И вообще бензин ваш идеи наши. Бензин – Ваш, идеи – наши! Бензин ваш, идеи наши: правильная АЗС или «бензоколонка»

"Ибо всякому имеющему дастся и приумножится... " (Матфея 25:29)

16 сентября 2017 года в Троицком архиерейском соборе были совершены воскресные богослужения Недели 16-й по Пятидесятнице. Всенощное бдение и Божественную литургию возглавил благочинный Троицкого собора протоиерей Александр Кудряшов в сослужении клириков собора. По окончании Божественной литургии отец Александр произнес проповедь на тему евангельской притчи.

Чтения Недели 16-й по Пятидесятнице:

"Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами. Ибо сказано: во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе. Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем" (2Коринфянам 6:1-10);

"Он поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпáл, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпáл; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и тó, чтó имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!" (Матфея 25:14-30).

Православие — это не «русская вера» и не «греческая вера», нет, это вера, объединяющая блаженных, алчущих и жаждущих правды (см.: Мф. 5, 6) вне зависимости от их национального происхождения и места жительства. Алла Кисина, наш постоянный автор, живущий в США, знакомит нас с американским православным священником.

В Южной Калифорнии, в городе Риверсайд, находится небольшая гора Рубидокс — любимое место отдыха местных жителей и культурно-историческая достопримечательность штата. На вершине холма установлен крест в память отца Серра, францисканского монаха — основателя первых католических миссий на территории современной Калифорнии. Одиннадцатиметровый стальной крест хорошо виден отовсюду. В 2012 году из-за него произошла настоящая схватка: эти события даже попали в центральные газеты.

Началось с того, что мэр Риверсайда получил письмо из Вашингтона, от организации, называющей себя Союзом Американцев за разделение Церкви и Государства. Письмо содержало требование снести крест на холме Рубидокс, поскольку нахождение креста на муниципальной земле противоречит первой поправке к Конституции США.

Лидером борьбы за крест стал священник Антиохийской Православной церкви святого апостола Андрея Первозванного отец Иосия Тренхам. По его инициативе был созван экстренный городской совет. Двери муниципалитета были открыты для горожан. Народу собралось много, поэтому каждый оратор имел право только на три минуты выступления. Отец Иосия регламента не нарушил. Потрясая четырехметровой железной цепью, купленной накануне в местном магазине хозтоваров, священник сказал: «Имейте в виду, если вы попытаетесь убрать крест, убирать его будете вместе со мной, поскольку этой цепью я прикую себя к кресту». Голос у отца Иосии поставлен хорошо, ростом Бог не обидел, добавим еще эффект развевающегося черного подрясника, в общем, получилось убедительно.

Городские власти приняли соломоново решение. Чтобы избежать возможной судебной склоки с активистами-атеистами, объявили символический земельный аукцион: он длился меньше минуты. Вершина горы за минимальную цену перешла к некоммерческой частной организации, которая обязалась поддерживать и охранять историческое место и сам крест.

Отец Иосия — фигура, как сейчас принято говорить, медийная. Вбиваем Josiah Trenham в поисковую строку Интернета. Получаем около восьми тысяч результатов. Отец Иосия — потомок первых поселенцев Америки: его предок Френсис Итен приплыл к берегам нынешней Новой Англии на знаменитом корабле пилигримов «Майский цветок». Отец Иосия — основатель и руководитель Patristic Nectar Publications — некоммерческой организации, распространяющей аудиокниги и лекции об учении святых отцов Церкви. Отец Иосия — адъюнкт-профессор в нескольких колледжах Калифорнии, автор ряда богословских книг, непременный участник всех ежегодных академических форумов и симпозиумов по богословию. Он часто выступает в роли ведущего на православном вещании (Ancient Faith Radio), среди его гостей — известные религиозные лидеры разных конфессий и континентов. Отца Иосию приглашают на самые различные теле- и радиопрограммы, в их числе такие диаметрально противоположные, как Russia Today и Fox News. Но интервью для русского православного провинциального журнала он дает в первый раз.

— Какое место занимала религия в Вашем детстве?

— Я родился и вырос в пресвитерианской семье в Южной Калифорнии. Родители ходили в церковь каждое воскресенье. Моя мать была замечательной певицей, одно время даже пела на бродвейской сцене. Она часто пела в церкви соло, помню чувство невероятного счастья, когда я слушал ее пение. Дома о религии много не говорили: для нее существовало такое специальное место — церковь. Меня не учили молиться каждый день и Библию читать не заставляли. Но в шестнадцать лет у меня вдруг возникло внезапное желание открыть Библию. У меня была своя собственная Библия, мне ее дали в воскресной школе, когда я еще был маленьким мальчиком. И вот я снял ее с книжной полки; на ней был густой слой пыли, Библию долго не брали в руки. Книга выскользнула из моих рук и упала раскрытой на странице Нагорной проповеди. И первые евангельские слова, которые я прочитал, были: Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Мф. 5, 6). У меня было такое ощущение, что Христос стоит здесь, прямо передо мной. Я был так взволнован и потрясен, что захлопнул книгу, положил к себе на кровать и больше в тот день не открывал. Но с этого момента я начал читать Библию.

— Когда Вы решили пойти в Вестмонт (колледж в Калифорнии. — А. К. ) после школы, Вы уже хотели стать священником?

— Нет, вовсе нет. Вестмонт же не религиозная школа. Это гуманитарный институт с замечательной программой по истории, в том числе по истории религии. А я хотел получить объяснение своей вере, некое обоснование и подтверждение. Это было уже важно для меня.

Моя мама, когда я только начинал учиться, заказала тест для определения моей будущей карьеры. Две недели я заполнял этот длинный список вопросов. Когда получил пакет назад, в нем было два списка: один — предпочтительных работ, второй — нежелательных. Первой в списке неподходящих мне профессий стояла — священник. И я согласился с этим.

Но в течение одного года мнение изменилось. Почему? Я просто начал всерьез изучать историю христианства, читать Библию, думать о религии. Учил наизусть Евангелие. Стал участвовать в церковной жизни на кампусе и в какой-то момент подумал: а есть ли в жизни что-то более значительное, чем помогать людям встретиться с Богом?


— Насколько я знаю, в колледже Вы познакомились с девушкой из православной среды. Это была первая Ваша встреча с Православием?

— Нет, первая встреча случилась, когда мне было восемь лет. У меня был очень близкий друг — грек. И он иногда брал меня с собой в свою церковь. Я, конечно, не понимал ни слова, поскольку служба была на греческом. Однажды я, как и все, подошел под благословение священника, как все, поцеловал ему руку, это не было принято в нашей церкви, и это запомнилось.

А вторая встреча с Православием произошла и в самом деле в Вестмонте, мне было восемнадцать лет. Там я встретил девушку, она не была православной, ее семья принадлежала к Методистской церкви. Но два ее старших брата перешли в Русскую Православную Церковь. И вот они начали посылать мне из Чикаго письма, книги о Православии. Я пытался их убедить перейти в пресвитерианство, они пытались убедить меня перейти в Православие. И в конце концов победа осталась за ними.

