все прокуратуры России.

«Речь идет не о том, чтобы даровать суду право признавать деяние преступным исходя из принципа «революционной целесообразности», а, напротив, о том, чтобы разрешить ему объявлять нарушение уголовного закона непреступным, если суд не видит смысла в применении наказания, ущерб возмещен и т.п.». (Пашин С.А. Понятие преступления для системы ювенальной юстиции // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 1999. С. 143).

Stuart B .. Circle sentencing: mediatoin and consensus «Turning swords into Ploughshares». Ассord, June 1995. Стюарт Б . Круги правосудия: медиация и консенсус «Смена мечей на орала»: пер с англ. //См.: настоящее издание.

Зер Х. Введение в восстановительное правосудие // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1 М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 1999. С. 117–118.

Price M.. A Victim Offender Mediation Model of Neutrality. VOMA Quarterly, Vol. 7, Number 1: Winter 1995–1996. 1 p. Прайс М..Образец нейтральности для медиации жертвы и правонарушителя: пер. с англ. Архив Центра «Судебно-правовая реформа».

В уже упомянутой работе Дж. Брейтуэйта «Преступление, стыд и воссоединение» термин «reintegration shaming» переведен как внушение чувства воссоединяющего стыда. В ходе консультаций с Дж. Брэйтуэйтом мы поняли, что он в своей книге вкладывал другой смысл в данный термин. Мы предлагаем переводить термин «reintegration shaming» как «воссоединяющая работа со стыдом» или «работа со стыдом по воссоединяющей модели». Важная роль в прояснении этого вопроса принадлежит А. Тихомировой и В. Москвичеву.

Брейтуэйт Дж. Преступление, стыд и воссоединение. С. 92.

См.: Пранис К. Восстановительное правосудие, социальная справедливость и возвращение полномочий маргинальным группам населения. Пер. с англ // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 5. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2003. С.79-90.

См.: Жертва встречается с преступником. Проведение программ восстановительного правосудия в тюрьмах. М.: МОО Центр «Судебно-пра­во­вая реформа», 2002.

Stutzman-Amstuts L., Zerh H. Victim Offender Conferencing in Pennsylvania’s Juvenile Justice System, 1997. Стутсман-Амстутс Л., Зер Х. Конференция жертвы и правонарушителя в системе ювенальной юстиции Пенсильвании:Пер. с англ. Архив Центра «Судебно-правовая реформа».

См.: Устав Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции // Вестник восстановительной юстиции. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа, 2001. № 2. С. 80-85. Флямер М. Сообщение об организации движения за восстановительное правосудие в Европе // Там же. С. 73-79.

Принята на Х конгрессе по предупреждении преступности и обращению с правонарушителями (Вена, 10–17 апреля 2000 г.).

См.: Лунеев В.В. Десятый конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, его место в истории конгрессов // Государство и право. 2000. № 9. С. 95-100.

См.: Вестник восстановительной юстиции. Вып. 3. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 111-115.

Формой работы является программа восстановительного правосудия. Ядро таких программ составляет встреча жертвы и правонарушителя, предполагающая их добровольное участие. В 70-е годы ХХ в. - после того, как успешно прошли первые программы в Канаде и США, - такие специально организованные встречи получили название «программы примирения жертв и правонарушителей», или коротко - «программы примирения».

В литературе по восстановительному правосудию термин «программа» используется как минимум в двух значениях:

Как единица типа работы, отражающего социокультурные особенности территории проведения (программа примирения жертв и правонарушителей, семейная конференция, «круги правосудия» и т. п.);

Как работа по конкретному случаю.

Соответственно, в каждом случае значение слова определяется из контекста.

Встречи основаны на персонально ориентированном диалоге, где важная роль отводится сочувствию и сопереживанию, выслушиванию и поддержке. Непременным условием является нейтральность ведущего, которая в программах восстановительного правосудия трактуется особым образом. Вот как раскрывает эту специфику М. Прайс:

«Необходимость внимательно относиться к нуждам жертвы требует прямого признания той несправедливости, которая была совершена по отношению к ним. Нужно говорить жертвам следующее: «Да, Вам причинили зло», «это не должно было произойти с Вами», «в этом нет Вашей вины», «вы этого не заслуживаете». Под процессом оказания помощи правонарушителю в осознании своей ответственности часто подразумевается, что мы должны способствовать признанию им своего преступления, а также, что он за это преступление в ответе. Мы беспристрастны относительно людей: мы работаем равно как для жертвы, так и для правонарушителя. Но что касается самого правонарушения, мы не нейтральны. Вот в чем заключается совершенно иная, особая форма нейтральности».

Ведущий устанавливает правила (не допускать оскорбительных выражений, слушать друг друга, высказываться по очереди), соблюдение которых позволяет сохранить доброжелательную атмосферу. Его задача - облегчить переговоры и перевести поток взаимных обвинений в признание несправедливости произошедшей ситуации. За счет коммуникативных техник, умения работать с сильными эмоциями и других навыков ведущий помогает сторонам выразить свои чувства и одновременно способствует снижению агрессивности . Преодоление стереотипов, возможность увидеть друг в друге переживающих и сочувствующих людей являются главными условиями душевного исцеления жертвы, достижения взаимоприемлемого соглашения, а также принятия и реализации правонарушителем плана по нейтрализации негативных последствий ситуации.

Встречи жертвы и правонарушителя исключают клеймение , как это обычно происходит в официальном уголовном процессе , где обвиняемому внушают, что порочно не только его поведение - порочен он сам (клетка, отношение судьи, прокурора). Осужденному чрезвычайно сложно вернуться в общество: на нем поставили клеймо преступника. Если где-то рядом с его местом жительства совершается преступление, чаще всего сотрудники милиции приходят к нему.

Стыд, который может переживать правонарушитель, дополняется отвержением, что затрудняет понимание обидчиком последствий своих действий, содействует его самооправданию и тяготению к таким группам, где будет признаваться его личность.

В противоположность этому, программы восстановительного правосудия создают условия, в которых чувство стыда, переживаемого правонарушителем, может быть поддерживаемо реинтегрирующим (воссоединяющим) способом. Согласно концепции Дж. Брейтуэйта, воссоединяющая работа со стыдом - это такое донесение до обидчика боли жертвы, которое предполагает, не оправдывая негативных действий обидчика, создание условий для прощения правонарушителя жертвой и интеграции его в сообщество. Это предусматривает помощь близких людей и сообщества в компенсации нанесенного ущерба, понимание окружающими проблем правонарушителя и помощь в их разрешении.

«Работа со стыдом по воссоединяющей модели - это такое выражение общественного неодобрения (от мягкого упрека до церемоний снижения статуса), за которым непременно следуют жесты обратного принятия преступника в общину законопослушных граждан ».

Обсуждение криминальных ситуаций на встречах жертвы и правонарушителя обнажает также проблемы бедственного положения тех или иных групп населения, пробелы в социализации молодежи, которые можно восполнить, привлекая к разрешению данных проблем эти группы, власть и позитивных лидеров местных сообществ.

Сегодня в мире используются разнообразные программы восстановительного правосудия.

П р о г р а м м а п р и м и р е н и я ж е р т в и п р а в о н а р у ш и т е л е й (Victim – Offender Reconciliation Programs – VORP), известная также под названием «медиация жертв и правонарушителей» (Victim – Offender Mediation – VOM), - самая распространенная программа. Настоящее пособие ориентировано на изложение принципов и технологии, основанных на данной программе.

К р у г и п р а в о с у д и я (Sentencing Circles) - основаны на традициях североамериканских индейцев и проводятся преимущественно в Северной Америке.

С е м е й н ы е к о н ф е р е н ц и и (Family Group Conferences - FGC) - появились в Новой Зеландии и базируются на традициях коренного населения маори. В 1989 г. в Новой Зеландии был принят Закон «О детях, подростках и их семьях», согласно которому несовершеннолетние в случае совершения ими преступлений (кроме убийств) направляются на семейные конференции. Кроме представителей ближайшего социального окружения, в них участвуют социальные работники, адвокаты, полицейские. Решения здесь принимаются в результате обсуждений и при достижении консенсуса. В 90-е годы опыт Новой Зеландии распространился и закрепился в Австралии.

Особенность двух последних программ состоит в привлечении представителей местных сообществ и социального окружения сторон: родственников, друзей.

В о с с т а н о в и т е л ь н ы е п р о г р а м м ы по особо тяжким преступлениям ориентированы не столько на юридические последствия, сколько на исцеление жертв преступлений. Данные программы получили признание во многих странах, прежде всего - в Бельгии.

На европейском и американском континентах наиболее распространенной остается медиация (посредничество) жертв и правонарушителей, предполагающая встречу «лицом к лицу». В настоящее время в ряде американских организаций вместо термина «программа примирения» стал использоваться термин «конференция жертв и правонарушителей». Смена термина была подготовлена анализом опыта проведения программ. Вот как описывают причины появления нового названия Х. Зер и Л. Стутсман-Амстутс:

«По мере развития программ возникало ощущение, что жертвам трудно воспринимать слово «примирение»... Такая терминология препятствует участию жертв, так как на этом этапе (они еще и не помышляют о примирении) у них еще не возникают чувства, связанные с примирением. Довольно трудно объяснить, что никого не принуждают к примирению, а просто процесс позволяет к этому прийти. В то время многие программы стали использовать название «медиация жертвы и правонарушителя» (VOM), а не «программа примирения жертвы и правонарушителя» (VORP).

В последние годы некоторые программы стали использовать термин «конференция жертвы и правонарушителя» вместо «медиации» или «примирения». Слово «конференция» избавляет жертв от дискомфорта, вызванного словом «примирение», и не подразумевает только переговоры о понесенном ущербе, когда они слышат термин «медиация» (посредничество). Конференция говорит о процессе, в котором принимают участие. Это слово более гибкое, так как может предполагать разное количество участников, в том числе местное население, если есть необходимость. Медиация иногда рассматривается как метод, принадлежащий определенной культуре, а в слове «конференция» это также отсутствует. В области медиации жертвы и правонарушителя термин «конференция» впервые был употреблен вместе с использованием «семейных конференций», в которых принимают участие разные группы людей. По этой причине мы решили принять термин «конференция жертвы и правонарушителя» в качестве общего термина для подходов, которые обеспечивают встречу жертв, правонарушителей и других заинтересованных лиц в процессе, осуществляемом одним или более фасилитаторами.

В России мы используем несколько терминов. Остается термин «программа примирения жертв и правонарушителей». В последнее время мы стали называть наши программы встречами жертвы и правонарушителя по заглаживанию вреда, что имеет смысл употреблять ведущим при предварительных контактах со сторонами. В термине «заглаживание вреда» проясняется гуманистическое ядро восстановительного правосудия. Здесь подчеркивается, что преступление налагает на правонарушителя обязательство загладить вред, который он нанес. В то же время, здесь признается роль жертвы как реального «потребителя» услуг по заглаживанию вреда. Важно также, что термин «заглаживание вреда» присутствует в Уголовном кодексе Российской Федерации как смягчающее вину обстоятельство.

Программы восстановительного правосудия представляют собой альтернативу принятому сегодня карательному способу реакции государства на преступление. В то же время, восстановительное правосудие представляет проект преобразования уголовной юстиции в целом (понятие более широкое, чем правосудие). Фактически альтернативой монопольного осуществления карательного подхода является восстановительное правосудие как идея связки юридического и гуманитарного способов. Что же касается реализации, то в большинстве стран программы восстановительного правосудия используются в кооперации с преобразованным уголовным процессом, данные программы встраиваются в такую систему (структуру) официального уголовного судопроизводства, которая создает условия для проведения встреч жертвы и правонарушителя с участием медиатора, но где окончательное решение по делу принимается уполномоченным официальным органом. В этом плане пока имеет смысл говорить о восстановительном реагировании, но не об альтернативном правосудии, хотя сама по себе передача дел из официальных органов для проведения восстановительных программ и учет их результатов судом свидетельствует о появлении альтернативной трассы движения уголовного дела.

Сторонники восстановительного правосудия видят свою ближайшую задачу не в том, чтобы заменить официальное правосудие, а в том, чтобы дополнить его, акцентируя внимание на тех аспектах преступления (правонарушения), которые остаются вне поля внимания официального уголовного процесса.

1.2.4. Где проводятся программы восстановительного правосудия и как они поддерживаются на международном уровне?

На американском континенте программы восстановительного правосудия распространены в Канаде и многих штатах США. В Америке создана Ассоциация посредничества между жертвой и правонарушителем (VOMA). Программы восстановительного правосудия проводятся в Новой Зеландии, Австралии и Южной Африке. В Европе программы восстановительного правосудия активно действуют практически во всех странах. 8 декабря 2000 г. состоялось официальное учреждение Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции - первой в Европе международной организации, объединяющей исследователей, практиков, государственные и неправительственные организации, работающие в этой сфере. В рамках Европейского Комитета по проблемам преступности (Совета Европы) создан Комитет экспертов по организации посредничества в уголовных делах, который составил упомянутую выше Рекомендацию, где освещаются основные принципы, правовая основа, вопросы организации и развития посредничества в уголовных делах.

ООН, играя ключевую роль в выработке стратегий, международных правил, стандартов и рекомендаций по уголовному правосудию , в Венской декларации о преступности и правосудии отмечает, наряду с прочим, «возможности реституционных подходов к правосудию, которые направлены на сокращение преступности и содействие исцелению жертв, правонарушителей и оздоровлению общин». Пункты 27 и 28 декларации непосредственно посвящены вопросам посредничества в уголовном правосудии.

В рамках ООН создана специальная рабочая группа, усилиями которой Экономическим и Социальным Советом ООН (ЕСОSОС) принята резолюция № 000/14 в качестве проекта «Декларация основных принципов использования программ восстановительного правосудия в уголовной юстиции».

В России по инициативе Общественного Центра «Судебно-правовая реформа» программы восстановительного правосудия проводятся с 1997 г. Сотрудниками Центра подготовлены ведущие в Тюмени, Дзержинске (Нижегородская область), Перми, Лысьве, Великом Новгороде, Урае (Ханты-Мансийский автономный округ). В этих городах ведется работа с помощью программ восстановительного правосудия, как по случаям уголовных преступлений, так и для разрешения конфликтов в социальной сфере. Сотрудничество Центра «Судебно-правовая реформа» с Нижегородским отделением Центра «Судебно-правовая реформа», Новгородским отделением «Центра Судебно-правовая реформа», Комиссиями по делам несовершеннолетних и защите их прав Администрации гг. Тюмени и Урая, Благотворительным фондом развития Тюмени, Центром внешкольной работы «Дзержинец» г. Тюмени, Центром поддержки растущего поколения «Перекресток» г. Москвы позволило выработать основные элементы модели проведения программ восстановительного правосудия, подходящей для России.

Основные принципы и ориентиры
восстановительного и официального правосудия

Восстановительное правосудие	Официальное правосудие
Деятельная ответственность правонарушителя, состоящая в принятии обязательств по заглаживанию вреда, причиненного жертве Исцеление жертв - освобождение жертвы от тяжести последствий преступления Активность непосредственных участников криминальной ситуации в принятии решения по поводу преступления Интеграция правонарушителя в общество	Публичность права, трактуемая как ответственность преступника перед государством, а не перед жертвой Неотвратимость наказания Государственная монополизация принятия решений по поводу реагирования на преступление Изоляция преступника от общества

Глава 2. Позиция ведущего программ

восстановительного правосудия

2.1. Примирение и посредничество

Смена основных действующих лиц в решении конфликта не возвращает нас к кровной мести или суду толпы, поскольку речь идет о специально организованной процедуре, юридические последствия которой определяются официальными органами. Важно различать примирение как процесс, происходящий между сторонами, процесс в определенном смысле естественный, и посредничество (или программу восстановительного правосудия) как процедуру, организуемую третьим лицом, и в этом плане процесс искусственный. Искусственность здесь задается наличием способа - восстановительного способа ответа на преступление.

Кто должен проводить программы восстановительного правосудия - профессионалы или волонтеры? На этот вопрос нет однозначного ответа, в практике разных стран нередко сочетаются оба варианта. Важно другое: исходное образование или специальность потенциальных ведущих не имеют решающего значения, но они должны пройти специальную подготовку, ориентированную на освоение принятых стандартов (Рекомендация).

«Всем медиаторам необходимо пройти начальный курс обучения, и их учеба будет продолжаться на протяжении всего времени их работы. Содержание учебных курсов должно увязываться с требованиями к медиации. Целью такого обучения выступает развитие специфических навыков и передача методик разрешения конфликтов. Вдобавок обучение должно помочь медиаторам хорошо усвоить типичные проблемы пострадавших и причины виктимизации вообще, которые можно выделить, общаясь, например, с представителями групп поддержки пострадавших; точно так же надо разобраться с проблемами правонарушителей и сопутствующими социальными вопросами. Создание системы обучения не только будет полезной для практикующих медиаторов, но также внесет вклад в повышение качества медиации.

Итак, новый тип ответа на преступление реализуется в новой деятельности. При том, что в мире действуют разные модели восстановительного правосудия, в них можно выделить общие черты, которые и позволяют их относить к восстановительной практике ответа на преступление. Стандартизация восстановительных программ имеет международный характер, и именно с этой точки зрения следует рассматривать Рекомендацию Комитета министров Совета Европы, ссылки на которую мы не раз будем использовать для пояснения основных характеристик деятельности ведущего программ восстановительного правосудия.

2.2. Позиция в деятельности

Понятием, позволяющим представить исходную клеточку, задающую содержание той или иной деятельности, является понятие позиции. Оно в каком-то смысле аналогично понятию социальной роли, но в специфическом контексте: здесь позиция указывает деятельностное место с приписанной этому месту основной задачей, принципами и соответствующим набором инструментов. Понятие позиции дает возможность соорганизовать рамочные требования к деятельности и средства ее осуществления. Тем самым мы различаем привычные словосочетания «личностная позиция», или «нравственная позиция», или «позиция человека по отношению к какой-то проблеме» (точка зрения) и «позиция в деятельности» (примером последнего может быть позиция психолога, позиция юриста, позиция инженера и т. п. - в этом ряду мы, и будем разбирать позицию ведущего программ восстановительного правосудия). В качестве графического обозначения позиции на схемах обычно используется фигура носителя деятельности («человечка»): она символизирует, что под позицией понимается не просто набор объективных характеристик деятельности - это понятие ориентировано на связывание требований к деятельности и возможностей субъекта.

Позиция в деятельности может быть по-разному масштабирована. В каких-то ситуациях нам достаточно разделения на психолога и юриста, а в других нам важно обладать более детальными знаниями: к примеру, о выполняемой функции (судья, адвокат) либо о принадлежности к той или иной школе и пр., - поскольку наши ожидания от деятельности, положим, психолога, будут разными в зависимости от того, имеем ли мы дело, скажем, с социальным психологом или психоаналитиком.

Несомненно, всякая деятельность многофункциональна и в этом плане многопозиционна, однако всегда можно выделить ключевую позицию, которая служит символом той или иной деятельности в целом. Если мы говорим «судья» или «педагог» - то за этими позициями просматриваются, соответственно, институты правосудия и образования. К такому же разряду позиций относится «ведущий программ восстановительного правосудия» (дальше - ведущий) как носитель восстановительного способа ответа на преступление.

Описание деятельностной позиции предполагает задание рамок, определяющих требования к данной деятельности и вписывающих ее в более широкое целое (фактически рамки задают назначение позиции), указание на основную задачу, в которой реализуется назначение, фиксацию принципов, непосредственно регулирующих данную деятельность, и обозначение инструментария, т. е. набора средств, обеспечивающих ее решение.

Схема 1. Позиция в деятельности

2.3. Позиция ведущего

2.3.1. Зачем нужен ведущий?

Кардинальное отличие восстановительного способа от карательного заключается в передаче полномочий на разрешение криминального конфликта самим его участникам. Но это положение содержит противоречие - коль скоро люди находятся в состоянии вражды, актуально они не в состоянии разрешить такую ситуацию (что не отменяет их способности к разрешению конфликта как потенцирующей восстановительный способ). Противоречие, или разрыв между потенциальной разрешимостью конфликта собственными силами и актуальной невозможностью, снимается введением позиции ведущего (медиатора) - нейтральной третьей стороны. Иногда ведущего программ восстановительного правосудия отождествляют с третейским судьей. Но между ними принципиальное различие. К третейскому судье обращаются как к человеку, авторитетному для обеих сторон, и это гарантирует, что постановленное судьей решение будет ими принято. Но в восстановительном подходе стороны сами принимают решение. Отсюда активность ведущего обретает определенность: его роль - помогающая.

Следует внести пояснение относительно субъектов принятия решения в рамках восстановительного правосудия. Пояснение касается российских программ, которые проводятся до принятия окончательного юридического решения по делу.

Программа восстановительного правосудия предполагает взаимодействие правонарушителя и жертвы, а также их ближайшего окружения и других лиц, задетых данным преступлением, с участием нейтральной третьей стороны. Взаимодействие строится в ориентации на минимизацию негативных последствий, возникших вследствие совершения преступления. Если сторонам удалось достичь соглашения, подписывается примирительный договор, в котором указываются конкретные обязательства, взятые на себя нарушителем в целях заглаживания вреда, а также меры, необходимые для его социальной реабилитации, и, если потребуется, - меры, необходимые для психологической и социальной реабилитации жертвы.

Решения, принятые на этой встрече, обретают юридическую силу после того, как достигнутое соглашение принимается и одобряется компетентным органом. Легитимность программ восстановительного правосудия по уголовным делам обеспечивается тем, что они находят свое место в уголовно-процессуальной технологии - как элемент непроцессуальный, но приобретающий юридическое значение лишь как часть этой технологии. Так что окончательное юридическое решение по делу, в частности, о том, будет ли дело прекращено или обвиняемый будет осужден (в последнем случае - решение о конкретной санкции, окажется ли наказание реальным или условным), будет ли учтено примирение и заглаживание вреда в качестве смягчающего обстоятельства - все это остается за соответствующими официальными органами. (О наказании решение принимает суд, в то время как решение о прекращении уголовного дела в связи примирением сторон, в соответствии с российским законодательством, может быть принято дознавателем или следователем с согласия прокурора, т. е. еще на стадии предварительного расследования - подробнее см. главу 6.) Что же касается содержания конкретных мер по заглаживанию вреда, социальной и психологической реабилитации, то они определяются на программе восстановительного правосудия самими сторонами. Чаще всего такие меры одобряются следователем, прокурором или судом и тем самым подлежат официальному контролю.

В зависимости от модели программы восстановительного правосудия ведущий выступает либо буквально как посредник между двумя сторонами криминального конфликта, либо как фасилитатор, который управляет сложным процессом коллективной коммуникации в общинных или семейных конференциях. Но независимо от конкретных моделей речь идет о посреднической деятельности, направленной на организацию диалога между конфликтующими сторонами и урегулирование конфликта.

После введения абстрактной схемы позиции в деятельности (см. схему 1) представление о позиции ведущего мы получим при содержательном заполнении элементов этой схемы.

Рамки указывают ценностные ориентиры и целевые характеристики деятельности. Общие идеи восстановительного правосудия, а также основополагающие черты восстановительного способа разрешения конфликта становятся рамками для деятельности ведущего. Исцеление жертвы, деятельная ответственность правонарушителя состоящая в принятии обязательств по заглаживанию причиненного им вреда, активность самих сторон в разрешении ситуации (см. главу 1) - эти цели и одновременно принципы восстановительного правосудия выступают в качестве рамок работы ведущего. Последние отграничивают восстановительный способ реагирования на правонарушения от других и одновременно становятся целевыми установками ведущего в осуществлении его деятельности

Основная задача

Работа ведущего проходит в несколько этапов, на каждом из которых решаются свои конкретные задачи (см. главу 3). Но если попытаться сформулировать основную задачу, ее можно выразить как организацию персонально ориентированного конструктивного диалога между сторонами, направленного на совместное обсуждение вопроса о заглаживании вреда, причиненного преступлением. Задача указывает на способ реализации целевых установок - совместное участие сторон в разрешении собственного конфликта возможно лишь в д и а л о г е. Специфические характеристики диалога, обозначенные в формулировке задачи, делают определенной конструкцию программ восстановительного правосудия. Основная задача позволяет вычленить из массива гуманитарных практик (психотерапии, конфликтологии, практик ведения переговоров, педагогики) такие приемы и техники работы, которые позволяют оснастить ведущего адекватным инструментарием.

Фокусировка на о р г а н и з а ц и и диалога подчеркивает помогающий характер деятельности ведущего, а именно - что решение принимается сторонами, а не посредником. Одновременно это требует от ведущего владения навыками организации коммуникации в конфликтной ситуации. Помогающая позиция не значит пассивная - такое определение лишь указывает на роль ведущего в принятии решения и его место в коммуникации. Ведущий - медиатор - сам становится инструментом, благодаря которому разделенные враждой люди (которые, как правило, слышат только себя, собственные переживания, а не своего визави) начинают «связываться», начинают слышать друг друга. В конечном счете, важно, чтобы стороны от опосредованного разговора через ведущего перешли к непосредственному общению и дальше - к совместной выработке решения .

Говоря о п е р с о н а л ь н о о р и е н т и р о в а н н о м д и а л о г е, мы стремимся подчеркнуть специфику организуемых взаимодействий сторон, где последние предстают как люди с их болью, чувствами и переживаниями и, в то же время способные к поиску конструктивного выхода. Такого рода диалог выводит стороны за границы, навязанные им процессуальными статусами обвиняемого и потерпевшего. Установка на персонально ориентированный диалог предполагает организацию открытой коммуникации, что не очень свойственно нашей культуре: мы не привыкли обнажать свои чувства, поскольку в такой ситуации человек становится крайне уязвимым. Тем более это непривычно в отношениях людей, между которыми стеной встало преступление и которые стигматизированы как «преступник» и «жертва».

Цели примирения по уголовным делам не исчерпываются прагматическим результатом - заключением соглашения и возмещением ущерба, что характерно для решения гражданских споров. Программы восстановительного правосудия отличает их преобразующее влияние на личность, как жертвы, так и нарушителя, их гуманитарный эффект. Такую модель М. Умбрайт назвал гуманистической моделью посредничества в разрешении конфликтов. Гуманистическая, целительная функция посредничества, отмечает М. Умбрайт, во многих аспектах воспроизводит гуманистический дух психотерапии, который подразумевает безусловную способность каждого человека к трансформации, изменению и личному росту. Такие понятия, как исцеление, саморазвитие, эмпатия, взаимопонимание , активное слушание, работа с сильными эмоциями, вошли в обиход программ восстановительного правосудия из практики гуманистической психологии (подробнее см. главу 4). Тем не менее, посредничество не сливается с психотерапией, ведущий и психотерапевт - разные позиции, у них разные задачи.

Схема 2. Позиция ведущего

К о н с т р у к т и в н о с т ь организуемого диалога предполагает наличие у ведущего определенных представлений, схем и техник перехода от эмоциональной стороны взаимодействия к рациональной. Кроме того, ему нужны какие-то формы (в том числе, в виде бланков документов), облегчающие возможность фиксации достигнутых решений и соответствующих дальнейшему их использованию в юридической системе для принятия официальных решений. Последнее определяется включенностью восстановительной программы в более широкое целое уголовного процесса, где принимаются окончательные решения по делу.

Организационно-правовая рамка

Деятельность ведущего, следовательно, предполагает не только внутреннюю структурированность работы со сторонами криминальной ситуации, но еще и организационные схемы и процедуры взаимодействия с судом или правоохранительными органами : получение от них информации о случаях, отчет о проведении программ, составление документов о результатах встреч, которые могут приниматься официальными органами, и пр. Кроме того, необходима компетентность ведущего в юридических вопросах (уголовно-правовых и процессуальных) в отношении той категории случаев, с которыми ему приходится иметь дело, поскольку он должен информировать стороны о возможных юридических последствиях проведенных программ, равно как и отказа от участия в программах.

Горизонтами деятельности ведущего, или предельными рамками, являются ценности и цели восстановительного правосудия. Однако ведущий действует в конкретной ситуации, в той или иной стране со своей правовой системой. В мире есть разные способы включения программ восстановительного правосудия в право национальных государств. На разнообразие моделей влияет и специфика обстоятельств местной жизни. Так что непосредственная деятельность ведущего протекает в определенных условиях, задающих организационно - правовую конструкцию, которая выступает в качестве непосредственной рамки. Более подробно содержание этой рамки для нынешней российской ситуации будет развернуто в главе 6. Здесь же остановимся только на одной задаче, которая определяется организационно-правовой рамкой и является обеспечивающей по отношению к рассмотренной выше основной задаче. Имеется в виду п р а в о в о е и н ф о р м и р о в а н и е.

В Рекомендации (п. 10 ч. IV Приложения и соответствующий комментарий) говорится, что ответственными за информирование сторон являются органы уголовного правосудия. Однако ведущий должен быть сведущ в юридических вопросах, связанных с участием в программе, и информировать о них стороны. Это обусловлено несколькими обстоятельствами.

Во-первых, в российской практике контакту обвиняемого или потерпевшего с ведущим отнюдь не всегда предшествует обсуждение возможного участия в программе по заглаживанию вреда со следователем, прокурором или судьей. Так, несовершеннолетний подсудимый имеет дело чаще всего с социальным работником, а потерпевший узнает о существовании программы, например, из письма от судьи или вообще только от самого ведущего. Во-вторых, даже если первичная информация была получена сторонами в официальных органах, у них могут возникнуть дополнительные вопросы. В-третьих, низкая правовая грамотность населения в сочетании с низким уровнем юридической защиты (прежде всего, в случае, если обвиняемый не может заключить контракт с адвокатом и тот оплачивается государством; у потерпевших же в большинстве случаев вообще нет адвокатов в качестве представителей) приводит к тому, что ведущему нередко приходится разъяснять сторонам их права, всегда - возможные результаты и последствия, в том числе юридические, участия в программе, а в случае успешного завершения программы - их дальнейшие действия по включению достигнутого соглашения в официальный процесс. Но при этом позицию ведущего нельзя отождествлять с позицией адвоката, поскольку ведущий нейтрален по отношению к сторонам и не является защитником какой-либо из них.

Посредничество в уголовном процессе ни в коей мере не может ущемлять обеспеченные законодательством и международными стандартами гарантии прав участников уголовного процесса (см. об этом Рекомендацию, ч. III. Комментария к Приложению).

Принципы

Следует различать принципы восстановительного правосудия как концепции иного, нежели карательный, ответа на преступление (см. главу 1) и принципы посредничества в уголовном процессе, касающиеся непосредственного осуществления новой деятельности.

В Рекомендации (ч. II Приложения) указаны 5 принципов посредничества. Разделим их на две группы: одна касается принципов институционального существования посредничества в уголовном процессе и определяет функционирование организаций (служб), занимающихся восстановительными программами, вторая - собственно работы ведущего.

Институциональные принципы:

Повсеместная доступность программ восстановительного правосудия;

Возможность осуществления программ восстановительного правосудия на всех стадиях уголовного процесса;

Самостоятельность служб, осуществляющих программы восстановительного правосудия.