— Но после Вестмонта Вы пошли учиться все же в пресвитерианскую семинарию?

— Да, но когда я поступил в семинарию, я уже был всерьез увлечен Православием, у меня даже был составлен список различий между пресвитерианством и Православием. Я спросил моего профессора, могу ли я самостоятельно заниматься таким анализом, он мне разрешил. И я занимался дополнительно, читал, сравнивал. В конце курса меня вызвал к себе декан, он знал, что мне предложили стипендию для работы над диссертацией. Он спросил, и это было не столько вопросом, сколько утверждением: «Но ты не собираешься оставаться в пресвитерианской церкви?». И я сказал: «Нет». От стипендии и аспирантуры я отказался. Докторскую степень я получал позже, уже будучи православным священником.

— Как отнеслись к этому Ваши учителя?

— Половина моих профессоров поняли и приняли мое решение, хотя и не были со мной согласны. Другая половина буквально меня прокляла, гореть мне в аду — такое было мнение. Некоторые перестали со мной разговаривать.

— Что Вам как бывшему протестанту было трудно принять в Православии?

— Это был некий шок — перейти от традиции, основанной на догматическом учении, к традиции, основанной на опыте духовной жизни. Большинство православных духовных книг — не о теологии, не о догме, а о том, как жить христианской жизнью. И это всегда опыт и пример святых, а у протестантов святых нет. Поэтому, когда они встречаются с православными святыми, особенно недавнего времени, скажем, с Иоанном Шанхайским, они или ошеломлены, или считают это обманом, подделкой, поскольку этого нет в их опыте.

Но главное ощущение с самого начала было, что я иду по прекрасному дворцу, захожу в одну, другую комнату и в каждой комнате нахожу драгоценный сундук с сокровищами. И я погружаю руки в этот ларец, до самого дна, а потом вижу новую дверь. Я открываю эту дверь, а там новый ларец, с новыми сокровищами. И так до настоящего дня. Я православный священник более двадцати лет, имею докторскую степень по православной теологии, а у меня все еще ощущение, что я почти ничего не знаю.

— И не было никаких сомнений в правильности выбранного пути?

— Никогда ни малейшего сожаления, ни малейшего сомнения. Я очень благодарен Господу, я не заслужил такого счастья. Моя семья и многие друзья приняли Православие. Православными стали мои сестра и брат. Моя мать, которая плакала, когда я перешел в Православие, сейчас самая активная прихожанка в православной церкви. Единственный, кто остался в пресвитерианской церкви, — это мой отец, но он тем не менее не спорит с нашим решением.

Я перешел в Православие не по каким-то страстным причинам, не потому, что меня обидели в протестантской среде. Я благодарен своим учителям: меня учили очень талантливые люди, и я получил от них очень много. Две вещи привели меня к Православию. Первая: глубокое ощущение того, что традиция, в которой я вырос, не имеет корней. Что стоит чуть подуть ветру секулярного мира, его масскультуры, и пресвитерианская церковь не выстоит, слишком шаткое сооружение. Я помню, как мой преподаватель сказал, что наша реформатская церковь скорее всего будет иметь женщин-священников в ближайшие 20-25 лет. И я был буквально раздавлен этим. Пресвитерианская церковь менялась в прошлом, менялась на моих глазах, а я уже понимал достаточно, чтобы задать себе простой вопрос: если истина находится здесь, то почему же она с каждым поколением другая? Я помню, как тогда сказал моей будущей жене: «Как же я могу воспитать своих детей в церкви, зная, что, когда они станут взрослыми, этой церкви, в которой я их растил, уже не будет?».

И в противовес этой изменчивости и неустойчивости — Православие с его двухтысячелетней традицией противостояния и сопротивления секулярному миру. Незыблемость камня и текучесть песка.

Вторая причина моего прихода к истинной вере — это православная Литургия, ее глубина и красота. «Не ведали, где мы есть — на небе или на земле», — сказали посланники князя Владимира после посещения православного храма. Вот и я на Литургии в православной церкви испытал те же самые чувства, что и эти русские люди десять веков тому назад. Присутствие Бога в нашей православной Литургии осязаемо, реально, напрямую касается смиренного сердца. Голые белые стены евангелистских церквей — это само по себе уже некое послание. По мнению протестанта, Бог равнодушен к красоте. А ведь первая ссылка в Библии, первое упоминание человека, на которого снизошел Святой Дух, это упоминание в книге Исхода художника Веселеила — искусного резчика по металлу, камню и дереву, главного строителя Скинии — храма (см.: Исх. 31 , 1-3).

— В 1993 году Владыкой Василием, тогдашним главой Антиохийской Церкви в Северной Америке, Вы были рукоположены во иерея. Несколько лет служения в Санта-Барбаре, затем в Мексике, и вот с 1998 года Вы настоятель церкви святого Андрея в Риверсайде. Как развивался и рос Ваш приход?

— Когда мы начинали, нас было человек двенадцать, первые собрания проходили в небольшой аудитории в Баптистском университете. После этого мы арендовали помещение в магазине, потом перебрались на бывший производственный склад и, наконец, в 1999 году купили этот участок в Риверсайде, который принадлежал чудесному человеку — профессору ботаники здешнего университета доктору Гомеру Чапмену, которому в то время был сто один год. Я написал ему, что мы очень хотим купить этот участок. Доктор Чапмен ответил, что наше предложение почти на 40 процентов меньше той суммы, на которую он рассчитывал, но так уж и быть, стройте вашу церковь. Когда он умер, ему было сто шесть лет, и он нам очень помогал до самой смерти, он писал письма в городской совет в поддержку наших планов.


— У Вас очень красивый храм.

— Храм — воплощение давней мечты прихода. Я был в Греции и просто влюбился в церковь Святой Екатерины в Фессалониках, это XIII век. Я тогда привез из поездки семьсот фотографий храма: и внутри, и снаружи. Это классическая крестово‑купольная пятиглавая церковь. Мы взяли ее за основу, но добавили к своему проекту еще две боковые часовни: святителя Иоанна Златоуста и святого Симеона Столпника.

— Мне говорили, что были какие-то проблемы с завершением работ в алтаре — в связи с войной в Сирии.