Последнее требует некоторого пояснения. Самостоятельность не означает несвязанность групп, осуществляющих посредничество, со структурами уголовного процесса. Больше того, они обретают свою легитимность и становятся элементами правовой системы только при взаимодействии с правоохранительными органами и судами, официально получая информацию о случаях для проведения встреч и докладывая о результатах. Самостоятельность означает независимость и предполагает реализацию иного подхода к преступлениям, нежели тот, что принят в официальном уголовном процессе.

Что касается первых двух принципов, то для России они указывают на некую перспективу, поскольку сегодня программы восстановительного правосудия проводятся лишь в экспериментальном режиме.

Принципы работы ведущего:

Нейтральность ведущего;

Добровольность участия сторон;

Конфиденциальность процесса.

Нейтральность ведущего задает базовую основу восстановительного способа разрешения конфликта - добровольное участие пострадавшего и правонарушителя в разрешении вопросов, связанных с преступлением, с помощью беспристрастной третьей стороны (в Рекомендации это указывается в пункте «Определение» - ч. I Приложения).

Принцип добровольности мы указали дважды не случайно. Он в равной мере касается как групп (служб), осуществляющих программы, и официальных органов, направляющих им случаи, так и самого ведущего. Ведь порой возникает искушение начать уговаривать, «давить» на сторону, чтобы она согласилась на программу. А в случае несогласия мы «обижаемся» или расстраиваемся, забывая, что наша задача лишь в том, чтобы предоставить людям шанс.

Конфиденциальность процесса обеспечивает психологическую безопасность участников, В официальные органы передаются сведения, свидетельствующие лишь о результате встречи сторон, о достигнутом соглашении либо отсутствии такового. Ограничением этого принципа является ситуация, если в ходе встречи обнаруживается информация о готовящемся преступлении.

Вообще-то перечисленные принципы работы ведущего равно относятся к посредничеству как в гражданских, так и в уголовных делах. Реализация некоторых из них в посредничестве по уголовным делам требует пояснений.

Пояснение первое. Нейтральность ведущего означает, что ведущий не принимает чью-либо точку зрения, а, одинаково уважительно относясь ко всем участникам, помогает им активно участвовать в процессе. Однако,

«Оставаясь беспристрастным, ведущий не должен быть безразличным к факту правонарушения и причиненному правонарушителем злу. Таким образом, в отличие от сторон медиации в гражданских делах, стороны медиации в уголовных делах изначально неравны, ибо в последнем случае наиболее существенные обязанности возлагаются на правонарушителя. Однако, следуя принципу презумпции невиновности, медиатор не должен занимать какой-либо позиции по вопросу виновности правонарушителя».

Указанное обстоятельство свидетельствует (и это вытекает из принятых в восстановительном подходе понятий преступления и ответственности), что восстановительное правосудие так же, как и карательное, осуждает преступление. Различия начинаются дальше: парадигмы расходятся в том, каким должен быть ответ на преступление. «Неравенство сторон» означает, что основным предметом диалога в программе восстановительного правосудия является заглаживание вреда, который причинен правонарушителем. Стороны не просто собрались, чтобы поговорить о своих чувствах, диалог нужен, чтобы был выявлен, признан и заглажен причиненный вред. Под заглаживанием вреда подразумевается не только возмещение материального ущерба и не финансовое возмещение морального вреда, а общее обязательство по минимизации негативных последствий преступления, которое лежит на нарушителе. В какой форме произойдет это возмещение, зависит от обеих сторон. Нередко сам факт извинения и искреннего раскаяния правонарушителя оказывается вполне достаточным для потерпевшего, поскольку выступает как «восстановительное действие». Свои программы мы предпочитаем называть программами по заглаживанию вреда, имея в виду это широкое понятие. Факт заглаживания вреда и его форма фиксируются в соглашении (примирительном договоре или договоре о заглаживании вреда).

Пояснение второе. При том, что обвиняемый несет обязательства по заглаживанию вреда, требования пострадавших к правонарушителю должны быть ограничены в случае их несоразмерности тяжести совершенного деяния. Это требование, казалось бы, тоже бросает некоторый вызов нейтральности ведущего, однако (может быть, это еще один принцип?) ведущий должен действовать с ориентацией на недопущение дополнительной виктимизации участников - причем обеих сторон криминального конфликта.

Пояснение третье, добровольность участия по отношению к обвиняемому следует понимать так, что программа начинается лишь в том случае, если он признает свою ответственность и готов загладить причиненный ущерб. При этом согласие на участие в Программе не следует отождествлять с признанием вины в юридическом смысле, В Рекомендации подчеркивается:

«Необходимым условием для проведения медиации служит признание пострадавшим, как и обвиняемым всех основных обстоятельств дела. Если такое общее понимание отсутствует, возможность достижения в результате медиации соглашения становится сомнительной, если не вовсе исключена. Обвиняемый совершенно не обязательно должен признать свою вину, и должностные лица уголовной юстиции не вправе, посягая на принцип презумпции невиновности (пункт 2 статьи б Европейской конвенции о защите прав человека), предрешать вопрос о его виновности. Достаточно, если обвиняемый примет на себя определенную ответственность за произошедшее, более того, следует подчеркнуть, что факт участия в медиации не должен, если дело потом возвратится на рассмотрение органов уголовной юстиции, использоваться против обвиняемого. К тому же, полученное в ходе медиации согласие обвиняемого с обстоятельствами дела или даже «признание вины» не должны использоваться в качестве улики в ходе дальнейшего уголовного судопроизводства по тому же поводу».

Например, обвиняемый признает тот или иной факт случившегося, но не согласен с юридической квалификацией. Признания факта вполне достаточно для его участия в программе, и ведущий должен суметь это разъяснить, разграничив фактическую сторону произошедшего, за которую нарушитель несет ответственность, и юридическую интерпретацию, которая может оспариваться в суде.

Представление о позиции ведущего связывает ценностно-функциональную сторону деятельности (отстаиваемые ценности и назначение в социуме) и операциональную. Операциональная сторона деятельности отражается в инструментарии - наборе средств, позволяющих реализовать ценности, принципы и задачи. Последующие главы посвящены детальной проработке операционального плана.

Схема позиции ведущего (схема 2) структурирует место, которое предстоит занять человеку, собирающемуся проводить программы восстановительного правосудия. Представление о позиции используется:

Для определения направлений подготовки ведущих;

Как форма для самоорганизации ведущего;

Как пространство рефлексии работы ведущего и супервизии (в частности, при анализе трудностей).

2.3.3. Полные и редуцированные программы

До сих пор программа восстановительного правосудия определялась как работа по организации встречи правонарушителя и жертвы при участии независимого ведущего. Круг участников встречи может быть и более широким, тогда мы имеем дело с общинной или семейной конференцией. Но все вышесказанное относительно позиции ведущего полностью относится к любой из указанных форм.

В практике, однако, нередко встречаются ситуации, когда начавшаяся программа не может быть по каким-то причинам доведена до встречи сторон. Ведущий провел предварительные встречи, а затем, к примеру, одна из сторон от примирительной встречи отказывается. Что это означает для ведущего? Порой такая ситуация трактуется как плохая работа ведущего. На наш взгляд, это неверно: коль скоро мы придерживаемся принципа добровольности участия сторон в программе, мы должны быть внутренне готовы к такому повороту событий, уважая самоопределение каждого. В противном случае мы превратимся в «агентов по продажам», которые пытаются во что бы то ни стало навязать свой товар или услугу.

Подробнее конкретные причины незавершенности программ, которые мы выделяем в нашей работе, будут рассмотрены в главе 8, а сейчас разберем эту ситуацию с точки зрения представления о позиции ведущего. Здесь можно поставить такой вопрос: если одна из сторон отказывается от встречи с другой стороной, когда программа уже началась, - означает ли это, что программа «не получилась», либо мы можем продолжить ее, но в какой-то иной форме? Вопрос непростой, и Х. Зер - правда, в несколько ином ракурсе - обсуждал его в своей книге. Фактически Зера волновали искажения идей восстановительного правосудия, это было контекстом его размышлений о постановке целей при работе конкретных групп (служб), т. е. когда восстановительное правосудие из идеи переходит в план реализации. Целью должно быть примирение сторон, в фокусе процесса должны быть отношения правонарушителя и жертвы - вот магистральный путь восстановительного правосудия, говорит Зер.

Но все-таки: программа началась, правонарушитель готов к встрече с потерпевшим, а тот - сейчас неважно по каким причинам - отказывается. Как быть ведущему? Сообщить по телефону согласившемуся участнику об отказе другой стороны и писать отчет о незавершенной программе? Дальнейшее зависит от того, в какую более широкую структуру деятельности вставлена работа ведущего. В главе 8 мы покажем, как отвечает на этот вопрос московская модель. А сейчас в общем виде можно сказать следующее: отказ одной из сторон от встречи ведет к переопределению основной задачи ведущего в рамках общих целевых установок восстановительного правосудия. Мы можем здесь говорить о редуцированных (неполных) программах, но так или иначе для согласившегося участника программа должна иметь форму завершения. Так, если жертва отказывается от встречи с нарушителем, может использоваться одна из известных форм работы - челночная медиация. В этом случае стороны не встречаются, и все переговоры происходят через ведущего. Или обвиняемый пишет письмо жертве, и последующие шаги определяются реакцией потерпевшего на этот акт. Но предположим, жертва отказывается и от таких форм переговоров - вообще не хочет никакого контакта. В этом случае мы, помня о главной целевой установке восстановительного правосудия в отношении правонарушителя - осознании последствий совершенного преступления и обязательстве загладить вред, можем продолжать работать с ним в ориентации на достижение этих целей. К примеру, стоит не просто сообщить по телефону об отказе потерпевшего, а встретиться, обсудить причину отказа, чтобы у нарушителя не возникло дополнительной озлобленности к потерпевшему. Важно, чтобы он понял и принял, что этим отказом тот осуществил свое волеизъявление, и это право - равно как и другие - следует уважать. Оговорить, какие шаги нужно предпринять, чтобы он больше не попал в криминальную ситуацию. Возможно проведение специальных реабилитационных программ, направленных на понимание жертвы.

Если, напротив, после согласия потерпевшего, вдруг нарушитель отказывается от примирительной встречи (или дальнейших контактов - поскольку не обязательно соглашение достигается в результате одной встречи) или от возмещения ущерба - а мы ведь говорим участникам, что, в силу принципа добровольности, они вправе на любом этапе отказаться от программы - важно, чтобы у потерпевшего не было дополнительной виктимизации или озлобленности. И эту задачу нужно решить ведущему.

Завершение зависит от конкретных обстоятельств, и ведущий должен определяться по отношению к ним. Однако здесь недостаточно «творческого подхода, модели редуцированных программ еще нужно специально разрабатывать.

2.3.4. Ответственность ведущего

Уважительное отношение к участникам программы, в частности, уважение их решений об участии либо неучастии в программе, и нейтральность жестко определяют границы ответственности ведущего. Как помогающая фигура ведущий не берет на себя принятие ключевых решений сторон (об участии в программе, о примирении, о форме заглаживания вреда), эта ответственность принадлежит участникам. Об этом следует помнить, поскольку порой возникает соблазн уговорить обвиняемого или потерпевшего на участие, и, если сторона не соглашается, это рассматривается как брак в работе. Администрирование программ предполагает наличие показателей эффективности работы. Отсюда «возникает искушение оценивать качество нашей работы по количеству разрешенных дел и «успешных исходов». Самоопределение сторон, добровольность - необходимые условия их участия в программе. Одновременно эти условия разграничивают предметы ответственности ведущего и участников. Технология программы построена как способствующая процессу, как пробуждающая ответственную личность участников, а не как вынуждающая их к определенному решению. Что же касается качества работы ведущих - оно определяется соблюдением стандартов и поддерживается за счет процедур анализа, супервизии, повышения квалификации. Статистические же показатели (к примеру, сопоставление количества случаев, принятых в работу, с числом программ с подписанными примирительными договорами) следует использовать в аналитических целях. Здесь важно выявлять причины отказа от участия в программе той или иной стороны, особенности встреч, которые не позволили прийти к примирительному результату, и пр. Анализ этих фактов приводит к усовершенствованию, как общих процедурных моментов, так и личной квалификации ведущих.

Глава 3. Этапы работы ведущего программ

восстановительного правосудия: контексты

и действия

3.1. Социокультурный контекст ситуации жертвы и правонарушителя и сквозные задачи в работе ведущего

Рассмотрим трудности, с которыми сталкивается ведущий в своей работе. Во-первых, он взаимодействует не просто с людьми, а с участниками конфликта, которые прошли через отношения, в рамках которых они не смогли договориться и разрешить свою ситуацию. Именно поэтому им необходим посредник. Во-вторых, ведущий знает способы разрешения конфликта, которые нехарактерны, необычны, не входят в обыкновение его клиентов. А в-третьих, ведущий исходит из принципа, что недопустимо навязывать решение или способ, а нужно создать условия, чтобы сами участники осознанно и активно реализовали этот новый необычный способ.