— Это удивительная история. В 2010 году я ездил в Сирию. В Латакии, в одной из местных церквей, я увидел замечательной работы мраморный иконостас и спросил у священника, могу ли я встретиться со скульптором. Тот жил довольно далеко от Латакии, но я как раз направлялся в ту сторону. Мы встретились. Заключили контракт прямо на месте. Художник приехал в Америку, работал здесь два месяца. Сделал мраморный иконостас и алтарь. Начал работу над деревянным резным балдахином — канапе для алтаря. Потом уехал к себе домой, собирался там закончить работу. Но тут разразилась гражданская война, и мастер покинул Сирию вместе с семьей. Попал в турецкий лагерь для беженцев. Мы ждали год, но в Сирии ситуация стала только хуже. Стали искать другого мастера. Наш дьякон родом из маленького городка в Ливане. У него в гостях был его брат, очень успешный бизнесмен с Ближнего Востока, тоже христианин. И вот он услышал, как мы с дьяконом буквально рыдали и причитали, что мы никогда не увидим наш алтарь в завершенном виде. Брат дьякона предложил такой вариант. Он по возвращении в Ливан возьмет грузовик, отправится в Сирию, найдет мастерскую и посмотрит, что там осталось от нашего заказа. И он это сделал.

— Все это происходило, как я понимаю, ночью?

— Да. Ночью где-то в подвале мастерской он нашел все эти заготовки из дивного сирийского орехового дерева, погрузил в машину, перевез в Бейрут. Затем через Интернет связался с художником в Турции, получил от него чертежи со всеми измерениями и нанял за свой собственный счет другого мастера. Мы уже получили готовую работу. Этот балдахин не просто украшение нашего алтаря, это память о страдании, мученичестве, которого так много в мире. И в этой истории есть надежда и утешение: Господь помнит о нас, что бы с нами ни происходило.

— В Вашем приходе около семисот человек. Как сохранить близость между паствой и священником, между прихожанами в таком большом приходе?

— Когда я только стал священником, мне было сказано: «Твои прихожане не нуждаются в друге, они нуждаются в священнике. Как ты можешь быть другом для всех? Возникнет ревность, кто ближе к тебе. Никогда не делай этого. Обращайся со всеми одинаково, никого не выделяй». Я близок со своими прихожанами настолько, насколько они этого хотят. Одни хотят, чтобы я знал обо всем значительном в их жизни. А другие хотят видеть меня только во время исповеди и Причастия: им этого достаточно. Порой люди переходят из одной категории в другую. Это зависит от того, что происходит в их жизни. И очень важно быть рядом в самые главные моменты, когда священник необходим.

И еще мой духовный отец сказал мне: «Я хочу, чтобы ты посвятил первые утренние часы работы в офисе чтению. Не отвечай на звонки, не отвечай на письма. Не отвечай даже на стук в дверь. Накорми сначала себя духовно, чтобы потом накормить паству». Если священник отводит какое-то время на заботу о своем духовном росте, это не означает, что он покидает свою паству. По средам я читаю в нашей церкви лекции по четырем направлениям: Литургия, история, изучение Библии, теологические вопросы. Как правило, присутствует больше сотни слушателей. Студенты, школьники старших классов, мои прихожане — очень разнообразная аудитория. Это другой вид общения, не тот, что во время службы, но тоже очень нужный.

Каждый год мы крестим 20-25 человек, после того как они пройдут очень серьезную школу православного катехизиса. Я лично крестил более 300 человек, половина из них бывшие протестанты. Приход не только большой, он еще и невероятно многонациональный. У нас в церкви потомки православных выходцев из пятнадцати стран, бывшие католики, протестанты, буддисты и, разумеется, атеисты. Ектении иногда произносятся на арабском, греческом, церковнославянском, испанском, но это делается больше для ободрения людей, для атмосферы. Служба проходит на английском языке, мы ориентированы на врастание нашей многоцветной паствы в местную культуру.

— О протестантизме написано множество историко-богословских работ. В чем специфика Вашей книги «Камень и песок», вышедшей в этом году?

— «Камень и песок» — это первое глобальное исследование на английском языке всех ветвей протестантизма от Реформации и до настоящего дня с точки зрения Православия, а также взаимоотношений протестантизма и Православия. Для протестанта, интересующегося Православием, это может быть интересно, поскольку он может найти в книге главу о себе, о своей конфессии и православный взгляд на нее. Но в первую очередь книга написана для православного читателя. Современный протестантизм очень активен, можно сказать, агрессивен в своих попытках обращения. Протестанты посылают свои миссии в Восточную Европу, Грецию, Россию. Жители этих стран зачастую очень доверчивы и открыты к людям со Священным Писанием в руках. У меня на полке здесь в офисе стоит диссертация из баптистской семинарии в Кентукки. Она называется «Как обратить православного к Христу». То есть многие протестантские деноминации даже не считают нас, православных, христианами. Слава Богу, не все, конечно. Может быть, моя книга поможет православному читателю достойно отвечать на вопросы протестантов, не поддаваться на агитацию миссионеров. Люди должны не только знать, каким сокровищем они обладают в Православии, но и уметь отстоять и объяснить свою веру. Я надеюсь, что моя книга будет переведена и издана в странах, где активно работают протестантские миссии.

— Возможен ли конструктивный диалог с протестантизмом и протестантами?

— Сотрудничество с католиками и протестантами в Православии существует, и это замечательно, но только не в области богословия. Теологический диалог между католиками и Православием, между протестантами и Православием, с моей точки зрения, бесплоден и напрасен и за всю историю не принес ничего позитивного. Социальное и этическое сотрудничество, конечно, возможно. Мы стоим на одних позициях с католиками и многими протестантами по вопросу абортов, однополых браков, защиты прав семьи. Мы можем совместно работать, защищая свободу религии. Мы можем вместе бороться против исламского терроризма. Это очень большие задачи. Но идея Всемирного Совета Церквей — собраться и создать некую общую веру для всех конфессий, найти общие примирительные формулировки — это фальшивое единство и это не православная идея. Православие — не деноминация. Деноминации родились в XVI веке. Мы единая кафолическая и апостольская церковь — нам два тысячелетия. Между нами и протестантами нет знака равенства. И это не высокомерие и не надменность. Может быть, многие протестанты и гораздо лучшие люди, чем мы, но не их вера. Наши православные святые пятьсот лет тому назад не смотрели на протестантов и не говорили: «О, они такие же христиане, у них просто чего-то не хватает для Православия». Наши святые имели для протестантизма четкое обозначение: это ересь. И мы не можем отменить этих слов, которые были сказаны пятьсот лет тому назад.

— На мой взгляд, в Вашей книге прекрасно сочетаются убежденность в истинности Православия и уважение к великим богословам и лидерам Реформации. Какие положительные качества протестантизма следовало бы учесть Православию?

— Я старался быть объективным. Среди протестантов много прекрасных и глубоко верующих людей, которые на свой лад даже большие ортодоксы, чем я. Миссионерская деятельность, социальная активность — все эти позитивные черты могут перенять православные, причем у нас эти черты еще и усилятся благодаря нашей преданности традиции. Регулярное чтение Библии — этому тоже стоит поучиться у протестантов. Библия не только для того, чтобы ее целовать, она для чтения.

По примеру протестантов нам нужно активно создавать в Америке православные школы и семинарии. Мы примем ваши достоинства, а вы примите полноту и правоту нашего Православия, я за такой диалог.


— Я знаю, что Вы горячий сторонник объединения многочисленных юрисдикций Поместных Церквей в Америке. Почему?

Мы живем в стране, которая нуждается в духовной пище. И мы можем дать эту пищу людям. Но как это сделать, если у нас своя отдельная жизнь и наши интересы находятся, как правило, за пределами той страны, в которой мы живем? Большей частью за океаном, в тех странах, откуда пришла в Америку та или иная Церковь. И Америка знает это. Знает, что православные — хорошие люди, что они строят прекрасные храмы, что у них замечательные праздники, но они иностранцы в этой стране. Мы должны научиться любить географию и историю страны, в которую нас Господь поместил. Чем больше мы преуспеем в этом, тем больше люди будут доверять нам. И тогда они придут к нам, в нашу Церковь.

— Что бы Вы хотели сказать русскому читателю?

— Наблюдать возрождение, преображение Церкви в России, видеть тысячи новых церквей, построенных за последние двадцать лет, восстановленные монастыри — это такая радость духа. Счастье — читать российские церковные книги, переведенные на английский. Я читал изумительную книгу отца Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые» вслух своим детям. Когда мы дошли до последней страницы, дети сказали: «Давай начнем читать сначала».

И еще я хотел бы попросить прощения у русских православных за то, что мы, американцы, застряли как нация в шестидесятых годах прошлого века. Наши лидеры оказались неспособными увидеть изменения в России, мы застряли на ментальности холодной войны и не можем от нее избавиться. Мы не принимаем изменений российского общества, возрождения Церкви, а самое грустное во всем этом, что мы продолжаем считать себя лидерами свободы и демократии. Хотя мы изменились катастрофически за последние пятьдесят лет, легализовав все возможные формы аборта, однополые «семьи»… Мой отец — большой патриот Америки, и он сказал мне: «Я не узнаю свой народ». Мы не можем принять, что другие изменяются к лучшему, и не можем понять, что сами меняемся к худшему. И это не самая правильная позиция.

— Расскажите о Вашей семье. Вы ведь женились рано, еще в колледже?

— Да, на той самой девушке, которую братья не хотели выдавать замуж за протестанта. Ее зовут Катерина, и мы женаты уже скоро 30 лет.

Мать моей жены вырастила шестерых детей, она была медсестрой и работала с юности и до конца жизни. Пришла домой в конце рабочего дня и умерла. Ей было семьдесят четыре года. Удивительная была женщина, глубокой веры и большого терпения. И моя жена эти качества унаследовала. Мой брак — это благословение Божие. Жена была все время со мной на моем пути к Православию. У нас шесть мальчиков и четыре девочки. Старшему двадцать пять. Мою младшую вы только что видели, ей два года.

— Хотели бы Вы, чтобы кто-то из ваших сыновей стал священником?

— Ничто на свете я не люблю так, как священство, для меня это область любви. Величайший дар для человечества. Если кто-то из моих детей захочет стать священником, это будет огромное счастье для меня. Афанасий Великий сказал: «Один монах может освятить целую семью». Если бы кто-то из моих мальчиков и девочек избрал монашескую жизнь, я был бы рад. Но самое главное, чтобы было благословение Божие на тот путь, который выберут мои дети. Мой дедушка был фермером. В детстве я проводил у деда на ферме каждое лето. У него на стене висела такая табличка с надписью: «Если ты веришь в Бога, всякая работа — Божий дар». Она висела у него в офисе, как раз на уровне моих глаз.

— Вы воспитываете своих детей так же, как воспитывали Вас, или по-другому?

— Я очень близок со своими родителями. Я чувствовал себя сильным и защищенным, потому что они всегда были за моей спиной, любили и поддерживали. В этом я стараюсь продолжать традицию, хотя, наверное, у меня не получается так же хорошо, как у них. Но домашний уклад в моей семье другой. Святые отцы говорят о семье, о доме как о маленькой церкви. Святой Иоанн Златоуст побуждал семьи регулировать свою внутреннюю жизнь в соответствии с домашним Типиконом, богослужебной книгой. Вместе молиться — такой традиции в моем родительском доме не было, и икон тоже не было. Семейная жизнь в Православии — это общий путь к спасению.

— Вам удается находить время побыть с домашними?

— Я всегда беру в понедельник выходной и весь день провожу с семьей. И я не отвлекаюсь в этот день ни на какие другие дела, даже на звонки. А вечером мы обязательно где-нибудь ужинаем с женой. Хотя бы раз в неделю у нас должно быть время для такого общения — побыть вдвоем наедине.


— Тема Вашей докторской диссертации: «Брак и целомудрие согласно учению Иоанна Златоуста». Чем был обусловлен выбор?

— Я считаю Иоанна Златоуста величайшим проповедником в истории Церкви. Читаю его каждый день, и каждый день нахожу что-то новое. Даже когда я еще не был православным, я был его горячим поклонником и преданным читателем. Это личная, вполне человеческая привязанность. Иоанн Златоуст научил меня молиться, и он для меня абсолютно живая фигура. Мой цикл лекций «Христианские семья и брак» построен на его учении, на его проповедях. Монашеская жизнь и семейная жизнь: действительно ли между ними пропасть или это равноценные, равновеликие части христианской жизни, равно драгоценные и связанные между собой? Мысли Златоуста о красоте супружеской жизни, о супружеской верности не выглядят обветшалыми и в наше время сексуальной революции.

— Самый счастливый момент в Вашей жизни?

— Непривычный вопрос. Я давно не думал такими категориями. Я не пытаюсь быть счастливым постоянно, я пытаюсь жить в мире и не разлучаться с Богом. Каждый, кто был священником в любой, даже самой маленькой, церкви, каждый, у кого есть близкие, ребенок, а уж тем более десять детей, рано или поздно оказывается перед лицом нежданных и порой горестных событий. И они ставят его перед выбором: пристать сердцем к Христу, как к гавани, или уподобиться не имеющей опоры морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой (Иак. 1 , 6). Я свой выбор сделал: оставаться со Спасителем.

Ваш вопрос… Знаете, почему-то первым в голову пришло вот такое воспоминание. Несколько лет назад я ехал из Сан-Франциско с женой и детьми. Мы только что побывали в русском православном соборе Иоанна Шанхайского. И вот ночь, Центральная Калифорния, только что проехали Сан-Луис. Все спали, и жена, и дети, я вел машину и молился по четкам. И внезапно возникло яркое острое чувство благословенности этого момента. Бог был со мной, здесь, я не могу описать это словами, состояние это длилось где-то полчаса, и я думаю, что это и был самый счастливый момент моей жизни.

Журнал «Православие и современность» № 36 (52)

. ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет;

Лк. 19, 26 Сказываю вам, что всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отнимется и то, что имеет;

Мк. 4 25 Ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

Примо Леви. Человек ли это? – М.: Текст, 2001, C. 105-106. Переводчик почему-то перевел деление зэков как спасенные и канувшие, хотя логично – спасенные и погибшие. Спасаются те, кто умеет собирать барахло, заводить знакомства, предавать вовремя, скрывать источники своего выживания. Леви вспоминает евангельское «кто имеет, тому дано будет». Но это сатанинская пародия на Евангелие. Не выживали работяги – те, кто жил по закону, не выкручиваясь, не прибегая ко лжи.