Идеи восстановительного правосудия начинают занимать подобающее место в отечественной правовой литературе. И хотя они вызывают неоднозначную реакцию в юридическом сообществе (у одних - полное отвержение как утопии, у других - умеренную оценку типа “это хорошо, но не в наших условиях”, у третьих - принятие), сегодня можно констатировать, что в среде как ученых, так и практиков началось их интенсивное освоение, включение в научную проблематику и деятельность по реформированию правосудия1. Термин “восстановительное правосудие" (restorative justice) стал входить в наш научный обиход в конце 90-х годов, когда была издана на русском языке фундаментальная работа по этой проблематике: ЗерХ. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание: Пер. с англ. / Общ. ред. JI. М. Карнозовой. М.: MOO Центр “Судебно-правовая реформа", 1998 (2-е стереотипное издание осуществлено в 2002 г.). В том же году была еще одна важная публикация: Сесар К. Карательное отношение общества: реальность и миф Ц Правоведение. 1998. № 4. С. 162-171. В переводах на русский язык термины “восстановительное правосудие” и “восстановительная юстиция" используются в качестве синонимов. Восстановительное правосудие (ВП) не представляет собой ни особую юрисдикцию, ни отрасль права, ни “особое производство". Это направление развития уголовного правосудия, которое стало оформляться в 80-е годы XX в. и существует как I) мировоззренческая позиция (постепенно преобразующаяся в теоретическую концепцию), 2) становящаяся практика (в ряде стран обеспеченная соответствующим законодательством) и 3) мировое движение. Эти ипостаси существования ВП можно объединить в понятие подхода. Подход соорганизует в определенное единство ценности, формы мышления и способы деятельности и обретает свое специфическое содержание в ряду других подходов, задающих определенность в решении той или иной задачи. Восстановительный подход в контексте правосудия (или восстановительное правосудие) задает собственное видение целей и способов их достижения в решении вечной задачи - ответа общества на преступления (правонарушения). В параграфе будут рассмотрены основания и сущность этого подхода, мировые тенденции, а также условия его реализации в России. Способы реагирования на преступление: современные парадигмы правосудия. Как показывают криминологические исследования, темпы прироста преступности в мире опережают темпы прироста народонаселения; предполагается, что та же тенденция сохранится в будущем, человечество попало в “криминальный калкан”766. Особенно высок рост корыстной преступности, а также детской, подростковой и молодежной делинквентности, непомерно возросла и усилилась организованная и коррупционная преступность767. Такой неутешительный прогноз вынуждает политиков, общественных деятелей, криминологов, специалистов по уголовному праву и процессу, а также других отраслей права интенсифицировать поиски в определении путей ответа на столь страшную угрозу. Эти поиски зажаты двумя ценностными пределами: необходимостью, с одной стороны, ужесточения борьбы с преступностью (более предпочтительным считается выражение “контроль над преступностью”), с другой - усиления защиты прав человека768. “Чувствительность” демократических сил в постсоциалистических странах к вопросам наведения порядка769 вполне понятна. Исследования показывают, что тоталитарные режимы довольно успешно справляются с традиционной преступностью (мы выносим за скобки противоправность самих этих режимов), поскольку такая цель гораздо легче достигается при игнорировании ценности прав человека. Нахождение баланса, позволяющего успешно защищать общество от преступлений, не нарушая одновременно прав человека, - вот проблема, которая стоит во главе угла770. Другой аспект проблемы - защита жертв преступлений. В логике “борьбы с преступностью” жертва нередко используется как средство уголовного преследования и подвергается вторичной виктимизации, уже со стороны официальных органов, не получая реального удовлетворения потребностей, возникших в результате преступления. Помимо материальных лишений жертва испытывает специфические переживания, глубина которых подчас не зависит от правовой оценки тяжести преступления: ощущение уязвимости, не свойственная прежде подозрительность, самообвинение, невозможность выразить чувства, которые ее переполняют, ухудшение отношений с окружающими, которые ее “не понимают”, неразрешимые вопросы (“почему я?”, “имел ли преступник что-нибудь лично против меня?” и пр.)771. Несмотря на различие в процессуальном статусе пострадавшего (у нас, как известно, в отличие, к примеру, от США, пострадавший получает процессуальный статус потерпевшего, в связи с чем наделяется рядом прав), его реальное положение в разных национальных правовых системах более или менее идентично. В российском процессе потерпевший обладает совокупностью процессуальных возможностей: заявлять отводы, ходатайства, предъявлять доказательства и пр., “но фактически лишен квалифицированной юридической, психологической и материальной помощи со стороны государства”772. Государство использует потерпевшего в целях уголовного преследования, мало заботясь об удовлетворении его нужд773. Еще один аксиологический аспект: негативные последствия реагирования на преступления не должны превышать вреда, причиненного самим преступлением общество не может быть индифферентным к тем средствам, которые применяются для его защиты774. Наказание есть намеренное причинение боли (Н. Кристи). И как бы мы ни прикрывались “словесным щитом” (заметим, из нашего Уголовного кодекса ушло понятие кары, а вместо него появилось “восстановление социальной справедливости” - ч. 2 ст. 43 УК РФ.), суть наказания не меняется. “Будучи личным страданием, причиняемым виновному за учиненное им деяние, наказание должно быть организовано так, чтобы оно служило или могло служить тем целям, которые преследует государство, наказывая”775. Моральное самоопределение заставляет нас задавать вопрос, нельзя ли достичь тех же целей другими способами, и, с другой стороны, - правильно ли мы формулируем сами цели?776 Карательный характер ответа государства на преступления повышает “суммарную агрессивность” общества и приводит в конечном счете к расширенному воспроизводству преступности. А это, в свою очередь, снижает прагматический потенциал наказания (четвертый аспект проблемы). Здесь можно выделить две составляющие: экономическую и социальную. Первая состоит в том, что содержание армии заключенных и надзирателей ложится на общество тяжким бременем. Общество готово нести его, если затраты приводят к желаемым результатам: защите общества, исправлению и ресоциализации осужденных, действительному восстановлению социальной справедливости. Однако репрессии не защищают общество, а подвергают его еще большей потенциальной угрозе (социальный аспект). Даже если нас переполняет чувство мести или страха, мы должны помнить, что те, кто сегодня за решеткой, завтра снова окажутся рядом с нами. Такие цели наказания, как исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений (ч. 2 ст. 43 УК РФ), оказываются по большей части декларативными. Места лишения свободы изолируют лиц, совершивших преступление, но мало у кого из нас сохранились иллюзии, что происходящие там процессы можно назвать исправлением. Там окончательно разрушаются способности осужденного к социальной адаптации, к жизни в нормальном обществе, теряются социальные связи777, атрофируются элементарные социальные и трудовые навыки778, чувство ответственности за себя и близких, культивируется рецидивная преступность. Чем лучше осужденный приспособится к тюремной жизни, тем сложнее ему на свободе. Вряд ли можно всерьез говорить о том, что наказание способствует формированию чувства ответственности за преступление, - оказавшись в тюрьме вместе с другими изгоями, выброшенными из общества, осужденные больше склонны к самооправданию. При отсутствии реабилитационных программ, а часто и семейной поддержки освободившемуся из мест лишения свободы порой ничего не остается, как совершить новое преступление и вернуться в привычную среду. По поводу же общей превенции, в соответствии с которой подсудимый является лишь “поводом для благотворного воздействия на массы”, приведем из лекций Таганцева ставший, как он пишет, почти юридической поговоркой ответ одного английского судьи вору, приговоренному им к смертной казни за кражу лошади. Когда вор заявил, что наказание слишком жестоко и несоразмерно, тот ответил: “He потому ты будешь повешен, что украл лошадь, а для того, чтобы не крали других лошадей”779. Как показывает анализ норм УК РФ, проведенный И. JI. Петрухиным, в нем превалируют цели наказания, связанные с общей превенцией780. Осознание неэффективности и ценностной уязвимости карательного реагирования на преступления приводит к тому, что несмотря на рост преступности магистральной тенденцией в уголовной политике многих стран становятся смягчение наказаний, снижение числа заключенных и ресоциализация лиц, нарушивших закон. Эти тенденции поддерживаются решениями последних конгрессов ООН781. Для России, которая занимает одно из первых мест в мире по относительной численности тюремного населения782, составляющего в общей сложности около миллиона граждан, вопрос снижения числа заключенных является чрезвычайно актуальным. Стратегии в развитии уголовного правосудия связаны с поиском более эффективных форм реагирования на преступления, более высоких стандартов справедливости и человечности. И поиск “новых мер" сопровождается появлением новых процедур. Условно здесь можно выделить две противоположные тенденции. С одной стороны, по мере усложнения правовой организации жизни, развития юриспруденции и юридической техники сама эта деятельность становится все более профессионализированной, изощренной и дистанцированной от обыденного правопонимания и “простых” способов разрешения межчеловеческих конфликтов. Назначение правосудия определяется общественными ожиданиями справедливости, совершенствование юридических конструкций является ответом на эти требования. Ho именно наличие множества представлений о справедливости обусловливает разнонаправленность векторов развития. Правовые конструкции имеют дело с типическими объектами, ситуации и субъекты правоотношений выделяются по совокупности определенных признаков, но всегда остаются абстрактными. В этом сила права, но в то же время право “как формальное равенство” фактически неравных индивидов783 приходит в противоречие с субъективными формами осознания справедливости. Да и сам закон, применяемый судом, выражает не только право, но и прагматические ориентации законодателя и отнюдь не всегда является правовым. А. В. Смирнов в исследовании, посвященном типам и историческим формам уголовного процесса, ссылаясь на профессора из Голландии Г. Бианки, пишет: “Законодательный способ регулирования разрешения конфликтов, основанный на априорном представлении о том, что государственные нормы полностью соответствуют интересам всех членов общества, на деле не обеспечивает подлинной справедливости, ибо не учитывает индивидуальных различий. Результатом является отчуждение граждан, недоверие к закону и государственному правосудию, то есть аномия (фактическое отсутствие закона) и неспособность права выполнять свои функции. Ей должна быть противопоставлена эйномия, то есть система, при которой индивиды, при минимальном вмешательстве государства, могут сами создавать право и разрешать свои конфликты”784. “Стремление к справедливости, - говорит другой автор, один из лидеров и теоретиков ВП X. Зер, - принадлежит к основным потребностям человека... Богиня с завязанными глазами и с весами в руках прекрасно олицетворяет современную парадигму, безличную и ориентированную на процедуру. Какова наша альтернатива?”785 Одновременно с формализацией процесса в последние десятилетия складывается и противоположная тенденция - формирование альтернативных практик разрешения правовых конфликтов. Ряд криминологов все настойчивее говорят не только об альтернативах лишению свободы, но - более радикально - о “кризисе наказания” как такового, о необходимости поиска альтернатив уголовной юстиции вообще. В обществе всегда будут те, кто отказывается (по разным причинам) подчиняться общепринятым нормам. Поэтому проблема состоит не в искоренении преступности, а в нахождении адекватных ответов на это явление, которые соответствовали бы моральным ценностям и здравому смыслу общества. Так что проблема преступности - это проблема способов реагирования на преступления. “Криминологическая критика уголовного права” позволила осуществить принципиальный поворот мышления: в фокусе анализа оказалась не преступность как таковая, а способы реагирования на нее786. Карательная парадигма тоже рассматривает отношения преступления и наказания: в ответ на рост преступности предлагается усиление уголовной репрессии; это “реактивная” логика. Ho есть и другая логика, существенную роль в формировании которой сыграла, в частности, теория стигматизации, или ярлыков787: не только (и даже не столько) первичное отклоняющееся поведение, но и способ реагирования общества на такое поведение толкают человека (особенно молодого) в криминальную среду. Как показано в ряде исследований, около 90 % законопослушных граждан хотя бы раз в жизни совершали запрещенные уголовным законом деяния788. Понятие латентной преступности означает, что лишь часть совершенных преступлений попадает в каналы официальной регистрации. И это не только негативное явление, но и благо. Официальное осуждение нарушителя становится актом социального клеймения. Клеймо ставится на человеке, а не на его поступке, и отныне отношение к нему общества определяется этим знаком позора. Следствием становится “вторичное отклонение” как результат реакции индивида на такое отношение окружающих: принятие и освоение им социальной роли отверженного и вхождение в криминальную среду, где он становится “своим”. Особенно опасны последствия стигматизации для юного нарушителя, когда еще не завершены процессы взросления, личностной и социальной идентификации, когда идет интенсивный поиск своей социальной роли и образцов для подражания. Критической криминологией фактически пересмотрены границы элементарной единицы в анализе преступности. Такой неделимой целостностью становится “преступление и наказание”. И ключевая роль в анализе этой единицы отводится системному, а не “причинному” мышлению. Обе эти системы (преступление и наказание) конституируют более сложную систему (полисистему) -уголовную юстицию, т.е. выступают как неотъемлемые ее компоненты: без какой-либо из них целое существовать не может. Ho если в социологическом (не юридическом)" смысле преступность все же может существовать и без уголовной юстиции и является достаточно самостоятельной, то нет уголовной юстиции вне отношения к преступности. Отношение это является внутренним для нее, и несмотря на то, что морфологически преступность - “другая система”, структурно-функционально она принадлежит уголовной юстиции, последняя без нее не существует789. В этом смысле уголовной юстиции, по остроумному замечанию гамбургского профессора К. Сесара, “нужны не только наказания, потому что есть преступления, но нужны и преступления, потому что есть наказания”790. И дальше: “Судья и вор - взаимно поддерживающие опоры в закрытой в себе системе с преступлением и наказанием в качестве неотъемлемых частей для ее поддержания и развития. Поэтому программам и механизмам без карательных черт оставлено в данной системе немного места. Представляется, что сделанные замечания демонстрируют тот факт, что модель «преступление и наказание» отражает не столько нужды и интересы общества, сколько интересы системы уголовной юстиции”791. Чтобы понять этот “скандальный” тезис, воспользуемся категориальными средствами анализа деятельности792. Во-первых, анализируя любую систему деятельности, необходимо различать ее происхождение и функционирование. Происхождение подчинено потребностям объемлющих систем, которые конституируют назначение данной деятельности (или ее основную функцию в обществе). (Как известно, уголовное право возникло, чтобы защитить своими специфическими средствами личность, общество и государство от преступных посягательств)793. Дальше деятельностное новообразование начинает функционировать и, становясь структурным элементом социума, жить по законам социальных систем. Любая социально организованная система деятельности стремится к самосохранению, благодаря чему “перерабатывает” все нововведения таким образом, чтобы укрепить собственное существование794. Ибо базовым процессом в деятельности является воспроизводство. Существо этого процесса состоит в сохранении способа с течением времени, со сменой участников деятельности и в меняющихся социальных ситуациях. Способом деятельности называется “то, что фиксируется в нормах, когда они предназначены специально для воспроизводства и трансляции деятельности... Именно способ сообщает деятельности определенность...”795. Способом деятельности уголовной юстиции является наказание. Поэтому внутри уголовной юстиции проблема преступности (т.е. смена способов реагирования) неразрешима. Нужна альтернатива. Идея альтернативы ярко выражена в работе Н. Кристи “Конфликты как собственность”796: государство в лице юристов-профес- сионалов “монополизировало” конфликты; участники конфликтов отчуждены от процессов их разрешения, и тем самым в обществе атрофируются важнейшие социальные функции. Конфликты должны быть “возвращены” населению. Речь идет о “выходе из системы” уголовной юстиции, усилении роли неформального социального контроля. Концепция австралийского криминолога Дж. Брейтуэйта указывает на базовый социально-психологический механизм действенности социального контроля над человеческим поведением - это чувство стыда. Фактически разворачивая теорию ярлыков, Дж. Брейтуэйт ввел понятия “клеймящего” и “воссоединяющего” стыда797. В его концепции подчеркивается позитивный потенциал неофициальных методов социального контроля, к примеру общественного порицания, упрека со стороны родных, которые вызывают чувство стыда как необходимого момента в саморегуляции человеческого поведения - но такой стыд не отвергает индивида, а интегрирует его в социальную общ ность, воссоединяет, в отличие от клеймящей процедуры официального правосудия. Идея альтернативы в реагировании на преступления является уже не только критической, но и конструктивной, поскольку предлагает определенный способ реализации некарательного подхода, существо которого состоит в примирении сторон, организуемом в рамках процедуры посредничестваЭтот способ восходит к общинным формам решения конфликта, направленным на достижение соглашения798. Однако вряд ли стоит высокомерно считать его архаичным сегодня в самых разных странах люди почувствовали потребность в том, чтобы потеснить государство в его монополии на конфликты, поняли необходимость изменений. В этом “секрет” столь стремительного распространения в мире идеи и практических форм альтернативной юстиции. Последние, конечно же, не тождественны древним механизмам разрешения конфликтов - мы живем в другом обществе: в обществе мегаполисов, где господствует разделение труда, индивидуализм и взаимное отчуждение, практически отсутствуют местные сообщества, а следовательно, суровое наказание не нарушает жизненного уклада социальных групп; в обществе с развитыми правовыми ин- сппугами и обилием юристов-профессионалов. Идея альтернативы не возвращает нас назад, но побуждает к конструированию современных форм воплощения старых (вечных) идеалов справедливости. Альтернативные формы (переговоры, посредничество, арбитраж) нашли широкое применение в разрешении хозяйственных, гражданских, трудовых, административных споров799. Коснулась эта тенденция и уголовного правосудия. Альтернативные формы реагирования на преступления складывались под влиянием множества социальных и культурных факторов: социальных движений 60-х годов (борьба за сокращение численности тюремного населения и альтернативные наказания, за нормальные условия содержания в тюрьмах, за права жертв, за гражданские права национальных меньшинств, в том числе в уголовном правосудии); философских и религиозных миротворческих концепций, научных исследований и теорий. Кроме того, важную роль сыграли разного рода программы и экспериментальные практики в области реагирования на правонарушения800. В начале и середине 70-х годов, пишут К. Дали и Р. Иммарижеон, когда в Канаде и США начали появляться первые программы примирения жертв и правонарушителей, еще не было термина “восстановительное правосудие”801. Он появился позже, в 80-х годах, в работах, осмысляющих новый опыт, в частности в трудах участника разработки первой программы примирения жертв и преступников в США (конец 70-х годов) X. Зера. И. Айртсен, председатель Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции, обращает внимание на то, что термин restorative justice пришел на Европейский континент недавно, но философия альтернативного уголовного правосудия складывалась в Европе примерно с конца 60-х годов XX в. И североамериканские инициативы во многом “несли на себе четкий след влияния теоретических трудов европейских ученых”802. В 1989 г. Законом о детях, молодежи и их семьях в Новой Зеландии фактически была создана первая в мире юридическая система восстановительного правосудия, в основание которой положены местные обычаи разрешения конфликтов803. Для этого созрели важные внутренние предпосылки, но в то время там еще ничего не было известно о теории восстановительного правосудия. В конце концов все эти направления начали составлять то, что сегодня относят к ВП. В восстановительном подходе обобщены различные критические позиции относительно современного правосудия и выработан альтернативный понятийный аппарат, который положен в основание способа. Прежде всего, переопределяется само понятие преступления: это есть в первую очередь насилие, обида, нанесенные другому человеку, а не выпад против государства. Преступление нано- сит вред конкретному человеку или определенной социальной группе (общности), а потому порождает обязательства по его заглаживанию- именно так трактуется понятие ответственности. Отсюда меняется цель правосудия: не наказание, а восстановление - исцеление, примирение и возмещение ущерба. Восстановление здесь понимается не формально-юридически как восстановление нарушенного абстрактного правопорядка и ущемленных прав жертвы путем возмездия (при полном фактическом равнодушии к ее драме и нуждам), но в социально-антропологической рамке - как исцеление жертвы, возмещение причиненного преступлением вреда, деятельное искупление вины преступником, взятие им на себя ответственности за возмещение причиненного ущерба, восстановление нарушенных отношений в социальной общности. Основными действующими лицами процесса становятся сами участники события - правонарушитель и жертва, важнейший принцип восстановительного правосудия - уполномочивание сторон. Пожалуй, главное для понимания восстановительного подхода состоит в содержании понятия ответственности: не попустительство и всепрощение, но точно так же и не возмездие. Примирение проводится только в том случае, если правонарушитель признается в совершенном деянии и готов загладить причиненный вред. Обидчик, который берет на себя ответственность, становится уже не пассивным объектом, претерпевающим государственное принуждение, а активным субъектом подлинной ответственности. В ВП ставится во главу угла вовсе не декриминализация (это другая тема), а способ ответа именно на криминальные деяния. “Необходимо признать, - пишет Дж. Брейтуэйт, - что уголовно-правовые нормы суть нравственные и ценностные установки значительно преобладающего большинства граждан... В современных индустриальных обществах существует единство мнений относительно правильности законов, направленных на охрану нашей личности и собственности”804. Единство касается, в первую очередь, того, что “насильственно-хищнические” преступления подлежат осуждению. С уголовным правом восстановительное правосудие расходится дальше - в способах реагирования. Итак, восстановительное правосудие - это в первую очередь другой взгляд, другая философия ответа общества на преступления, “другая парадигма”. Понятие парадигмы введено Т. Куном для анализа науки и процессов ее развития, которые он связывает со сменой парадигм805. Парадигма включает онтологию (картину мира), методологию, способы (образцы) решения задач, ценности. Это понятие использовано Зером в упомянутой книге (на английском языке - “Changing Lenses”, что буквально означает “Меняя линзы") в более широком контексте: парадигма как способ видения реальности детерминирует наше восприятие как природного, так и социального мира, что, в свою очередь, определяет способ деятельности. Парадигмы, пишет Зер, “дают нам линзы, через которые мы смотрим на явления. Они указывают пути решения проблем... Парадигмы являются особым способом конструирования реальности, и “карательное правосудие” есть лишь одна из таких конструкций”806. Ho коль скоро это так, возможны и другие конструкции, другие способы. Парадигма - не просто одна из множества теорий, это признанное сообществом представление о мире, предлагающее определенную модель постановки проблем и их решений. Сегодня восстановительный подход - в каком-то смысле потенциальная парадигма. “Парадигма... возникает тогда, когда есть четко сформулированная теория в сочетании с последовательной “грамматикой” и способами реализации, а также некоторая степень единодушия. В задачи парадигмы не входит решение всех проблем, но она должна решить самые насущные и указать направление движения. Сомневаюсь, что мы уже к этому пришли... Мы можем прибегнуть к помощи новых линз, даже если они и не представляют собой законченной парадигмы. Новое видение может стать ориентиром, указывающим направление, в котором следует двигаться, экспериментируя и открывая новые горизонты. В этом поиске нам предстоит сформировать понимание того, какими должны быть нормы; мы не стремимся охватить все ситуации, речь идет именно о стандарте, а не о том, как действовать в каждом конкретном случае. При использовании карательных линз в поле зрения попадают необычные, экстраординарные случаи, а процедуры, необходимые для решения таких дел, стали нормой и для “обычных” дел. Действительно, некоторые преступники настолько опасны от рождения, что их необходимо как-то обуздать: и кто-то должен принять соответствующие меры, руководствуясь особыми правилами. Некоторые преступления настолько ужасны, что требуют исключительных решений. Ho не этими, особыми, ситуациями должны определяться нормы. Поэтому, в первую очередь, нам следует установить содержание понятия преступления и то, каким должен быть ответ на него, учитывая при этом и возможность исключений из правил. Таким образом, пока преждевременно замахиваться на охват всего спектра реальных ситуаций, скорее, следует подумать о том, что должно стать нормой”807. Обратимся к исторически недавнему прошлому, когда тюрьма рассматривалась как рациональное наказание, способное обеспечить соразмерность ответа на преступление. Можно считать, что в правосудии конца XIX - начала XX вв. относительно определенного класса ситуаций произошла смена парадигмы - с созданием ювенальной юстиции (поскольку произошла радикальная смена способа). У ее истоков стоял тот же вопрос - об адекватности способов реагирования “природе” объекта и общественным ценностям. Преступное поведение стало рассматриваться как последствие неблагоприятной социальной среды, детский возраст указывал на несформированность личности и необходимость воспитания; в результате правонарушающее поведение несовершеннолетних было изъято из категории уголовных преступлений и стало трактоваться как отклоняющееся поведение808. Соответственно способом реагирования стали воспитание (перевоспитание), реабилитация. Суд взял на себя не свойственную прежде функцию - социализации детей с отклоняющимся поведением809. В этом радикальное отличие ювенальной юстиции (по истории возникновения и по понятию) от уголовной - не послабление уголовных санкций в силу возраста, а отказ от них вовсе и переход к реабилитационной модели реагирования. Эту модель Г. Бэйзмор назвал первой парадигмой ювенальной юстиции. Задача реабилитации получила, как он пишет, “медицинскую” интерпретацию, согласно которой преступное поведение рассматривается как симптом скрытых нарушений и психологических проблем810. Отсюда формой реагирования на правонарушающее поведение подростка стали реабилитационные и психотерапевтические программы, где правонарушитель оказывался пассивным получателем подобных услуг. Тем самым реабилитационный подход (или подход “индивидуализации обращения”)811, отрицая наказание, фактически не берет на себя функции порицания за противоправные деяния и игнорирует проблемы безопасности общества в связи с подростковой преступностью, что, по мнению многих, выгодно лишь преступникам. Естественно, в конце концов последовала реакция; в 60-70-е годы в США ювенальная юстиция стала подвергаться резкой критике, и возник своего рода откат к карательной парадигме в реагировании на преступления несовершеннолетних. “Усиливающееся разочарование в реабилитационной доктрине и страх перед ростом подростковой преступности с применением насилия побудили многие штаты принять законы, облегчающие передачу несовершеннолетних преступников в уголовный суд для взрослых”, в связи с чем возросло число подростков, отбывающих наказание в местах лишения свободы для взрослых812. Фактически речь идет о возникновении “карательной ювенальной юстиции”813, что само по себе нонсенс (с учетом понятия ювенальной юстиции). Разочарование в реабилитационной модели и одновременно понимание несправедливости и неэффективности карательной тоже стали импульсом к поиску новых возможностей. В этой ситуации восстановительный подход дает свой ответ на коллизию, как совместить две противоположные ориентации в реагировании на правонарушающее поведение несовершеннолетних - заботу о детях и защиту общества от детской преступности. Восстановительный подход важно сопоставить и с другими - теми, что при поверхностном взгляде кажутся ему близкими. Порой ВП путают со сделкой о признании. Сделка, будучи при определенных социокультурных условиях вполне осмысленной и практичной формой, ничего не меняет в карательной идеологии. Ни о каком примирении, раскаянии, исцелении жертвы и деятельной ответственности речи здесь не идет. Еще один подход - компромисс в борьбе с преступностью814. Весьма близка идеям ВП точка зрения о необходимости экономии уголовной репрессии и учета посткриминильно- го поведения лица, обвиняемого в совершении преступления, его раскаяния. Однако рамочные положения этих подходов принципиально различны. Идея компромисса как уступок в малом ради достижения более значимой цели - к примеру, раскрытия преступной организации путем побуждения виновного к сотрудничеству с органами уголовной юстиции - разрабатывается в идеологии повышения эффективности борьбы с преступностью. Безусловно, институт компромисса является чрезвычайно важным в решении этой задачи. Ho смысл ВП совсем в другом - в уполномочивании сторон на решение конфликта, в обязательствах обидчика по заглаживанию вреда, причиненного жертве, в исцелении жертвы. Идея компромисса отвечает на вопрос о взаимоотношениях обвиняемого (потенциального обвиняемого) и государства, в то время как восстановительный подход ставит во главу угла отношения обвиняемого и потерпевшего (обидчика и жертвы). Модели и мировые тенденции в области восстановительного правосудия. Оппозиция карательного и восстановительного правосудия - это противостояние двух взглядов (“линз”), абстракций, оппозиция идеальных типов, полученных, выражаясь терминологией Макса Вебера, “посредством мысленного усиления определенных элементов действительности”815. В реальности мы не обнаружим их в чистом виде. Если в пространстве логического мышления “карательное" и “восстановительное” противостоят как два предельных типа, выражающих различное содержание правосудия, в пространстве практической деятельности носители восстановительной идеи ищут диалога и форм сотрудничества с представителями и структурами официальной юстиции. Ибо только в этом случае ценности, заложенные в идее, могут найти реальное воплощение. В уголовном правосудии, где защищается в первую очередь публичный интерес816, возможность реализации обсуждаемого подхода весьма проблематична. Однако восстановительная юстиция находит все больше сторонников и действует в разных странах мира как альтернативная либо дополнительная форма реагирования на уголовные преступления. Сегодня за термином “восстановительное правосудие” стоят разные практические модели реагирования на преступления, объединенные общей идеологией - направленностью на исцеление жертв, ресоциализацию правонарушителей и восстановление сообществ. (Концепция имеет много названий, среди них “репаративное” правосудие, “реституционное”, “трансформационное”, “неофициальное” правосудие, за каждым из которых можно увидеть разные акценты общей идеи.) Центральным элементом восстановительного способа является посредничество (mediation) как специально организуемая процедура. Новая практика развивается столь стремительно, что нуждается в стандартизации. В рамках Европейского комитета по проблемам преступности (Совет Европы) создан Комитет экспертов по организации посредничества в уголовных делах, который составил Рекомендацию, где освещаются основные принципы, правовая основа, вопросы организации и развития посредничества в уголовных делах817. Посредничество в уголовных делах определяется здесь как процесс, в котором жертва и правонарушитель (обвиняемый) имеют возможность добровольно участвовать в решении порожденных преступлением проблем с помощью беспристрастной третьей стороны (посредника)818. Главная задача посредника (медиатора) состоит в организации встречи правонарушителя и жертвы. В 70-е годы такие специально организованные встречи получили название “программы примирения жертв и правонарушителей” (Victim-OJfender Reconciliation Programs - VORP), или коротко - “программы примирения”. Ho терминология претерпевает изменения. Опыт показывает, что преждевременное употребление слова “примирение” может вызвать негативное отношение жертвы к возможной встрече с нарушителем. Примирение-лишь возможный результат процесса. Поэтому сейчас американцы предпочитают называть такую программу “конференцией” жертвы и правонарушителя819, в практике московской группы мы предпочитаем в общении со сторонами говорить о “встрече” нарушителя и жертвы. В ходе примирительной встречи с помощью специально подготовленных посредников (у нас их принято называть ведущими программ ВП820) правонарушитель и жертва “глаза в глаза” могут выразить чувства и переживания, задать волнующие вопросы. Встреча дает шанс нарушителю получить “обратную связь”, почувствовать причиненную им боль, взять на себя подлинную ответственность за содеянное, принести извинение и принять активное участие в обсуждении условий возмещения ущерба, что одновременно способствует его ресоциализации - занятию позиции ответственного взрослого человека. Если правонарушитель раскаялся и готов возместить ущерб, составляется примирительный договор, выполнение которого далее контролируется. Задача ведущего - помочь жертве и обидчику выразить субъективную правду о событии, его причинах и последствиях и прийти к соглашению, содержание которого определяется самими сторонами. В примирительных встречах устанавливается психологическая правда. Отсюда результат встречи - при мирительный договор - является субъективно справедливым, это результат для конкретных людей, а не для юридической системы. Ведущий обеспечивает психологическую и физическую безопасность участников. Встреча тщательно готовится, предварительно ведущий встречается с каждой из сторон порознь, с тем чтобы выслушать их, рассказать о смысле предстоящей процедуры и подготовить к ней будущих участников. В программах принимают участие и другие лица, так или иначе затронутые преступлением, родственники. Последние могут оказать поддержку сторонам как в выработке решения, так и в последующей его реализации. Как видим, процедура посредничества принципиально отлична от официального судебного процесса, она противостоит самой развитой современной процессуальной форме - состязательности. Последняя ориентирована на противостояние, предполагает деперсонализацию сторон (в судебное противоборство вступают не личности, а процессуальные фигуры), в то время как программа примирения ориентирована на организацию персонализированного диалога1. Поэтому в тезаурусе ВП столь важное место занимают такие “человеческие”, а не формально-юридические категории, как чувства, потребности, переживания, понимание и т.