Всё познается в сравнении. Честертон сочинил целый роман о человеке, который обошел свет, что взглянуть на собственный дом и свою жену новыми глазами, эдакого британского юродивого, "который, желая напомнить себе, что он женат, притворяется, будто он холостой, человека, который пожелал своего собственного добра, а не добра ближнего своего" ( , с. 107). Конечно, есть святость отказа от всего -- но и есть спокойная, основательная (то есть, не высшая, начальная, но без этого начала конца не бывает) святость любви к своему очагу и своему добру именно как отречения от добра чужого.

29 стих притчи - один из самых смущающих людей, и особенно людей с чистой душой. Если "талант" - это человеческое, то действительно жестоко и несправедливо, чтобы у "неимующего" - отнималось. Но поместите в этот стих имя Христа, целомудренно опущенное им, и вместе несправедливости вы увидите победу над справедливостью:

Всякому имеющему Христа

дастся и приумножится,

а у неимеющего Христа

отнимется и то, что имеет.

Нам дается - Христос. Настоящий талант у всех людей - один: быть с Богом, иметь Христа. Да: язычник, обретший Христа, обретет все сокровища Ветхого Завета, а те, кто не имеет Христа - называет он себя христианином или нет - утрачивает и ту духовность, которая заложена в каждом человеке. Об этой высшей справедливости - последующий рассказ о Страшном Суде, где изумлены и спасены жившие во Христе, изумлены и отвергнуты жившие в самодовольстве. И спасение - не в человеческих способностях, делах, порывах, а в том, что одна истинная, благая и живая цель у всех наших способностей, дел, порывах - Господь Иисус Христос.

В 1968 году американский социолог Роберт Мертон описал «эффект евангелиста Матфея» («Matthew effect»). Это психологический эффект: если перед редактором две статьи, очень похожих, одна из которых написана известным человеком, а другая неизвестным, редактор предпочтёт опубликовать первую. Эффект точно описывается фразой из Евангелия от Матфея: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (Мф. 25, 29).

Эффект явно противоречит принципу объективности, ценимому в науке. Эффект мог бы даже погубить науку, но на помощь приходят эгоизм и смерть. Благодаря эгоизму, непрочно всякое идолопоклонство, включая культ личности, объединение вокруг видного учёного ради карьеры и т.п. Идолу человек поклоняется лишь ради себя, не ради идола. Этим идолопоклонство отличается от поклонения Богу (и если поклонение Богу ради себя - оно идолопоклонническое по сути). Смерти отдельное спасибо - она забирает личность, из которой устроили культ, и эффект Матфея прекращает действие свое. Помогает и агония - в форме старости. Если одно и то же открытие сделали маститый учёный и безвестный лаборант, против лаборанта - эффект Матфея, за лаборанта - возраст. Открытие можно сделать случайно, но сам случай не случаен. Дворник не откроет рентгеновские лучи.

Конечно, надо помнить отличие науки от техники - в технике возможны преимущества, когда отсутствие подходящей лаборатории мешает и гению. В технике эффект Матфея лечится рынком. Вокруг гениального изобретателя неизбежно созидается пирамида дополнительных возможностей, которая увеличивает его возможности, но эта пирамида может стать и гробницей, раковой опухолью. Мозги начинают бороться за влияние, должности, прибыли, а это губительно для творческого воображения. Плюсы богатства промыслительно уравновешиваются минусами, о чём в том же Евангелии от Матфея сказано «блаженны нищие духом». Чтобы «Анна Каренина» вышла лучше «Войны и мира» нужно забыть, что ты написал «Войну и мир». Такое дано лишь львам литературы. Хотя, конечно, это слабое утешение беднякам не от литературы, а настоящим, которым есть нечего - а ведь бедняки бедны не потому, что ленивы, а потому что - в соответствие с тем же эффектом Матфея (в социологии - «принцип Парето») богач богатеет быстрее бедняка. На крупный вклад проценты выше. Эта несправедливость уравновешивается эффектом Матфея в образовании: кто рано начал читать, будет, скорее всего, и дальше читать больше и быстрее, чем тот, кто научился читать позже. Конечно, способности тоже важны, иначе бы все гении были из богачей, но при прочих равных - кто ленился или был обделён на старте, ничего не наверстает, а будет с каждым годом всё больше отставать.

Довольно грустная картина, и вдруг - в Евангелии, в «Хорошей новости». Но ведь там Иисус говорит не совсем то, что обычно вычитывают. Вычитывают так: вы Мои ученики, вас Я учу на полную катушку, а кто не ученик, тем Я говорю притчами, чтобы преимущество было за вами, любимыми. А смысл-то прямо противоположный: вам, ученикам, и без притч всё понятно, значит, вас придётся «негативно дискриминировать». Надо дать фору тем, кто отстал. Притча - это не шифровка учения, а напротив, дешифровка. Для отставших - дополнительные занятия, дополнительные наглядные пособия. К финишу должны прийти все, никто не должен потеряться по дороге - тем более, что тут не олимпиада, и не люди приходят к финишу, а Финиш приходит к людям.

К «эффекту евангелиста Матфея» добавлю ещё одно смягчающее его обстоятельство. Жизнь - творческий процесс, то есть, постоянно возникает что-то новое. Человек, который вырос в богатстве, имеет преимущество, но оно поможет ему лишь в привычной для него сфере жизни. Простейший пример: революция, камергер оказывается в Париже без денег и - он таксист. Правда, он таксист благодаря тому, что в бытность богачом научился водить машину, а не a la Prostakoffа полагался на извозчика. Этим и опасно религиозное воспитание ребёнка: ведь учитель готовит его к религиозной жизни, подобной своей собственной, а в духовной жизни развитие идёт много быстрее и, что делает её самой интересной, не эволюционно, а очень неожиданными скачками и ползками. Только ты получил преимущество в качестве погонщика верблюда, как надо переучиваться на пропагандиста Кремля. Занятия сходные, но не идентичные. В общем, жизнь есть постоянное переучивание, и никого нельзя научить писать учебники, этому каждый учится сам.

Нина Горланова, пермская писательница в заметке "Не в деньгах счастье" (Московские новости, 21.8.2001) так трактует слово Мф. 13, 12: "Кто имеет ум, тому ум и добавится, а кто имел деньги, тому добавятся именно деньги". Этим она объясняет, почему она бедная и почему это хорошо. К счастью, это не так. Иисус не противопоставлял деньги - уму, Он даже не противопоставлял деньги - вере. Он противопоставлял веру - неверию. У человека, который не имеет веры, отнимется...