п. Сопоставляя “процессуальные формы”, важно понимать, что они являются процедурным выражением подхода. Будучи необходимым условием правосудия, ориентированного на наказание (условием справедливости “карательного” правосудия), состязательность одновременно усугубляет конфликт между сторонами и отнюдь не способствует раскаянию преступника. Ho отказаться от нее можно, только отказавшись от карательной модели вообще. Смена основных действующих лиц в решении конфликта отнюдь не возвращает нас к кровной мести или суду толпы, поскольку речь идет об особом способе деятельности, о специально организованной процедуре, юридические последствия которой определяются официальными органами. Существуют разные организационные модели, обеспечивающие взаимодействие программ примирения с системой уголовной юстиции: в одних странах действуют независимые службы примирения, в других они включены в службы пробации, в третьих являются частью исправительных служб, в четвертых медиацией занимаются социальные службы муниципалитетов и др. Информация о случаях передается судами или органами расследования. Юридические результаты достигнутого соглашения зависят от тяжести обвинения. По преступлениям, не представляющим большой общественной опасности, обвинение может быть снято до передачи дела в суд; если соглашения достичь не удается (либо одна из сторон вообще отказывается от примирения), дело возвращается в официальную систему. По более серьезным преступлениям судья, вынося окончательное решение, принимает во внимание результаты примирительной встречи1. В ряде стран Европы нормы о посредничестве в уголовных делах вошли в законодательство, причем можно выделить разные способы законодательного оформления: в законах о ювенальной юстиции (Австрия, Германия, Финляндия, Польша), в УПК (Австрия, Франция, Бельгия, Финляндия, Польша), в УК (Германия, Финляндия, Польша), в специальном законе о посредничестве (Норвегия)821. Сегодня помимо “классических" моделей примирения правонарушителя и жертвы “лицом к лицу” (они наиболее распространены в Северной Америке и Европе) используются семейные и общинные конференции, появившиеся в Новой Зеландии и Австралии, в которых участвуют также родственники сторон, другие члены сообщества, представители полиции и правосудия для несовершеннолетних, круги правосудия (как форма общинного правосудия, характерная для индейцев Канады). Кроме того, используются более частные программы - например, направленные на возмещение ущерба, “челночная” медиация, когда стороны не встречаются, но достигают соглашения с помощью посредника, восстановительные программы в тюрьмах по особо тяжким преступлениям, ориентированные не столько на юридические последствия, сколько на гуманитарные эффекты. Основные принципы посредничества в разрешении конфликтов состоят в: I) добровольности участия сторон; 2) нейтральности медиатора (ведущего); 3) конфиденциальности процесса. Эти принципы равно относятся к посредничеству как в гражданских, так и в уголовных делах. Ho есть ряд специфических характеристик, относящихся к ВП - посредничеству в разрешении уголовных конфликтов. Назовем важнейшие. I. Примирение по уголовным делам проводится лишь в том случае, если правонарушитель (обвиняемый, преступник) признает свою ответственность и готов загладить причиненный ущерб. Из этого обстоятельства вытекают некоторые следствия. Во-первых, - юридического характера. Согласие на участие в программе не следует отождествлять с признанием вины в юридическом смысле. В упомянутой Рекомендации Комитета Министров Совета Европы, в комментарии к п. 14 ч. IV Приложения, подчеркивается: “Нет необходимости в том, чтобы обвиняемый признал вину, а органы уголовного правосудия, дабы не нарушить принцип презумпции невиновности (ст. 6.2, Европейская конвенция по правам человека), не должны считать его виновным. Достаточно, если обвиняемый принимает на себя определенную ответственность за произошедшее. Более того, участие в посредничестве не должно впоследствии обратиться против обвиняемого, если дело по окончании встречи вновь будет передано органам уголовного правосудия. К тому же согласие обвиняемого с изложенными обстоятельствами преступления, полученное в ходе встречи, или даже “признание вины” в ходе посредничества не должны быть использованы в качестве доказательств по данному делу в ходе последующего судебного разбирательства”822. Во-вторых, особенность состоит в сочетании нейтральности ведущего с “несимметричностью” сторон. “Оставаясь беспристрастным, - говорится в той же Рекомендации (комментарий к п. 26 ч. V.3 Приложения), - ведущий не должен забывать о том, что совершено противозаконное деяние, проступок, ответственным за который является правонарушитель. Таким образом, существенным отличием посредничества в гражданских делах от посредничества в уголовных является изначальное неравенство сторон в последнем случае, поскольку очевидно, что основные обязательства лежат на правонарушителе. Однако, следуя принципу презумпции невиновности, ведущий не должен иметь позицию по вопросу виновности”823. 2. Цели примирения по уголовным делам не исчерпываются прагматическим результатом - заключением соглашения и возмещением ущерба, что характерно для решения гражданских споров. Программы ВП отличает их преобразующее влияние на личность как жертвы, так и нарушителя. TaKjro модель М. Умбрайт назвал гуманистической моделью посредничества в разрешении конфликтов824. Гуманистическая, целительная функция посредничества, отмечает M. Умбрайт, во многих аспектах повторяет гуманистический стиль психотерапии, который подразумевает безусловную способность каждого человека к трансформации, изменению и личному росту. Эти категории, а также такие понятия, как исцеление, саморазвитие, эмпатия, взаимопонимание и др., вошли в обиход программ ВП из практики гуманистической психологии. Тем не менее посредничество не сливается с психотерапией, и ведущий не должен обладать навыками психотерапевта. 3. ВП имеет определенные ограничения. Во-первых, допускается, что некоторые преступники в целях общественной безопасности должны быть изолированы от общества. Во-вторых, чрезмерные требования пострадавших к правонарушителю должны быть ограничены в случае их несоразмерности тяжести совершенного деяния825. Мировые тенденции в области ВП состоят в его распространении (расширении географии, росте числа организаций, уполномоченных заниматься восстановительными программами, категорий дел и количества случаев, прошедших через эти программы), развитии партнерства с официальной юстицией, укреплении международного сотрудничества, включении идей ВП в международные правовые акты, увязывании с национальным законодательством, придании приоритета в области правосудия для несовершеннолетних, стандартизации новой практики, в специальной подготовке ведущих (медиаторов). В упомянутой Рекомендации № R (99) 19, в частности, формулируется принцип доступности посредничества. Рекомендация призывает государства - члены Совета Европы способствовать развитию и признанию посредничества в качестве альтернативы либо дополнения к официальному уголовному процессу. 8 декабря 2000 г. состоялось официальное учреждение Европейского форума программ посредничества между жертвой и правонарушителем и восстановительной юстиции - первой в Европе международной организации, объединяющей исследователей, практиков, государственные и неправительственные организации, работающие в этой сфере. В Венской декларации о преступности и правосудии (принятой на Десятом конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, Вена, 10-17 апреля 2000 г.) обращено внимание на “возможности реституционных подходов к правосудию, которые направлены на сокращение преступности и содействие исцелению жертв, правонарушителей и оздоровлению общин”826. Пункты 27 и 28 этого документа непосредственно посвящены вопросам посредничества в уголовном правосудии. Комиссией ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию и Экономическим и Социальным Советом ООН принят в качестве проекта текст Декларации основных принципов использования программ восстановительного правосудия в уголовных делах (документ утвержден ESO SOC в качестве проекта резолюцией № 2000/14)’. В соответствии с регламентом документ направлен государствам - членам ООН для обсуждения и представления рекомендаций относительно дальнейших действий в области ВП. Наиболее востребованным восстановительный подход стал в правосудии по делам несовершеннолетних: здесь он встречает наибольшее понимание со стороны власти, правоохранительных органов и общественности827. Россия: условия для реализации восстановительного подхода. В Уголовный кодекс РФ, введенный в действие с I января 1997 г., впервые была включена норма об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением обвиняемого с потерпевшим по делам публичного обвинения (ст. 76); уголовно-процессуальная регламентация устанавливалась ст. 9 УПК РСФСР. Институт примирения касался лиц, впервые совершивших преступление небольшой тяжести. В новом УПК РФ (ст. 25) правовое поле для прекращения дел по этому основанию расширено: теперь такую возможность получают и лица, впервые совершившие преступление средней тяжести. Это свидетельствует о стремлении законодателя к сокращению уголовной репрессии, к применению мирного способа в разрешении уголовных конфликтов. Введению в УК РФ нормы об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением сторон предшествовали серьезные дискуссии. Авторы Кодекса, указав в качестве одной из целей наказания восстановление социальной справедливости, видели ее реализацию, в частности, в возможности освобождения от уголовной ответственности за примирением сторон не только по делам частного обвинения, но и по другим преступлениям небольшой тяжести828. Потенциал использования примирительных процедур содержится и в ряде других норм, в которых непосредственно о примирении не говорится, но идет речь о таких его элементах, как возмещение ущерба и заглаживание вреда со стороны обвиняемого (ч. I ст. 75 УК РФ), утрата лицом признака общественной опасности (ст. 77 УК), а также в нормах, касающихся уголовных дел в отношении несовершеннолетних (ст. 90, 91 УК РФ) и предусматривающих освобождение от уголовной ответственности в связи с применением принудительных мер воспитательного воздействия. По делам частного обвинения примирение влечет обязательное прекращение уголовного дела, и мировой судья обязан разъяснить сторонам возможность примирения (ч. 5 ст. 319 УПК РФ). Ho поскольку мировой судья рассматривает уголовные дела только о преступлениях небольшой и средней тяжести, то фактически по всем делам публичного и частно-публичного обвинения, где преступление совершено впервые, он должен разъяснить это право. По всем перечисленным категориям дел речь идет, следовательно, о процессуальном праве сторон на примирение829. В общеправовом смысле примирение - это право людей, которое не запрещено законом и которое они в принципе могут осуществить за пределами уголовного судопроизводства безотносительно к юридической квалификации совершенного деяния. Такие действия, приведшие к заглаживанию вреда, причиненного потерпевшему, согласно п. “к” ч. I. ст. 61 УК РФ служат обстоятельством, смягчающим наказание. Приведенные нормы являются важнейшей предпосылкой формирования в России практики восстановительного правосудия. Однако, как показывают исследования, потенциал указанных норм во многом остается нереализованным830. В частности, в исследовании председателя Ростовского областного суда В. Н. Ткачева выявлено, что не менее 90 % решений (следователей и судей) об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим выносятся по делам частного обвинения831. Причины разрыва между законом и правоприменительной практикой можно усмотреть в наличии стереотипа отнесения примирения именно к этой категории дел, в общей карательной направленности уголовного судопроизводства и соответствующем сознании правоприменителей, относительно применения к несовершеннолетним норм ст. 76 и 90 УК РФ - в отсутствии сколь-нибудь эффективных механизмов ресоциализации подростков, вызывающем опасения судей, что, освобожденные от уголовной ответственности, они вновь совершат преступления832, и, наконец, в отсутствии правовой регламентации направления случаев на примирение833. В рамках действующего в России института примирения не определены ни процедура передачи дел посредникам, ни форма контроля за договоренностями между сторонами, ни социально-реабилитационная инфраструктура реализации решений данного типа. Примирение (по указанным категориям дел) рассматривается как право лиц, но не как специально организуемая процедура. В отечественном законодательстве по уголовным делам мы встречаем понятие “примирение”, но не найдем “посредничество”. Однако для сторон уголовного конфликта, разделенных враждой и противоположными процессуальными интересами, примирение нередко становится затруднительным, а порой и невозможным. Концепция восстановительного правосудия придает праву на примирение механизмы реализации. В России в настоящее время в разных регионах действует ряд некоммерческих организаций, осуществляющих в рамках пилотных проектов программы ВП834. Первой стала межрегиональная общественная организация Общественный Центр “Судебно-правовая реформа”, которая с 1997 г. занимается созданием условий и отработкой элементов ВП в нашей уголовной юстиции. К числу таких условий относятся: установление партнерства с правоохранительными органами и судами, разработка алгоритмов взаимодействия, проведение программ примирения между правонарушителем и потерпевшим в рамках пилотных проектов, разработка методик и обучение потенциальных ведущих навыкам проведения программ, издание литературы по этой проблематике. Элементы восстановительного подхода начали вводиться в практику по делам несовершеннолетних, где некарательная парадигма наиболее востребована и встречает меньше сопротивления со стороны правоохранительных органов. Больше того, по делам в отношении несовершеннолетних формируется понимание необходимости реализации восстановительного подхода со стороны судейского корпуса. “Следует признать, - пишет В.Н. Ткачев, - что в условиях явно недостаточного законодательного регламентирования восстановительного правосудия именно судебные органы выступают наиболее эффективным субъектом в этой области”835. Получена поддержка и в Генеральной прокуратуре РФ3. Благоприятствование восстановительному правосудию связано с активизацией юридической общественности, судейского корпуса и общественных организаций в осуществлении провозглашенного Концепцией судебной реформы РФ 1991 г. положения о создании в России системы ювенальной юстиции. Начиная с 1998 г. в Москве и Санкт-Петербурге при поддержке Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ), затем в Ростове-на-Дону и Саратове (при поддержке Программы Развития ООН (ПРООН) осуществляются проекты, направленные на приведение российского правосудия в отношении несовершеннолетних к международным стандартам836. (В настоящее время к подобным экспериментам готовятся и другие регионы, причем инициаторами выступают областные суды.) Речь идет о реализации фундаментальных принципов ювенальной юстиции, таких как: благополучие подростка (преимущественно охранительная ориентация юстиции), индивидуализация, социальная насыщенность, позволяющая суду привлечь разных специалистов для работы с ребенком837. Совершение подростком правонарушения рассматривается в первую очередь как симптом неблагополучия (социального или психического), именно это становится предметом работы гуманитарных служб. В практическом плане в пилотных проектах это вылилось в учреждение должности социального работника при судье, рассматривающем дела несовершеннолетних. В обязанности социального работника входят, во-первых, сбор информации об условиях жизни и воспитания подростка, причинах и условиях, способствовавших совершению им преступления, исследование уровня психического развития и иных особенностей его личности (ст. 392 УПК РСФСР, ст. 421 УПК РФ, ч. 3 ст. 20 УК РФ), во-вторых, социальнореабилитационная работа с подростком, обеспечивающая воспитательный эффект некарательных решений суда838. Однако дополнение суда только позицией социального работника (социальной службой) не исчерпывает целей ресоциализации, возвращая нас к классической реабилитационной парадигме. Согласно концепции правосудия по делам несовершеннолетних, которая разрабатывается Центром “Судебно-правовая реформа”, структура процесса ресоциализации при работе с несовершеннолетними правонарушителями предполагает в общем случае и социальную работу, и программы ВП. Последние, как уже говорилось, одновременно с некарательным реагированием обеспечивают порицание за преступление, возмещение ущерба, исцеление жертвы, личностное развитие нарушителя через принятие ответственности за содеянное. В двух районах г. Москвы Центром разрабатывались модели взаимодействия программ примирения со следствием, прокуратурой и судом. В процессе работы сотрудники Центра столкнулись с немалыми трудностями включения программ примирения в уголовный процесс. Прежде всего - на стадии предварительного расследования. Ведомственные показатели оценки работы следователя делают его фигурой, не заинтересованной в передаче дел в программы примирения, даже по делам небольшой тяжести. Более продуктивным оказывается взаимодействие с прокуратурой и судом. Наиболее полная рабочая модель была разработана и реализовала в работе с Черемушкинским районным судом г. Москвы". Сотрудничество Центра и суда строилось на основании договора, процедуры взаимодействия участников проекта были зафиксированы в специально разработанном алгоритме, который стал неотъемлемой частью договора сотрудничества. С учетом обусловленных законодательством “внутренних потребностей” правосудия по делам несовершеннолетних первой новой позицией в экспериментальной модели стал социальный работник - он был нужен судье для сбора необходимой информации о подростке. Программы же примирения стали встраиваться как дополнительный элемент - информация о делах передавалась на программу примирения социальным работником после его первичного контакта с обвиняемым. В глазах судьи и социального работника программы примирения обвиняемого и потерпевшего вписываются в общий контекст социально-реабилитационного процесса как его катализаторы и важнейшие элементы. В случае проведения программ примирения примирительные договоры по ходатайству сторон приобщались к материалам дела иучитывались судом при вынесении решения. Законодательство и практические эксперименты по организации примирения между обвиняемым и потерпевшим подготовили почву для коррекции отечественной правоприменительной практики, ее восстановительной переориентации. Ближайшие шаги - это область реагирования на правонарушения несовершеннолетних"839 и мировая юстиция840. Новый опыт должен получить более существенную под держку со стороны официальных органов и институциональное закрепление. В перспективе следует вести речь и о расширении правового поля для некарательных юридических последствий примирения. Сегодня "можно констатировать, что этот процесс продолжается и после принятия УПК РФ, Важной вехой стал здесь Федеральный закон от 31 октября 2002 г. № 133-ФЭ “О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях”841, который внес существенные изменения в ст. 158 УК РФ (кража). Теперь неквалифицированная кража отнесена к преступлениям небольшой тяжести, а ряд квалифицированных видов кражи - к категории средней тяжести, что вводит их в круг дел, предусмотренных ст. 25 УПК РФ. Это имеет большое значение, в частности, для производства по уголовным делам в отношении несовершеннолетних. Как показывает анализ структуры преступности несовершеннолетних, наибольший удельный вес занимают кражи, при этом подростки нередко совершают кражи вдвоем (группой), что в прежней редакции ст. 158 УК РФ относило их к категории тяжких преступлений. Ho, как справедливо замечает В. Н. Ткачев, “именно корыстные преступления, не сопряженные с опасным для жизни и здоровья насилием, субъектами которых выступили несовершеннолетние, и могли бы в первую очередь стать тем правовым полем, в рамках которого следовало бы применять доктрину восстановительного правосудия”842. Однако пока нормы об освобождении от уголовной ответственности за примирением сторон по делам публичного и частнопубличного обвинения ограничивают права потерпевшего, поскольку право окончательного решения о прекращении дела принадлежит правоприменителю843. Использование посредничества в отечественном уголовном судопроизводстве все активнее обсуждается учеными, предлагаются различные варианты связи примирительных процедур с уголовным процессом. При этом все сходятся в том, что новая практика должна быть под контролем суда844. Правда, К. Сесар предупреждает, что восстановительную юстицию не следует включать в систему уголовной юстиции, поскольку есть опасность перерождения первой в рамках более сильной карательной системы845. Ho “учреждение автономной системы восстановительной юстиции” пока представляется утопией, причем не только в России. Перспектива же создания у вдс автономной системы ювенальной юстиции может оказаться достаточно реалистичной. И с учетом мировых тенденций “детского” правосудия это должна быть восстановительная ювенальная юстиция. He стоит тем не менее забывать, что восстановительный подход как таковой, да и нормы российского законодательства предусматривают возможность важных юридических последствий примирения сторон и для взрослых обвиняемых. Однако практическое применение соответствующих норм предполагает специальные усилия, поскольку велика инерция обвинительного сознания правоприменителя, а в основании сегодняшних экспериментов лежит добрая воля отдельных следователей, прокуроров и судей, это слишком зыбкая почва. Путь видится в изменении правосознания правоприменителя и развитии института посредничества в уголовных делах, JSJiR которого, по-видимому, потребуется законодательное оформление.

страница 1

Рустем Максудов

Идея восстановительного подхода в работе с правонарушениями и конфликтами с участием несовершеннолетних
Разработка восстановительного подхода к ситуациям правонарушений и конфликтов с участием несовершеннолетних началась в России Общественным центром «Судебно-правовая реформа» с 1998 г 1 . В течение 13 лет центр "Судебно-правовая реформа" организует в России деятельность по распространению идеи и практики восстановительного правосудия.

По мнению многих специалистов, жертвам преступлений наносится двойной ущерб: во-первых, от преступления и, во-вторых, от карательного способа организации правосудия, не позволяющего комплексно решать проблемы жертв. Карательная направленность уголовного правосудия обусловлена трактовкой события преступления как нарушения законов государства, а не причинения вреда конкретным людям и отношениям, а также нацеленностью уголовного процесса на доказывание виновности и определение наказания виновному. Потерпевшие чаще всего не знают о судьбе своего обидчика, поскольку не всегда являются на судебные заседания из-за нежелания дополнительно испытывать переживания.

Для правонарушителя уголовный процесс носит характер клеймения и затрудняет его реинтеграцию в общество. Места лишения свободы существенно углубляют отчуждение правонарушителей от законопослушного общества. Ужесточение наказаний, объединяющее все большее количество правонарушителей в колониях и тюрьмах, содействует воспроизводству криминальной субкультуры.

Чем больше число населения, проходящего через места лишения свободы, тем больше это способствует распространению терпимости к преступному поведению, усилению враждебности к работникам правоохранительных органов и судов, закреплению ориентации населения на криминальные авторитеты как образцы поведения, а также на силовое разрешение конфликтов и агрессивность в отношениях как норму поведения.

Концепция восстановительного правосудия (и шире - восстановительного подхода) разрабатывается сегодня в мире как система теоретических представлений и набор способов, процедур и приемов работы, используемых в ситуации преступления, конфликта, в обстоятельствах эскалации взаимонепонимания, отчуждения и напряженности в отношения между людьми и всплеска насилия. Использование восстановительного подхода необходимо тогда, когда межчеловеческие отношения насыщаются ненавистью и мстительностью, которые обрывают возможность протекания нормальной человеческой жизни.

Восстановительное правосудие (и шире - восстановительный подход) помогает людям самим исправить зло, причиненное конфликтами и преступлениями. Восстановительный подход в разрешении конфликтов и криминальных ситуаций с помощью медиаторов помогает реализовать важные для общества ценности: исцеление жертв преступлений, заглаживание вреда силами обидчиков, участие в этом процессе ближайшего социального окружения.

Ядром восстановительных программ являются встречи конфликтующих сторон или жертвы и правонарушителя, в ходе которых обсуждаются важные для общества и для людей способы цивилизованного выхода из конфликта или криминальной ситуации. В ходе встреч с помощью подготовленных ведущих (медиаторов) изменяются отношения между людьми: от отношений взаимной ненависти, злобы и агрессии стороны приходят к пониманию друг друга. Как результат – принимаются и реализуются обязательства по заглаживанию вреда и осуществляются по отношению друг к другу восстановительные действия: извинение, прощение, заглаживание вреда, понимание, принятие, то есть такие простые действия, на основе которых держится и не распадается общество.

Встречи в рамках восстановительного подхода, практикуемого в России, могут проходить с помощью трех программ: восстановительной медиации, кругов сообществ, семейных конференций. Коротко опишем каждый тип.

• 
  Восстановительная медиация 2 – это процесс, в котором медиатор создает условия для восстановления способности людей понимать друг друга и договариваться о приемлемых для них вариантах решения проблем (при необходимости - о заглаживании причиненного вреда), возникших в результате конфликтных или криминальных ситуаций.

В ходе восстановительной медиации важно, чтобы стороны имели возможность освободиться от негативных состояний и обрести ресурс для совместного поиска выхода из ситуации. Восстановительная медиация включает предварительные встречи медиатора с каждой из сторон по отдельности и общую встречу сторон с участием медиатора.

Основой восстановительной медиации является организация диалога между сторонами, который дает возможность сторонам лучше узнать и понять друг друга. Диалог способствует изменению отношений: от отношений конфронтации, предубеждений, подозрительности, агрессивности к позитивным взаимоотношениям. Медиатор помогает участникам выразить и услышать точки зрения, мнения, чувства сторон, что формирует пространство взаимопонимания.

Важнейшим результатом восстановительной медиации являются восстановительные действия (извинение, прощение, стремление искренне загладить причиненный вред), то есть такие действия, которые помогают исправить последствия конфликтной или криминальной ситуации.

Не менее важным результатом медиации может быть соглашение или примирительный договор, передаваемый в орган, направивший случай на медиацию. Примирительный договор (соглашение) может учитываться данным органом при принятии решения о дальнейших действиях в отношении участников ситуации.

Восстановительная медиация ориентирована на процесс коммуникации, она направлена, в первую очередь, на налаживание взаимопонимания, обретение способности к диалогу и способности разрешить конфликт. Достижение соглашения становится естественным результатом такого процесса.

Важнейшей ценностью и целью восстановительной медиации является работа по «очеловечиванию» взаимоотношений. Конфликт или криминальная ситуация приводит часто к тому, что люди начинают видеть друг в друге исключительно негативные стороны, возрастает чувство страха, ненависти или злобы. Человек, заражаясь этими чувствами, порой не в состоянии воспринимать адекватно ни свои действия, ни действия других. Восстановительная медиация за счет восстановления способности понимания ситуации, проблем, намерений, целей, норм и установок позволяет снять негативные представления у сторон относительно друг друга. Ведущий (медиатор) помогает людям выразить полноту их ситуации и донести её друг до друга таким способом, чтобы участники, узнав конструктивным образом те аспекты человеческого существования, которые были до этого скрыты от них, нашли в себе силы начать обсуждать совместное решение данной проблемы. Образно говоря, медиатор строит лестницу, шагая по которой, люди узнают все больше и больше друг о друге, и это знание помогает им справиться с ситуацией. Каждая «ступенька» этой лестницы помогает сделать шаг в сторону строительства здоровых отношений друг с другом. Важнейшими ступеньками этой лестницы являются:

1. 
   понимание своих чувств, состояний и оснований действия;
2. 
   понимание чувств, состояний и оснований действия другого человека (других людей);
3. 
   осознание последствий ситуации для себя и других людей;
4. 
   восстановительные действия, позволяющие изменить отношение друг к другу;
5. 
   ответственность за изменение ситуации, совместный поиск решения и его реализацию.

«Лестница» восстановительной медиации

• 
  «Круги сообществ» - это многовековой способ разрешения конфликтов, который существует в различных формах в культуре многих народов. Российские народы сохранили в своей жизнедеятельности тоже такие формы культуры, в которых семья и участники конфликтной или криминальной ситуации, обращаясь к традициям примирения в кризисные моменты своей жизни, сообща решают, как изменить ситуацию в интересах каждого с тем, чтобы это способствовало реализации нравственных ценностей.

Важнейшей особенностью Кругов является привлечение к обсуждению проблемы всех заинтересованных людей, что обеспечивает их активное участие в принятии решения и разделении ответственности за его выполнение. Процесс Круга позволяет включать в работу с конфликтами и криминальными ситуациями значительное число участников. В нашем опыте их число достигало 30 человек. Материалом для разработки российских методик Кругов послужили традиции крестьянского общинного правосудия и опыт североамериканских индейцев

• 
  «Семейные конференции» (Family Group Conferences - FGC ) базируются на традициях коренного населения Новой Зеландии маори. В 1989 г. в Новой Зеландии был принят Закон «О детях, подростках и их семьях», согласно которому несовершеннолетние в случае совершения ими преступлений (кроме убийств) направляются на Семейные конференции. Кроме представителей ближайшего социального окружения, в них участвуют социальные работники, адвокаты, полицейские. Решения здесь принимаются в результате обсуждений и при достижении консенсуса. Важной составляющей Семейной конференции является активизация потенциала семьи и ближайшего социального окружения для выработки самостоятельного решения по поводу кризисной ситуации в семье. В 90-е годы опыт Новой Зеландии распространился и закрепился в Австралии. По нашим сведениям, в настоящее время Семейные конференции успешно проводятся в Нидерландах и Великобритании. Существует опыт проведения Семейных конференций и в России (Мурманск, Новосибирск).

При этом для нас с самого начала нашей работы было важным не только выделить философию и принципы (это представляется недостаточным для разработки подхода), но и инициировать определенную деятельность, связывающую теоретические конструкции с практикой. Такой деятельностью, на наш взгляд, является проведение программ восстановительного правосудия.

Если говорить на уровне модели работы, то для того, чтобы провести программу восстановительного правосудия по уголовно наказуемым деяниям с участием несовершеннолетних, должна быть создана разносторонняя структура, включающая, как минимум, преобразованные три основных и один факультативный способ деятельности: основные – способ деятельности представителя уголовной юстиции, способ деятельности ведущего программ примирения, способ деятельности участников криминальной ситуации, то есть, самих жертв, правонарушителей и их ближайшего окружения, факультативный – способ деятельности специалиста по социальной работе.

На наш взгляд, способ деятельности специалиста по социальной работе является факультативным, поскольку востребуется в исключительных ситуациях, когда люди не в состоянии решить собственные проблемы и требуется постоянное социальное и/или психологическое сопровождение.

На уровне организационной модели можно определить восстановительный подход как связку четырех деятельностей:


При этом важно понимать, на каких основаниях работают специалисты в восстановительном подходе и какая деятельность является ядерной или ведущей. На наш взгляд, ведущей деятельностью является деятельность медиатора, поскольку именно она задает существо восстановительного подхода как другой деятельности по отношению к существующим сегодня деятельностям социального работника, юриста, психолога.

Почему именно эта деятельность задает ядро восстановительного подхода? Сейчас стало модно говорить об отсутствии межведомственного взаимодействия. При этом совершенно упускается тот факт, что главным в межведомственном взаимодействии является содержание деятельности. Если в приказном порядке собрать специалистов и приказать им работать на благополучие ребенка, никакого взаимодействия не будет. Главным является понимание того, как мы работаем с детьми и семьями, на каких основаниях и в каком подходе. Здесь мы переходим от организационного понимания подхода к содержательному.

В условиях практической работы важно понимать, чем именно будут заниматься специалисты: цели их работы, основные роли, каким образом они будут кооперироваться друг с другом и какие условия, исходя из специфики их деятельности, необходимо для них создавать.

Главными целями специалистов в восстановительном походе к конфликтным и криминальным ситуациям с участием несовершеннолетних является создание пространства для:

• 
  полноценного участия в этом процессе ближайшего социального окружения, прежде всего семьи, и самого ребенка;
• 
  разрешения конфликта через взаимопонимание и осуществление восстановительных действий;
• 
  заглаживания вреда потерпевшему в случае криминальных ситуаций.

Если принять эти цели, медиация, Семейные конференции и Круги сообществ из факультативных процедур, как они чаще всего воспринимаются некоторыми идеологами российской ювенальной юстиции, превращаются в ядро ювенальной юстиции, поскольку именно эти программы нацелены на участие в разработке, принятии и реализации решения силами семьи, ближайшего социального окружения и самих детей, находящихся в трудной жизненной ситуации.

Роль медиаторов и специалистов по социальной работе заключается в поддержке процесса такой интеграции детей и семей в общество, которая происходила бы при максимальном включении ресурса этих семей и детей в восстановительные процессы. Роль специалистов юстиции заключается в том, чтобы помочь запустить восстановительный процесс с помощью правовых механизмов, предусматривающих защиту прав и интересов семьи и ребенка.

В практике восстановительного правосудия важнейшей фигурой является ведущий (медиатор) программ восстановительного правосудия. Но как только мы говорим о структуре различных типов деятельности (например, медиатор и социальный работник), сразу же встает вопрос об особенностях совокупной деятельности, которую могут (а, возможно, и должны) осуществлять специалисты в кооперации. Например, в рамках практики Семейных конференций, которые родились в Новой Зеландии, в подготовке встреч семьи и жертвы участвуют медиаторы и социальные работники 3 .

Какие новые основания дают возможность объединяться медиаторам и социальным работникам в восстановительном подходе? Прежде всего, это новые понятия, которые позволяют по-иному осуществлять деятельность.

Сравним понятия в реабилитационном подходе и восстановительном. Конституирующим понятием для связи различных ролей в рамках реабилитационного подхода является понятие «индивидуальная реабилитационная программа». Соответственно, специалист «видит» себя и других через это понятие. Разработка, принятие и выполнение реабилитационной программы будет связывать на определенное время специалиста с подростком и его родителями.

Принципиальным для характеристики деятельности специалиста в рамках реабилитационного подхода является следующее. Реабилитационную программу разрабатывает специалист. Даже если специалист проектирует ее совместно с клиентом, именно он несет ответственность за ее профессиональное содержание, иначе она перестанет быть реабилитационной программой. Последняя основывается на том, что специалист должен иметь представления 4 , которые помогают ему осуществить маркировку ситуации и человека. В таком подходе происходит наложение нормативных представлений о поведении человека и оценивание степени тяжести ситуации 5 . На базе данного знания разрабатывается диагностический инструмент, с помощью которого «измеряют» людей и ситуации 6 .

Это знание помогает разработать и реализовать реабилитационную программу. Специалист также несет ответственность (частичную) за ее реализацию. И именно он должен определить момент, когда деятельность по реализации реабилитационной программы заканчивается. Такой специалист может работать в субъект-субъектном подходе, в сотрудничестве с клиентом, быть гуманным (отзывчивым, понимающим, добрым и т.д.), и при этом именно его знание будет определять способ решения ситуации, с которой он работает. В этом случае проблемой является вовлечение участников ситуации (криминальной, семейной) в разработку и реализацию реабилитационной программы, основную ответственность за которую несет специалист. Идею реабилитационного подхода можно изобразить следующим образом:

В восстановительном подходе связь, через которую «видят» себя специалисты, иная. Здесь конституирующим является не понятие «реабилитационная программа», а понятие «пространство взаимопонимания и восстановительных действий участников криминальной или конфликтной ситуации» 7 .