А что, собственно, можно отнять у неимущего? Разве это не парадокс? Грамматически - да, парадокс, точнее даже, просто глупость, потому что нельзя отнять то, чего нет. А по-человечески - речь ведь идет не о деньгах, которые либо есть, либо их нет. Речь идет о чем-то, подобном свету, что может быть истоньчено до самой малости, но вовсе исчезнуть не может. "Не иметь веры" означает быть в том потоке благодати, который превращается в веру при нашем отклике, -- и не откликаться. Человек постепенно умирает "от жажды над ручьем".

Роман

1 часть

Начата - 2 августа 1929 г.
Окончена - 23 августа 1929 г.

Глава 3. Бензин ваш - идеи наши

За год до того, как Паниковский нарушил конвенцию, проникнув в чужой эксплуатационный участок, в городе Арбатове появился первый автомобиль. Робинзоном автомобильного дела был шофер по фамилии Цесаревич.

К рулевому колесу его привело решение начать новую жизнь. Старая жизнь Адама Цесаревича была греховна. Он беспрестанно нарушал уголовный кодекс РСФСР, а именно статью 162, трактующую вопросы тайного похищения чужого имущества (кража). Статья эта имеет много пунктов, но грешному Адаму был чужд пункт «а» (кража, совершенная без применения каких-либо технических средств). Это было для него слишком примитивно. Пункт «д», карающий лишением свободы на срок до пяти лет, ему также не подходил. Он не любил долго сидеть в тюрьме. И так как с детства его влекло к технике, то он всею душою отдался пункту «в» (тайное похищение чужого имущества, совершенное с применением технических средств или неоднократно, или по предварительному сговору с другими лицами, а равно, хотя и без указанных условий, совершенное на вокзалах, пристанях, пароходах, вагонах и в гостиницах).

Но Цесаревичу не везло. Его ловили и тогда, когда он применял излюбленные им технические средства, и тогда, когда он обходился без них: его ловили на вокзалах, пристанях, пароходах и в гостиницах. В вагонах его тоже ловили. Его ловили даже тогда, когда он в полном отчаянии начинал хватать чужую собственность по предварительному сговору с другими лицами.

Просидев в общей сложности года три, Адам Цесаревич пришел к той мысли, что гораздо удобнее заниматься честным накоплением своей собственности, чем тайным похищением чужой. Эта мысль внесла успокоение в его мятежную душу. Он стал примерным заключенным, писал разоблачительные стихи в тюремной газете «За решеткой» и усердно работал в механической мастерской исправдома. Пенитенциарная система оказала на него благотворное влияние. Цесаревич Адам Казимирович, 46 лет, происходящий из крестьян б.Ченстоховского уезда, холостой, неоднократно судившийся, вышел из тюрьмы честным человеком.

После двух лет работы в одном из московских гаражей, он приобрел в полную собственность авто-рыдван, некогда носивший марку «Лорен-Дитрих», выкрасил его в зеленый цвет и, не желая вступить на гибельный путь конкуренции с государственными таксомоторами, покинул шумную столицу. Арбатов, лишенный автомобильного хозяйства, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.

Адаму Казимировичу представлялось, как плодотворно и благостно он будет работать на ниве частного проката. В будние дни, по утрам он дежурил у вокзала, поджидая московского поезда. Завернувшись в оленью доху и подняв на лоб консервы, он дружелюбно угощает носильщиков папиросами. Где-то сзади сконфуженно жмутся извозчики. Наконец приходит гремучий поезд. Деловые люди спускаются по вокзальным ступенькам и с приятным удивлением останавливаются перед машиной. Они не ждали, что в таком захолустье уже восторжествовала идея автопроката. Трубя в рожок, Цесаревич мчит пассажиров в гостиницу «Адриатика». Работа есть на весь день. Все рады воспользоваться услугами механического транспорта. Цесаревич и его «Лорен-Дитрих» - непременные участники всех городских свадеб, экскурсий и торжеств. Летом работы еще больше. По воскресеньям на машине Цесаревича выезжают за город целые семьи. Раздается счастливый смех детей, ветер треплет шарфы и ленты, женщины весело лепечут, отцы семейств с уважением смот рят на шофера и расспрашивают его о том, как обстоит автомобильное дело в Америке.

Но суровая действительность в короткий срок развалила построенный воображением Адама Казимировича воздушный замок со всеми его башенками, службами и флюгерами.

Сначала подвел железнодорожный график. Курьерские и скорые поезда проходили станцию Арбатов полным ходом, не останавливаясь. Смешанные поезда приходили только два раза в неделю. Население этих поездов, с котомками и запасными лаптями за спиной, не пользовались машиной из экономических соображений. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Цесаревича не нанимали. В Арбатове под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков и вплетать в лошадиные гривы бумажные цветы.

Однако загородных прогулок было множество. Но они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни пестрых шаферов, ни веселых возгласов.

В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин и долго вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:

Всем можно кататься?

Всем, - ответил Цесаревич, удивляясь робости арбатовских граждан. - Пять рублей в час.

Мужчины зашептались. До шофера донеслись страстные вздохи и слова: «Прокатимся, товарищи, после заседания? А удобно ли? По рублю двадцати пяти на человека недорого. Чего ж неудобного?..»

И впервые поместительная машина приняла в свое кожаное лоно арбатовцев. Несколько минут пассажиры молчали, подавленные быстротой передвижения, горячим запахом бензина и свистками ветра. Потом, томимые неясным предчувствием, тихонько затянули: «Быстры, как волны, дни нашей жизни». Цесаревич взял вторую скорость. Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле на лунный тракт. «Что день, то короче к могиле наш путь», - томно выводили пассажиры. Им стало жалко самих себя, стало обидно, что они никогда не были студентами. Припев они исполнили громкими голосами: «По рюмочке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом».

Стой! - закричал вдруг горбун. - Поедем обратно. В чем дело? Надо выпить.

В городе захватили много белых кегельных бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали, а потом без музыки танцевали польку-кокетку.

Истомленный ночным бдением, Цесаревич весь день продремал у руля на своей стоянке. А к вечеру явилась вчерашняя компания уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось то же самое. Ночные пиры веселой компании под предводительством горбуна продолжались две недели кряду. Радости автомобилизации оказали на клиентов Адама Казимировича странное влияние: лица у них опухли и белели в темноте, как подушки. Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. Один раз горбун подвез на извозчике к автомобилю мешок рису. На рассвете рис повезли в деревню, обменяли там на самогон-первач и в этот день в город уже не возвращались. Пили с мужиками на брудершафт, сидя на скирдах. А ночью зажгли костры и плакали особенно сильно.

В последовавшее затем серенькое утро железнодорожный кооператив «Линеец», в котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи членами правления и лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. Каково же было горькое удивление ревизоров, когда они не обнаружили в магазине ни муки, ни перца, ни мыла хозяйственного, ни корыт крестьянских, ни текстиля, ни риса. Полки, прилавки, ящики и кадушки - все было оголено. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся гигантские охотничьи сапоги, сорок девятый номер, на желтой картонной подошве, и мутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса «Националь» с никелированным дамским бюстом, усеянным разноцветными кнопками. А к Цесаревичу на квартиру прислали повестку от народного следователя. Шофер вызывался свидетелем по делу кооператива «Линеец».

Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела.

Новые пассажиры, подобно первым, явились под покровом темноты. Они тоже начали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникла у них, едва только машина сделала первые полкилометра. Как видно, арбатовцы не представляли себе, как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали авто-телегу Цесаревича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать непотребные крики и вообще прожигать жизнь.

Только тут Цесаревич понял, почему мужчины, проходившие днем мимо его машины, подмигивали друг другу и нехорошо улыбались.

Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фонарями мимо окрестных рощ, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свою жизнь почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации. И Цесаревич против своей воли снова погрузился в пучины уголовного кодекса, в мир главы третьей, говорящей о должностных преступлениях.

Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения выступал Адам Казимирович. Его правдивые рассказы сбивали подсудимых с ног, и они жалобно признавались во всем. Он погубил множество учреждений. Последней его жертвой пало филиальное отделение областной киноорганизации, снимавшее в Арбатове исторический фильм «Стенька Разин и княжна». Весь филиал упрятали на шесть лет, а фильм, представлявший узко-судебный интерес, был передан в музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из кооператива «Линеец».

После этого наступил крах. Зеленого автомобиля боялись, как чумы. Граждане далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Цесаревич водрузил полосатый столб с табличкой «Биржа автомобилей». В течение нескольких месяцев Цесаревич не заработал ни копейки и жил на сбережения, сделанные им во время ночных поездок.

Тогда он пошел на жертвы. На дверце автомобиля он вывел белую и на его взгляд весьма заманчивую надпись «Эх, прокачу!» и снизил цену с пяти рублей в час до трех. Но граждане и тут не переменили тактики. Шофер медленно колесил по городу, подъезжал к учреждениям и кричал в окна:

Воздух-то какой! Прокатаемся, что ли? Должностные лица выглядывали из окон и под грохот ундервудов отвечали:

Сам катайся! Душегуб!

Почему же душегуб? - чуть не плача спрашивал Цесаревич.

Душегуб и есть, - отвечали служащие, - под выездную сессию подведешь!

А вы бы на свои катались! - запальчиво кричал шофер. - На собственные деньги!

При этих словах должностные лица юмористически переглядывались и запирали окна. Катанье в машине за свои деньги казалось им просто глупым.

Владелец «Эх, прокачу!» рассорился со всем городом. Он уже ни с кем не раскланивался, стал нервным и злым. Завидя какого-нибудь совслужа в длинной кавказской рубашке с баллонными рукавами, он подъезжал к нему сзади и с сатанинским смехом кричал:

Мошенники! А вот я вас сейчас под показательный подведу! Под сто девятую статью!

Совслуж вздрагивал, индифферентно оправлял на себе поясок с серебряным набором, которым обычно украшали сбрую ломовых лошадей, и, делая вид, что крики относятся не к нему, ускорял шаг. Но мстительный Цесаревич продолжал ехать рядом и дразнил чиновника монотонным чтением карманного уголовного требника:

Присвоение должностным лицом денег, ценностей или иного имущества, находящегося в его ведении в силу его служебного положения, карается...

Совслуж трусливо убегал.

Лишением свободы, - кричал Цесаревич вдогонку, - на срок до трех лет! Но все это если и приносило удовлетворение шоферу, то только моральное.

Материальные дела его были отвратительны. Сбережения подходили к концу. Надо было принять какое-то решение. Дальше так продолжаться не могло.

В таком жалком состоянии застали шофера молочные братья Остап и Балаганов. Они проходили через площадь и, заинтересовавшись забавной машиной, остановились, чтобы получше ее рассмотреть.

Оригинальная конструкция, - сказал Остап, - заря автомобилизма. Видите, Балаганов, что можно сделать из простой швейной машины Зингера? Небольшое приспособление - и получилась сноповязалка системы «Мак-Кармик».

Отойди! - угрюмо сказал Цесаревич.

То есть как это «отойди»! Зачем же вы поставили на своей молотилке рекламное клеймо «Эх, прокачу»? Может быть, мы с приятелем желаем совершить деловую поездку? Может быть, мы желаем эх-прокатиться?

И первый раз за арбатовский период жизни на лице Адама Казимировича появилась улыбка. Он выскочил из машины и проворно завел тяжело застучавший мотор.

Пожалуйте, - сказал он, - куда везти?

На этот раз - никуда, - заметил Балаганов, - денег нету! Ничего не поделаешь, папаша, бедность.

Все равно, садись! - закричал Цесаревич отчаянно. - Повезу даром! Пить не будете? Голые танцевать не будете при луне? Эх! Прокачу!

Ну что ж, воспользуемся гостеприимством, - сказал Остап, влезая в машину. - Кстати, о гостеприимстве. Из чего вы заключили, что мы способны танцевать в голом виде?

Тут все такие, - ответил шофер, выводя машину на главную улицу, - государственные преступники!

Да, - сказал Остап, - трудно теперь честному человеку. Можете считать, что ваша жизнь в Арбатове кончилась.

Куда ехать? - с тоской спросил Цесаревич. - Куда податься? Остап подумал, переглянулся с Балагановым и ответил:

Мир стонет под игом социального неравенства. Наше положение резко отличается от вашего. Вы не знаете, куда ехать, но имеете средства передвижения. У нас этих средств нет, но мы знаем, куда ехать. Хотите, поедем вместе?

Куда? - спросил шофер.

В Одессу, - сказал Остап. - У нас там небольшое интимное дело. А вам работа найдется. В Одессе ценят предметы старины и охотно на них катаются. Поедем?

Стоит ли? - колебался Адам Казимирович.

В Арбатове вам нечего терять, кроме запасных цепей, - убеждал Бендер. - По дороге голодать не будете. Бензин ваш - идеи наши!

Цесаревич остановил машину и, обернувшись назад, озлобленно воскликнул:

Вот бензину-то мало!

На пятьдесят километров хватит?

Хватит на восемьдесят.

В таком случае все в порядке. Как я вам уже говорил, в идеях и мыслях у нас недостатка нет. Ровно через шестьдесят километров вас будет прямо на дороге поджидать большая железная бочка с авиационным бензином. Вам нравится авиационный бензин?

Нравится, - застенчиво ответил Цесаревич.

И эту бочку - сказал Остап, - вы получите совершенно бесплатно. Скажу более. Вас будут просить, чтобы вы приняли этот бензин.

Какой бензин? - шепнул Балаганов. - Что вы плетете? Остап важно посмотрел на оранжевые веснушки, рассеянные по лицу молочного брата, и так же тихо ответил:

Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте. Они никому не нужны. Вам я оставляю жизнь только потому, что надеюсь вас перевоспитать.