В восстановительном подходе понятие «пространство взаимопонимания и восстановительных действий участников криминальной или конфликтной ситуации» задает иной формат деятельности специалистов. Специалисты (например, медиатор и социальный работник) не определяют и не несут ответственности за восстановительные действия клиентов. Более того, восстановительные действия порой происходят за рамками деятельности специалистов. Функция специалистов заключается не в том, чтобы помочь разработать содержание восстановительных действий, а в том, чтобы создать уникальные и подходящие для данного случая конфигурацию людей и условия для личностно окрашенной коммуникации.

Это способствует осуществлению восстановительных действий. Специалисты помогают состояться ценным для человеческого сообщества действиям: заглаживанию вреда, раскаянию, осознанию, прощению, планированию своего будущего, восстановлению отношений и опеки над детьми. Но эти действия в силу определенных обстоятельств (например, травмы, обиды или болезни) люди без посторонней помощи сделать порой не в состоянии. Поэтому в восстановительном подходе медиаторов учат центрироваться, прежде всего, на процессе, а не только на результате. Но поскольку ситуации в области правосудия и затяжных конфликтов могут привести к разрушительным последствиям для людей и отношений, то в то же время существует нацеленность на определенный результат.

Важнейшей характеристикой восстановительного подхода является возвращение способности разрешить конфликт самим сторонам. Приватизация конфликта государством и потеря способности людей самим искать выход из конфликтных ситуаций явились острием критики правосудия выдающимся норвежским криминологом Нильсом Кристи 8 .

Конечно, в правосудии и в гуманитарно-ориентированных практиках должны работать профессионалы (юристы и социальные работники). Но когда мы говорим о возвращении конфликтов самим людям, когда мы утверждаем, что конфликты являются «социальным топливом общества», что без них и их конструктивного разрешения трудно представить существование общества, его эволюцию и развитие, то мы ставим границы профессионально-предметному знанию и, соответственно, профессионалам.

Чем значительнее роль профессионалов, тем больше они уверены, что знают, что именно происходит, что относится к делу, что нет и как разрешать ситуацию . Участники конфликтной или криминальной ситуации все меньше и меньше влияют на собственную жизнь. Профессионалы же используют конфликты для воспроизводства предметного знания и соответствующих организационно-ведомственных форм. В России область уголовно наказуемых деяний приватизирована ведомствами уголовной юстиции (судами, прокуратурой, милицией и учреждениями исполнения наказаний) и адвокатурой, а общество фактически лишается своего «социального топлива» – возможности участия граждан в «оттачивании норм» 9 .

В чем специфичность отношений разобщения, конфликтности и мести, когда мы говорим о юстиции? В обычных условиях большинство людей в состоянии сами наладить конструктивный диалог, преодолевающий разобщение, злобу и желание отомстить. Но криминальная или конфликтная, и поэтому стрессовая, ситуация, в которую попадают люди, часто «съедает» ресурс для построения диалога. Стремление представителей государства монополизировать конфликты и криминальные ситуации в обществе также подрывает способность людей к налаживанию конструктивного диалога. Эту способность нивелируют и современные урбанизированные формы жизни , когда жизнь в определенных ролях не требует и часто запрещает личностное общение друг с другом. Последнее - удел традиционных форм социальной жизни (деревня и община). Все труднее справиться с конфликтами и в силу ограниченности знания , которым люди располагают друг о друге.

Безличностные и ограниченные формы взаимодействия людей приводят к вытеснению проявления чувства стыда . У людей формируются установки на проявление и демонстрацию силы, они отучаются показывать друг другу слабость и прячут те чувства, которые связаны со стыдом и травматическими переживаниями. Выявление и проявление данных чувств является одним из механизмов исцеления жертвы и глубинного осознания ситуации правонарушителем 10 .

В российских условиях нередко родственники и знакомые правонарушителя пытаются содействовать заглаживанию вреда и урегулированию криминальной ситуации. Но эти отдельные шаги не всегда обеспечиваются навыками, способствующими освобождению от тяжелых последствий криминальных ситуаций, и наталкиваются в России часто на противодействие представителей органов уголовного правосудия или откровенное мошенничество. Современные условия жизни требуют институциональной поддержки важных для общества способов разрешения конфликтов и криминальных ситуаций. Ответом на эту ситуацию является возрождение существовавших прежде во многих странах неформальных и признанных обществом и государством институтов, помогающих урегулировать конфликты в порядке гражданского 11 и уголовного судопроизводства 12 . Создаются службы медиации, которые в новых условиях с помощью подготовленных посредников реализуют принципы неформального правосудия.

Таким образом, ведущему (медиатору) важно:

1. 
   Способствовать освобождению участников криминальной ситуации от последствий криминальной ситуации и травматических действий сотрудников правоохранительных органов.
2. 
   Помочь налаживанию взаимопонимания между участниками криминальной ситуации. Это действие состоит в том, чтобы помочь людям «увидеть» ситуацию с точки зрения другого, а также позитивные личностные особенности друг друга. Для этого самому медиатору важно принимать во внимание особенности людей и уметь превращать их в ресурс для восстановительных действий.

В каком направлении должна быть выстроена деятельность медиатора и социального работника в восстановительном подходе? На наш взгляд, здесь необходимо создать условия для взаимопонимания и восстановительных действий. Эти условия заключаются в том, что специалист помогает людям перейти от отношений разобщения, конфликтности и взаимной ненависти к личностно окрашенному контакту и совместному поиска конструктивного выхода из ситуации. Такой переход и должны помочь осуществить взаимосвязанные деятельности медиатора и социального работника.

Исходя из вышесказанного, можно задать зону ответственности специалистов (социальных работников и медиаторов), работающих в восстановительной парадигме в ювенальной юстиции. Специалисты ответственны за организацию и формирование повестки дня встречи, Семейной конференции или Круга. Здесь главным является, по-видимому, соблюдение баланса вопросов, предложенных специалистами на основании анализа ситуации, и тех проблем, в разрешении которых заинтересованы участники криминальной или конфликтной ситуации.

Второй зоной ответственности является работа по привлечению возможно большего количества людей, которые могут помочь осуществиться восстановительным действиям. Работа по поиску, отбору и подготовке людей к встрече, конференции или Кругу – возможно, самая трудная задача для специалистов в данном подходе.

И третьей зоной ответственности является создание и удержание такого формата встречи, конференции или Круга, который создал бы максимальные условия для восстановительных действий.

Проблемой, которая ждет еще своего методического решения, является нахождение в каждой конкретной ситуации такого способа взаимодействия специалистов и участников криминальной ситуации, который максимально бы способствовал проявлению позитивной активности людей. Как научиться строить свою деятельность, позволяя участникам самостоятельно определять свои проблемы, интересы и способы выхода из конфликтных и криминальных ситуаций, соблюдая ценностный ориентир, важный для общества? 13 Удерживание этого вопроса, поиск и методическое оттачивание вариантов его решения составляет суть мастерства ведущего программ восстановительного правосудия.

Можно следующим образом изобразить идею восстановительного подхода:

2 Описание восстановительной медиации основано на Стандартах восстановительной медиации, разработанных Всероссийской ассоциацией восстановительой медиации (см.: Стандарты восстановительной медиации. М. 2009).

3 Адаптацию практики Семейных конференций к европейским условиям осуществляет специалист из Нидерландов Роб ван Паже, который провел обучение российских специалистов.

4 Это могут быть, например, знания о рисках и потребностях детей группы риска и их семей, заимствованные из канадского опыта ювенальной юстиции и внедряемые сейчас в различных регионах России.

5 Например, с помощью знания о рисках и потребностях детей группы риска и их семей можно измерить, сколько раз мать ребенка посещает детскую поликлинику, и на основе этого осуществить оценку поведения матери (если мало посещает и есть другие неблагоприятные признаки, отнести ее к группе риска). Правда, в эту же группу попадут в России матери, которые не доверяют территориальным органам здравоохранения, и не понятно, как тогда производить диагностику.

6 Русские судьи до революции добивались выдающихся успехов при минимальном диагностическом знании. Вот как выглядела работа судьи по делам несовершеннолетних в начале ХХ века в Санкт-Петербурге: «После чтения протоколов и допросов потерпевших судья предлагает малолетнему объяснить цель и обстоятельства совершения его проступка, затем в беседе с родителями и попечителем выясняет, может ли малолетний чем-нибудь заняться, если будет выпущен на свободу. Если это возможно, то судья, отложив разбор дела, оставляет малолетнего под совместным присмотром родителей и попечителя. При этом малолетнему разъясняется значение такой меры и берется с него обещание исправиться. Если малолетний, по сообщению попечителя, продолжает вести прежний образ жизни, судья изменяет меру пресечения и определяет поместить малолетнего в приют, откуда освобождает его только в том случае, если для него найдено какое-либо занятие и если обещания малолетнего исправиться достаточно заслуживают доверия. Надзор же родителей при первом же разборе дела назначается судьею лишь в том случае, когда он убеждается, что этот надзор будет действительным» (Ю. Бочаров. Первые особые суды по делам о малолетних в России.// Движение за ювенальную юстицию в современной Рос­сии. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2003.С.44.

7 «За достижением соглашения скрывается менее заметный процесс – процесс символического возмещения. В него вовлечены социальные ритуалы уважения, вежливости, извинения и прощения, которые действуют, похоже, независимо от достигнутой словесной договоренности. Символическое возмещение зависит от динамики развития эмоций и состояния социальных связей между участниками встречи. Идеальный результат, с точки зрения символического возмещения, состоит из двух шагов. Сначала правонарушитель ясно выражает стыд и искреннее раскаяние в своих действиях. Жертва в ответ предпринимает по крайней мере первый шаг на пути к прощению правонарушителя. Эти два шага можно назвать «восстановительными действиями». «Восстановительные действия» способствуют воссозданию разрушенных преступлением отношений между жертвой и правонарушителем. Воссоздание этой связи символизирует более значительное восстановление в сравнении с тем, которое произойдет между правонарушителем и другими участниками, полицией, общиной. Несмотря на то, что эмоциональный обмен, составляющий основу «восстановительных действий», может быть весьма кратким (возможно, несколько секунд), именно он является ключом к примирению, удовлетворению жертвы и снижению количества повторных преступлений.

«Восстановительные действия» оказывают свое влияние также и на соглашение о возмещении ущерба. За примирением на эмоциональном уровне, как правило, следует достижение соглашения, которое удовлетворяет всех участников… Без наличия «восстановительных действий» путь к соглашению полон препятствий: какое бы соглашение ни было достигнуто, оно не снижает общего напряжения и оставляет участников с чувством неудовлетворенности. В связи с этим чрезвычайно важно по крайней мере уравнять в значимости символическое возмещение и соглашение о материальной компенсации» (Рецинджер С.М., Шефф Т.Дж. Стратегия для общинных конференций: эмоции и социальные связи // Вестник восстановительной юстиции. Вып. 3. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2001. С. 72).

8 «Современные системы контроля за преступностью - это один из многочисленных случаев потери возможности для вовлечения граждан в решение задач, имеющих для них непосредственную важность. Наше общество - это общество монополистов на решение задач. В этой ситуации больше всего проигрывает жертва. Она не только страдает, несет материальные потери или ущерб физический или какой-либо другой. И не просто государство забирает компенсацию. Но помимо всего прочего она утрачивает право на участие в своем собственном деле. В центре внимания находится государство, а не жертва. Это государство определяет потери, а не жертва. Это государство фигурирует в газетах, и крайне редко жертва. Это государство получает возможность говорить с правонарушителем, но ни государство, ни правонарушитель не заинтересованы в продолжении этого разговора. Обвинитель давно уже сыт по горло. А жертва никогда бы не была. Она могла бы быть напугана до смерти, быть в панике или гневе, но никогда безучастной. Это мог бы быть один из самых важных дней в ее жизни. Что-то, что принадлежит только ей, было отнято у нее (Кристи Н. Конфликты как собственность // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М. МОО Центр «Судебно-правовая реформа» 1999. С.36).

9 «Особенно хорошо воруют конфликты юристы. Их этому учили. Их учили предотвращать и улаживать конфликты. Они объединены в субкультуре, с удивительно высокой степенью согласия относительно интерпретации различных норм и того, какую информацию считать относящейся к делу. Многим из нас, не будучи юристами, приходилось переживать грустные моменты истины, когда адвокаты говорили, что наши самые лучшие аргументы в борьбе с соседом не имеют никакой юридической значимости и мы ни в коем случае не должны упоминать о них в суде. Вместо этого они выбирают аргументы, на наш взгляд не совсем или вовсе неподходящие… Но мы тоже в проигрыше, в той степени, в какой общество – это мы. Эта потеря, в первую очередь и больше всего, – потеря возможности для оттачивания норм . Это – потеря педагогических возможностей. Это – потеря возможностей для продолжения дискуссии о том, что составляет надлежащую правовую процедуру. Насколько был не прав вор и насколько была права жертва. Как мы видели, юристы обучены и знают, что можно считать относящимся к делу. Но это означает неспособность, полученную в результате обучения, позволять сторонам решать, что они считают относящимся к делу» (Кристи Н. Указ. соч. С.34, 35).

10 См.: Брейтуэйт Дж. Преступление, стыд и воссоединение. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002; Рецинджер С. М., Шефф Т. Дж. Стратегия для общинных конференций: эмоции и социальные связи // Вестник восстановительной юстиции. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002. Вып. 3.

11Например, в регламенте Верховного Суда штата Индиана (США), в разделе «Правила использования альтернативных способов разрешения споров» (Rules For Alternative Dispute Resolution), в составе правила 1.1 перечисляются следующие методы: мировые переговоры (settlement negotiation); арбитраж (arbitration); переговоры с посредником (mediation); примирительная процедура (conciliation); налаживание отношений (facilitation); «мини-суд» (mini-trials); сокращенное («аннотационное») судебное разбирательство (summary jury trials); частное судейство (private judges and judging); коллективное оценивание конфликта (convening or conflict assessment); незаинтересованное оценивание конфликта (neutral evaluation and fact-finding); вариантный подбор прецедентов (multi-door case allocations); согласованное установление правил (negotiated rulemaking) // Indiana Rules of Court. Rules For Alternative Dispute Resolution (доступно по адресу: www.in.gov/judiciary/rules/adr/ ).

12 См.: Посредничество в уголовных делах. Рекомендация № R (99) 19, принятая Комитетом Министров Совета Европы 15 сентября 1999 г. и пояснительные заметки.

13«Наша тема – социальный конфликт. Кто не почувствует хоть небольшую неловкость, занимаясь своим собственным социальным конфликтом, узнав, что за тем же столом сидит специалист именно по этой проблеме? У меня нет четкого ответа, лишь сильные ощущения, которые привели к такому неопределенному выводу: пусть у нас будет настолько мало специалистов в области человеческого поведения, насколько мы можем себе это позволить. Но если они все-таки будут, ради всего святого, пусть среди них не будет специалистов по преступности и разрешению конфликтов. Пусть у нас будут специалисты общего характера с солидной базой за пределами системы контроля за преступностью. И последний пункт, касающийся как специалистов в области поведения, так и юристов: если уж мы решим, что в определенных случаях или на определенных стадиях без них никак нельзя обойтись, давайте постараемся объяснить им проблемы, которые они создают для широкого социального участия. Давайте постараемся научить их воспринимать себя в качестве источника информации, отвечающих только тогда, когда их спрашивают, а не тех, кто доминирует, находится в центре. Они могут помочь в воссоздании конфликта, но не должны брать их решение на себя» (Н.Кристи. Конфликты как собственность. // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Выпуск 1. М. МОО Центр “Судебно-правовая реформа” 1999.С.40-41).