Остап не разъяснил, какая связь существует между чтением газет и большой бочкой с бензином, которая, якобы, стоит в поле. На это не хватило времени. Адам Казимирович, почуявший, что с молодыми людьми он не пропадет, захотел ехать немедленно. Он осведомился о фамилиях своих компаньонов и представился сам.

Объявляю большой скоростной пробег Арбатов-Одесса открытым! - торжественно сказал Остап. - Командиром пробега назначаю себя. Водителем машины зачисляется Адам Цесаревич. Гражданин Балаганов утверждается бортмехаником с возложением на такового обязанностей прислуги за все. Только вот что, Казимирович, надпись «Эх, прокачу!» надо немедленно изменить.

Закрасим! - услужливо сказал Цесаревич. - Это можно. Сейчас поедем ко мне в гараж и закрасим. Я еще багаж возьму, и можно будет двинуться.

Через два часа зеленая машина со свежим пятном на боку медленно вывалилась из гаража и в последний раз покатила по улицам города Арбатова. Надежда светилась в глазах Цесаревича. Рядом с ним сидел Балаганов. Он хлопотливо перетирал тряпочкой медные части, ревностно выполняя новые для него обязанности борт-механика. Командир пробега развалился на рыжем сидении, с удовлетворением поглядывая на своих новых подчиненных.

Адам! - закричал он, покрывая скрежет мотора. - Как зовут вашу машинку?

- «Лорен-Дитрих», - ответил Цесаревич.

Ну, что это за название? Машина, как военный корабль, должна иметь собственное имя. Надо подыскать хорошее название, характеризующее главные ее особенности. Ваш «Лорен-Дитрих» отличается замечательной скоростью и благородной красотой линий. Посему предлагаю присвоить машине название - Антилопа. Антилопа-Гну. Возражения есть?

Но возражений не было.

Зеленая Антилопа, скрипя всеми своими частями, помчалась по внешнему проезду Бульвара Молодых Дарований и вылетела на рыночную площадь. Там взору экипажа Антилопы представилась жанровая картина. С площади, по направлению к шоссе, согнувшись, бежал человек с белым гусем по мышкой. Левой рукой он придерживал на голове твердую соломенную шляпу. За ним с криками бежала большая толпа. Убежавший часто оглядывался назад, и тогда на его благообразном актерском лице можно было разглядеть выражение ужаса.

Паниковский бежит! - закричал Балаганов.

Вторая стадия кражи гуся, - холодно заметил Остап. - Третья стадия начнется после поимки виновного. Эта стадия сопровождается чувствительными побоями.

О приближении третьей стадии Паниковский, вероятно, догадывался, потому что бежал во всю прыть. От страха он не выпускал гуся, и это вызывало в преследовавших сильное раздражение.

166 статья, - монотонно сказал Цесаревич. - Тайное, а равно открытое похищение крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения.

Балаганов захохотал. Его тешила мысль, что нарушитель конвенции получит законное возмездие.

Машина выбралась на шоссе, прорезав толпу.

Спасите! - закричал Паниковский, когда Антилопа с ним поравнялась.

Бог подаст! - ответил Балаганов, свешиваясь за борт. Машина обдала Паниковского клубами малиновой пыли.

Возьмите меня! - вопил Паниковский, держась рядом с машиной из последних сил.

Может, возьмем гада? - спросил Остап.

Не надо, - жестоко ответил Балаганов, - пусть в другой раз знает, как нарушать конвенции!

Но Остап уже принял решение.

Паниковский немедленно повиновался. Гусь недовольно поднялся с земли, почесался и, как ни в чем не бывало, пошел обратно в город.

Влезайте, - предложил Остап, - черт с вами! Но больше не грешите, а то вырву руки с корнем.

Паниковский, перебирая ногами, ухватился за кузов, потом налег на борт животом, перевалился в машину, как купающийся в лодку, и, стуча манжетами, упал на дно.

Полный ход! - скомандовал Остап. - Трубите в сирену!

Балаганов нажал на резиновую грушу, и из медного рожка вырвались старомодные веселые, внезапно обрывающиеся звуки:

Матчиш прелестный танец. Та-ра-та...

Матчиш прелестный танец. Та-ра-та... И Антилопа-Гну вырвалась в синее поле навстречу бочке с авиационным бензином.

В последнее время водители нередко жалуются: у машины вдруг резко вырос расход топлива. Причем без видимых на то оснований. Условия эксплуатации автомобиля остались прежними, а вот аппетит железного коня значительно увеличился. В чем же дело?

Причину необоснованного расхода топлива, скорее всего, надо искать в некачественном бензине. Наблюдается тенденция ухудшения качества бензина. Происходит это, вероятнее всего, на фоне роста цен на топливо. В этой ситуации некоторые операторы рынка нефтепродуктов из-за неравномерного роста оптовой и розничной цены бензина, ощутили снижение прибылей и, естественно, начали бороться с «издержками».

Откуда берется некачественный бензин? Простейший вариант, доступный практически на любой заправке – доведение октанового числа до требуемого значения присадками, предотвращающими детонацию низкосортного бензина, а не натуральными компонентами высокооктанового бензина. Так, из 76-го бензина «мутят» 92-й, а из 92-го, соответственно, 95-й. Цена бензина становится выше. И если автомобиль выработал топливо быстро, то при редком использовании это почти не скажется на состоянии его двигателя. Получается и продавцы эрзац-бензина в прибыли и водители довольны? Не совсем так. Чем новее автомобиль, и чем он больше напичкан всякой электроникой, тем он чувствительнее к качеству бензина.

Другой, часто используемый вариант, – «доводка» сырья до кондиции прямо на месте. Общеизвестно, что прямогонный бензин, как сырье для производства автомобильных бензинов, дешевле. Отсюда, велик соблазн добавления присадок прямо в него. Этот вариант куда опаснее предыдущего, так как качественный и количественный состав такой смеси еще более подвержен отклонениям от требований норм. Кроме того, существуют и другие марки бензинов, которые не предусмотрены ГОСТом, но востребованы рынком: ББЦ (бензин для бытовых целей), абсорбент, олигомеризат, бензин вторичных процессов производства, БПЦ (бензин для промышленных целей) и некоторые другие. Можно только предполагать, как эти марки бензинов используют «пираты» в своих корыстных целях.

Получаемый при первичной переработке нефти прямогонный бензин, является только сырьем для производства качественного бензина с заданными свойствами. Октановое число такого сырья, как правило, не бывает выше 65. И только благодаря смешиванию с другими легкими фракциями, удается повысить октановое число. На заводах допускается лишь незначительное (до 0,3%) добавление присадок, повышающих октановое число до требуемых значений. Несомненно, это оправдано, поскольку длительное хранение бензина с нерегламентированным добавлением присадок обязательно приводит к значительному снижению октанового числа. Вот только если качественный бензин теряет не более единицы в месяц, то некачественный бензин может изменять октановое число на единицу в день.